Они двигались дорогою, проложенной вдоль берега Рейна, местами отдалявшейся от него, а местами приближавшейся к нему вплотную. Около полудня путники заметили причаливший к берегу корабль. Они не поверили своим глазам. Подъехали ближе. О счастье! То был "Святой Христофор", невредимый, почти не пострадавший от бури! Невозможно описать радость, с какой наши путешественники обняли друзей, коих уже мыслили потерянными! Как ликовали отважные воины, зря спасение своей юной госпожи! И самые суровые из них украдкою утирали увлажнившиеся глаза.

Леонора и ее спутники жаждали узнать, каким чудом был спасен корабль, гибель которого в волнах представлялась им неизбежной. Однако капитан не пожелал удовлетворить их законного любопытства и прорычал, сопровождая свою речь скверной бранью:

— Некоторым сухопутным пить нужно меньше!

К счастью для путников, все было цело, и поклажа, и кони. Леонора сменила платье, жестоко пострадавшее от речной воды, на другое. Не без некоторого сожаления, скажем прямо, пересела она на свою тонконогую кобылку. Впрочем, сия хвостатая кокетка, носящая нежное имя Аврора, словно нарочно все время старалась держаться поближе к могучему боевому коню Годфрида, к немалой радости своей хозяйки. Некая неведомая сила влекла Леонору к рыцарю. Какая? Она не знала сама. Была ли это благодарность? Несомненно. Потребность слабой женщины в защите? Вероятнее всего. Нечто иное? Быть может...

Долгая дорога становится короче, когда она украшена приятной беседою. Трудхен с вольностью, которая в обычае у субреток, обратилась к Годфриду:

— Мессир рыцарь, ведь Вольцгены в родстве с Ройхсбургами?

— В очень дальнем, — отвечал Годфрид.

— Значит, вы знакомы с молодым Вальтером?

— Как можешь ты спрашивать о таких вещах! — возмутилась Леонора.

— А что здесь такого? — лукаво возразила девушка. — Если вам, барышня, безразлично, за кого вы выходите замуж, так нам с Фатимой хочется знать, к кому мы поступаем в услужение.

К всеобщему удивлению, Фатима на сей раз поддержала свою товарку, заявив:

— От кого же и узнать невесте, каков ее жених, если не от его родственников.

Годфрид, хотя и посмеялся про себя девичьему любопытству, нашел его вполне законным.

— Что ж рассказать вам о Вальтере? — молвил он. — Он рыцарь. Бывал в Святой Земле. Насколько я слышал, соратники отзывались о нем неплохо.

— Каков он из себя? Хорош ли?

— Красотою, конечно, его нельзя уподобить какому-нибудь Зигфриду или Ланцелоту, но он и не урод. Обращение его таково, как принято между благородными людьми. Тамплиера он вряд ли перепьет, но на пиру вполне хорош.

Высокое искусство бражничать почиталось в ту пору среди важнейших рыцарских добродетелей. И все же Леонора вздохнула про себя: "Ах, каким глупостям придают мужчины значение!".

— А каков он с дамами? — продолжила расспросы Трудхен, вполне разделявшая мнение своей госпожи.

— Как подобает рыцарю. Своих стихов не пишет, но чужие читает вполне ловко. Недурственный боец. Три или четыре раза побеждал на турнирах, хотя не возьмусь судить, было ли здесь причиной его искусство или слабость его соперников.

— Есть ли... есть ли у него дама сердца? — робко спросила Леонора, вся затрепетав и зардевшись.

При этих словах как бы тень пробежала по лицу рыцаря.

— Во всяком случае, — отвечал он, — когда я покидал Ройхсбург, не было.

Меж тем вечерело, и следовало подумать о ночлеге. Неподалеку расположен был замок барона М., куда и направили бег своих коней наши путешественники. Вскоре перед их взорами возникли высокие башни, казавшиеся величественными и таинственными в сгустившихся сумерках. Ворота были заперты, мост поднят. Не раздавалось ни звука, лишь еле слышное журчание воды, струящейся в глубоком рву, доносилось до слуха уставших путешественников.

