Вторая удача такова. В квартире нашелся светописный снимок в рамке. Похоже, на нем — потерпевшая. Снята лет пять назад, вид имеет довольно ухоженный: в светлом платье, на лежанке, со взором, уткнутым в какую-то толстую книжку. Эту картинку я отнес к Пардарри. У него в мастерской теснота не меньшая, чем у Динни в ее хозяйстве, но правила есть правила. Сомнительная покойница, кто бы она ни была, заслуживает хотя бы иметь портрет свой напечатанным среди объявлений в "Ларбарском Доброхоте". Пусть сограждане опознают, ежели смогут.
И вот, не успел я выйти, как Пардарри от стола своего кричит:
— А снимок-то известный! Из "Успехов мэйанской светописи". Ежели не путаю, в четырнадцатом году награду получил по разделу "Быт". Подписан был "За чтением" или как-то вроде.
Есть приятный обычай у газетчиков: не мешкая, откликаться на записки, если им посулить Таинственное Преступление. В книгохранилище Дома Печати нашлись те самые "Успехи" и даже данные о мастере-светописце. Он из Хоба, по крайней мере, четыре года назад работал в Габбоне. Отбили телеграммой запрос — может быть, удастся восстановить имя и какие-то сведения об особе, которую он заснял.
Какое же письмо да без приписки. "При сильном увеличении — порадовали меня из газеты — на корешке книги в руках у девушки читается надпись. Это "Змиево гнездо" 1111 года выпуска. Сие что-то значит?". То есть листает мастерша Райлер не что-нибудь, а перепись потомков Царского дома Аранды.
Остается понять, где тут в комнате у сотника помещается образ его Единого Бога. На столе — где путаница ремней, сумки с противогазом и с бумагами, ножны с саблей да кожаная шапка с коронным гербом? В несгораемом ящике в углу, где связка шашек (три дымовых, две взрывчатых) и пистолет? На подоконнике, где скальная роза, стрелолист, бугудугадские фиалки и прочие изыски квартирного садоводства? Настоящего разноцветного коврика со Змием Джангабулом тут нет. Может быть, есть где-то у тетушки, только в ее хозяйстве даже и Господа теперь не найдешь. Разве что привлечь к делу мэнгриного сослуживца, мэйанина Марручи: парню здорово удаются обыски.
А Гвендве, раз уж он обратился к почитанию пардвянских богов, Змий теперь и ни к чему.
* * *
5.
Пятнадцатое число месяца Целительницы, без четверти час дня.
Западный берег, Училищная часть. Ларбарский Дом Печати.
Чабир Чанчибар, дневной ординатор Четвертого хирургического отделения Первой Ларбарской городской лечебницы.
Чанэри Ниарран, обозреватель газеты "Ларбарский Доброхот".
Забавно, да? Лопоухий орк в светло-сером моднющем пиджаке и при шейном платке в горошек. Рабский ошейник смотрелся бы куда более кстати, верно? А нет — так чего ухмыляться? Небритая арандийская личность в вязаной фуфайке, в очках, съехавших с носа, имеет вид ничуть не более серьезный.
Вместе эти двое, орк и человек, составляют порою живописную парочку. В часы досуга, когда поют-играют для прохожих где-нибудь на бульваре или на набережной. Один с бандурой, другой с орочьим гудком.
Бриться и умываться газетчику нынче некогда. Три часа до сдачи "Доброхота" в печатню, горячее времечко. Зато потом почти десять дней свободных: сиди себе, пиши в свое удовольствие. Газета-то всего дважды в месяц выходит. Праздничное, приятное чтение, не какие-нибудь "Новости"...
— Просьба к тебе. Личная, можно?
— Конечно. А что стряслось-то?
— Некая человеческая женщина. Вчера утром, в Старой Гавани, на улице Обретенской. Семерыми да примется...
— Так, знаю. И что?
— Остановить сможешь?
— Запрос в Габбон? Не получится. Он гильдейской депешей послан, ответ не мне придет.
— Статью.
— Которую? Об этом деле? Поздно: завтрашний выпуск собран уже. Да статьи пока и нет. Только снимок девушки и просьба откликнуться тем, кто знал ее.
— Глянуть можно?
— Сейчас поищу. Да, вот. По-своему красивая, грустная очень.
— Была... А заметка?
— Что — заметка?
— Прочесть.
— На слово не веришь? Тогда погоди, пока всю полосу принесут.
— Там прямо сказано: убита?
— Кто, барышня эта? Именно убита?
— А ты не слыхал?
— Только про то, что померла, и что при ней не нашли никаких бумаг, подтверждающих личность. А подробнее?
— Возьмешься проследить, чтобы имя одно в газетах не трепалось? Того человека, кого за это убийство схватили.
— Ого! Так у стражи уже и подозреваемый есть?
— Она. Подозреваемая. Сама призналась. Только она не убивала.
— И кто это?
— Дочка моей коллеги, Алилы Магго. Минору ее зовут. В этом году в Университет поступила.
— Дочь мастерши Магго? Что за бред?
— Сам ее знаешь?
— Дочку — нет. А Магго... Наслышан про нее. Так ты уверен?
— Не убивала.
— Ты точно слышал, что эту девчонку забрали за убийство? Да еще — по собственному признанию?
— Мать моя у Минору — наставницей. К ней сыщики приходили.
— Тогда понятно.
— Так проследишь?
— Хорош ты, Чабир. Приносишь газетчику этакие сведения — и хочешь взамен, чтобы он тебе дал обет о неразглашении? Да не только за себя, а за весь Дом Печати?
— Магго. Жалко ее.
— Слов нет, как жалко. И всё же. Если бы ты...
— Вот если нету слов — так и не надо, чтоб были.
— Я и говорю: если бы ты меня не просветил, мне бы, может быть, долго еще в голову не пришло полюбопытствовать, как именно эта габбонская девушка скончалась.
— Тебе. А коллегам твоим?
— Снимок нам прислала стража. Если сочтет полезным для следствия дать потом еще какие-то сообщения, то мы их не напечатать не сможем.
— Ну, да. Громкое дело. Продажи возрастут.
— Еще раз, Чабир: я тебе толкую не про то, что выгодно нам, а про содействие Короне. Если бы речь шла о "Доброхоте", то да, я на что-то повлиять мог бы. В конце концов, чтение развлекательное. Но "Доброхот" завтра, авось, выйдет — и всё, до следующих выходных. А в будни, в "Новостях", казенные объявления идут в том виде, как нам их присылают. Имя выкинуть невозможно. Кстати: а про саму погибшую ты-таки ничего не знаешь?
— Откуда? С Минору вместе я такой женщины не встречал. Она не из хора. Не из родни наших больничных. От слободки, где я живу, Обретенская далеко.
— Слушай-ка, Чабир, а ведь насчет "больничных" — это мысль! Если девушка сколько-то времени жила в Ларбаре, то наверное, где-то да лечилась. Вряд ли у вас в Первой лечебнице, скорее, в Четвертой. То есть опять же в Старой Гавани. Или у частного врача. Если бы расспросить...
— О своих больных порядочный лекарь не болтает. Даже если и знает о них что-то помимо недугов. По закону положено сообщать, если только ранения, ожоги, дурман. Да и то... Нет, по врачам едва ли чего нароют.
— Даже если ты их попросил бы помочь?
— Что толку, если та женщина чужим именем называлась? Врачи-то ее личность не проверяли.
— Тоже верно.
— Стало быть, не берешься.
— Что смогу, сделаю. Полного молчания не обещаю.
— Ладно. Придется тогда с самими сыщиками потолковать.
— Можно я тебя тоже попрошу, взаимообразно?
— Ну?
— Окажи милость, Чабир: когда в участок пойдешь, ты с сотником попробуй говорить как-нибудь по-другому, чем тут со мной. Не надо задирать его. Я этого господина Барданга немножко знаю: он на подобные штуки не ведется.
Ну, конечно. Арандиец за арандийца всегда вступится. Как и орк за орка. Даром что все мы граждане одного и того же Объединения. Значит, остается найти того человека, ради кого человечья девушка Минору решилась взять на себя вину за убийство. Найти и вломить ему со всею орочьей прямотой.
Газетчик ищет на столе чистый лист бумаги. Не так-то это просто. Найдя, пишет:
Тагайчи!
Мне Чанчибар рассказал, что у Магго беда. Я чем-то могу пособить? До четырех я на работе, потом подойду, куда скажешь. Люблю тебя. Ч.Н.
Надписывает: Первая Ларбарская городская лечебница. Стажерке Тагайчи Ягукко.
* * *
6.
Газета "Ларбарский Доброхот" от шестнадцатого числа месяца Целительницы.
Раздел "Общество".
УЛИЧНОЕ НАЧАЛЬСТВО,
или Кому и зачем нужны рабочие сходки
Властей у нас никогда не бывает слишком много
Галликко, 61-й Король Объединения
Еще зимою механик Ча с Восточного берега ругался: замучили сборища уличные, сил нет! Хоть по праздникам, хоть по будням: толпою дорогу перегородят — и стоят. Власть, вишь ли, новая в Ларбаре завелась! Не нравится ей, когда ты топаешь по своим делам, ни локтями, ни боками не чуя близости сограждан. Непременно сутолоку устроить надо... И еще это наше новейшее начальство не любит, чтобы в городе было тихо и тускло. На гармошке играют, в рупоры орут. Холсты разрисованные вывешивают, заборы исписали повсюду, уж не говоря про листовки...
Знакомый с Западного берега утешал: у вас еще сносно. Вот у нас на Башенной площади и вовсе — затор и днем, и ночью! Опять же, жалко им, когда у уличных фонарей подножия пустуют. Кто-то должен там, в полутора аршинах над мостовой, возвышаться и проповедовать.