Годфрид протрубил в свой звонкий рог. Через несколько минут над стеною появилась голова краснолицего седеющего мужчины, которого, не рискуя ошибиться, можно было признать за управляющего. Он почтительно приветствовал путников. Годфрид, назвав имя дамы, которую он сопровождал, и свое имя, обратился с просьбою о ночлеге. Управляющий отвечал, что путешественники будут желанными гостями в сем замке.

Подъемный мост со скрыпом опустился на железных цепях. Путники въехали под мрачные своды замка. Леонора, ощутив внезапную робость, жалась к своему спутнику. Замок казался пустым. Вместо десятков слуг, воинов и крестьян, коим полагалось бы сновать по двору, едва несколько человек, праздно сидящих или стоящих подле стен, проводили гостей взглядами. Но вопрос, увидят ли они хозяина или хозяйку замка, управляющий лишь пожал плечами.

Впрочем, покои, отведенные путешественникам, были вполне уютны и даже роскошны, ужин, по словам управляющего, вскоре должен был быть подан, а пока им было предложено совершить омовение, в чем все они, после утомительной дороги, чрезвычайно нуждались.

Для тех читателей, кто незнаком с устройством средневековых мылен, будет небезлюбопытно узнать о сем предмете поподробнее. В те старинные времена знатные люди пользовались для купания огромными деревянными бочками, в которые наливалась горячая вода. Внутри, для полного удобства моющегося, устроена была скамеечка, на которую можно было присесть. Таким образом, над краями бочки видна была только голова, и несколько человек могли, не нарушая требований скромности, совершать омовение одновременно в соседних бочках или же беседовать с иными, так сказать, сухими, лицами. Предвижу вопрос читателя... о нет, у юной Леоноры, столь же невинной, сколь и прелестной, конечно же, не могло и родиться мысли приоткрыть перед спутником своим хотя бы часть своих прелестей. Родилась ли такая мысль у добродетельного рыцаря? Как знать! Прошлое надежно хранит свои тайны.

В положенный час Леонора вышла к ужину. На ней было зеленое платье с широкими откидными рукавами, расшитое по подолу и боковым швам золотыми цветами, и котта кремового оттенка. Тончайший прозрачный вуаль струился с плеч, удерживаемый золотой фибулой, а волосы были убраны в прическу, украшенную самоцветными каменьями. Костюм Годфрида был, напротив, очень прост. Собственно, это было то же платье, что и прежде, только вычищенное и приведенное в порядок.

Молчаливые слуги проводили гостей к почетным местам за длинным столом, щедро уставленным разными яствами. Хозяев по-прежнему не было. Годфрид и Леонора переглянулись.

— Вы не находите все это все это несколько зловещим? — промолвила Леонора, склонившись к своему спутнику и понизив голос.

Годфрид не успел ответить, поскольку в это мгновенье двери заскрежетали и растворились, и в залу вступила седая старая дама. Она шла с трудом, опираясь на клюку, и двое слуг поддерживали ее с обеих сторон.

— Принимать под своим кровом столь высокородную девицу и столь достойного рыцаря — огромная честь и радость для меня, — проговорила старуха, относясь к Леоноре и Годфриду. — Жаль, что мой покойный муж уже не сможет разделить ее со мною. Прошу прощения за то, что не засвидетельствовала вам свое почтение ранее, но вы же видите — старые мои ноги совсем не ходят.

Это была вдовствующая баронесса.

Во время ужина, простого, но обильного, как нельзя лучше соответствовавшего желаниям утомленных путешественников, хозяйка старалась поддерживать застольную беседу со всей возможной любезностью. Среди прочего она заявила:

— Слышали ли вы, что граф К. устраивает турнир в честь именин своей дочери? Все рыцари и дамы герцогства, а может, и соседних, теперь в городе. Самое блестящее общество. Впрочем, ныне турниры стали не таковы, что прежде! Вот, помню, турнир в Бремене тридцать... ах, нет, что за несносная память! Двадцать восемь лет назад. Там были... — и добрая старушка принялась перечислять имена доблестных рыцарей, ныне почивших или покрывшихся сединами и мирно качавших на коленях внуков. — Жаль, мой сын уже не будет в этот раз сражаться. Впрочем, ломать копья — дело холостых, не так ли? Оба моих внука непременно выйдут на ристалище, и, клянусь перчатками святой Брунгильды, не всякий противник сумеет выбить их из седла!