Так мастер Ча и ходил на работу и с работы через сходки. Серчал — но куда ж денешься? Только мерзнуть что-то стал, да одеться можно и потеплее.
А недавно вернулся с шишкою во лбу и с оторванным рукавом. Мужчина он спокойный, по кабакам не гуляет. Где, спрашивают, с тобой этакое сталось? А всё там же, на улице. Совсем проход запрудили горлопаны, силою пришлось продираться? Да нет...
Тут-то мастер во всём и признался.
По улице он не шел. Он там стоял. Несколько месяцев уже: утром отправляется будто бы в мастерские, а сам выберет фонарную тумбу покрепче — ну, и залезет, холстинку с надписью на себя нацепит... Позор, дескать, не допустим, и всякое такое. Внизу еще дюжины три ребят: кто с дудкой, кто с рупором, кто просто так... А нынче место то другой сходке слюбилось. Да механики — они ж не боевики какие-нибудь! С супостатами не дрались, по-хорошему их убедили. Только вот сам Ча малость навернулся...
А чего раньше скрытничал? Стыдно: топчешься у всех на виду, как дикобраз в зверинце, да еще и шумишь. И никто тебя там не засек — из соседей, из гильдейских твоих начальников? Да всем эти сходки надоели уже, никто уличных крикунов и не замечает. Но погоди, мастер: если так, тогда что толку кричать-то? А совестно перед товарищами. Наши, из мастерских, через два дня на третий выходят на сходку, иные и чаще. Как же я отлынивать буду?
Кто собирает эти сходки? Ясно, что не гильдии. И не храмы, не землячества. Власть и вправду небывалая: негильдейские сообщества. Из них в Ларбаре за прошедшую зиму громче всех заявили о себе два: "Мэйанский союз трудящихся" (МСТ) и "Семибожное рабочее братство" (СРБ).
Чего они хотят? Отвечает мастер Дабураи Лутамбиу, председатель отделения СРБ в Приморье (слесарь второго рабочего разряда из Механических мастерских, член Приморской механической гильдии):
— Мы умозрительных задач не ставим. Есть насущные вопросы. Скажем, такой: чтобы начальство не делило работников на старожилов и приезжих. А то как "мэйанину" — так квартиру, поскольку он местный, а как "чужому" — общежитие, хоть бы он уже лет двадцать в Ларбаре вкалывал и при здешней гильдии состоял. МСТ волю дай, так они и до десятого колена будут высчитывать, у кого откуда предки...
Продолжает благородный Таррига Винначи, глава Приморского отделения МСТ (выпускник отделения Механики Ларбарского университета, вольный исследователь второго ученого разряда, член той же гильдии):
— Союз не имеет целью менять принятый порядок гильдейской жизни. Однако многие перекосы нуждаются в выправлении. Например, когда трудовой распорядок гильдии приноравливают к обетам рабочих-семибожников, и не заботятся при этом о создании равных условий для их товарищей, принадлежащих к иным исповеданиям. Если попустительство проискам СРБ будет продолжаться, мастерские превратятся в подобие молелен...
Итак, два сообщества созданы для борьбы друг с дружкой?
Не будем торопиться. Спросим лучше: а зачем это нужно?
На сей счет в городе мнения расходятся.
Мнение первое. Тяжелая однообразная работа дает нагрузку на сознание. Стоя у станка, сам себя шестеренкой чувствуешь. Надобно чем-то снимать напряжение, чтобы не рехнуться. Вот работяги и снимают: шумными звуками, яркими красками... К тому же — на вольном воздухе, принародно. Все речи их проповедников — это, по сути, один лишь простой крик: "Посмотрите, я живой! Не железный!" Как дитя вопит, чтобы про него не забыли. Врачи, правда, говорят, что на улице и застудиться легко, и горло сорвать. Да и вопрос еще, чего тут больше: разрядки — или наоборот, дополнительного давления на свои же нервы.
Мнение второе. У приморских механиков, гончаров, ткачей всё чаще применяется порядок "частичной занятости". Махины становятся всё совершеннее, а рост производства себя не окупает. Увольнения еще менее выгодны: либо плати пособия безработным, либо хлопочи о переводе своих гильдейцев в другие города или даже за пределы Приморья. Гораздо удобнее, когда на одном рабочем месте за одно жалованье трудятся три человека. Деньги делятся поровну между ними. Речь не о сменной работе — ведь каждый сменщик тоже един в трех лицах. Этак "частично" трудится до трети рабочих названных гильдий.
Но есть же давний, испытанный способ обустроить досуг труженика: рабочие дружины! И приятно, и полезно — без них беспорядка в городе было бы куда больше. Верно, но не владея как следует метанием шашек и кулачным боем, в эти дружины нынче не вступишь. Готовиться надо смолоду, желательно начинать еще в школе. А как быть работягам зрелых лет? Или тем гильдиям, у кого нету средств на гимнастические залы и на наставников по боевым искусствам? Для подобного небогатого случая создаются сообщества более мирные, разговорные. Вроде МСТ и СРБ.