Коль скоро удивление наших путешественников относительно безлюдности замка было рассеяно, они с удвоенным старанием налегли на жаркое. Даже Леонора, утомленная путешествием и приключениями, кушала с завидным аппетитом, столь несвойственным ее тонкой и нежной натуре. Она даже выпила немного рейнского вина, о котором знатоки говорят, что оно напоено солнцем и речными туманами.

— До чего же отрадно видеть, когда молодая девушка хорошо кушает и не выдумывает всяких глупостей, — заметила гостеприимная старушка с живейшей радостью. — А моя внучка совсем ничего не ест и то и дело лишается чувств. Кавалеры, конечно, тешат себя иллюзиями, что это от чувствительности, но я-то знаю, что от голода!

Йоган Вайс, расположившийся на нижнем конце стола, отведенном для воинов, к вину приложился безо всяких поэтических тонкостей, да и мясу отдал честь, последним вполне заслуженную; правда, в глубине души он вздохнул, что вместо вина не было предложено ему доброго пива.

— Вы, конечно же, будете на турнире? — спросила баронесса, немного погодя.

— Право, я не знаю, — промолвила Леонора задумчиво. — Нас ждет долгая дорога.

— Что за сомнения! Турниры бывают нечасто, а дорога — вот она, лежит на земле всякий день и никуда не девается, — со смехом отвечала старушка. — Ах, если б только мои старые ноги ходили, как прежде, ничто не заставило бы меня пропустить такое зрелище! Разумеется, вы будете на турнире. А вы, достойный рыцарь, и примете в нем участие, иначе к чему вам ваши шпоры?

— У меня нет ни копья, ни доспехов, — возразил Годфрид.

— Моя оружейная к вашим услугам. Сын мой, конечно же, не откажет своему собрату в такой любезности. Уверена, кольчуга моего покойного мужа придется вам как раз впору. Он ведь получил мою руку в награду за победу в турнире, так-то вот!

Леонора была побеждена любезностью гостеприимной старушки; она взглянула на своего спутника с вопросом, который в столь прекрасных очах почти равен приказанию.

— О нет, я не могу участвовать в этом турнире, — отвечал Годфрид хладнокровно.

— Жестокий! Вы не хотите доставить мне удовольствия?

— Поверьте, сударыня, в иных обстоятельствах я, преклонив колено, смиренно умолял бы вас дозволить мне надеть ваши цвета и преломить копье в вашу честь. Но теперь данный мною обет запрещает мне не только участвовать в сем турнире, но даже и присутствовать на нем.

— Что ж, обеты — дело святое, тут ничего не возразишь, — согласилась старая баронесса. — Обеты суть узы, связывающие нас с небом. Хотя мужчины иногда приносят такие глупые обеты!

Леонора склонила прелестную свою головку, и печальный вздох, идущий из самой глубины души, слетел с ее уст. Рыцарь не мог остаться безучастным.

— Разве что, — проговорил он после некоторого раздумья, — под видом вашего слуги?

Глава 5. Рыцарский турнир.

На другой день Леонора отправилась в город. Годфрид сопровождал ее, одетый в платье, позаимствованное у одного из ее драбантов, то есть охранителей, оказавшимся с ним одного роста.

Читатель был уже свидетелем празднества народного, до которого аристократия, если так можно выразиться, снисходительно спускается. Представив же теперь праздник аристократический, до которого народ допускается лишь с черного хода, в роли свидетеля, но не участника.

Город весь был увешан флагами, коврами, драгоценными тканями. Все двигалось, все шумело, все веселилось. Из многочисленных рыцарей одни в ожидании грядущего состязания бражничали, другие ухаживали за дамами, третьи совмещали оба занятия; последним, конечно, благородных дам замещали женщины совсем иного сорта, всегда в изобилии стекающиеся туда, где собираются воины. Некоторые тренировались.

Леонора скоро отыскала барона, который, по рекомендации своей почтенной матушки, оказал ей самый радушный прием. Супруга и дочери его наперебой выказывали ей свою живейшую приязнь, сыновья барона не спускали с нее восхищенных взоров. Но любезнее, но внимательнее всех был кузен барона, рыцарь Конрад фон Кетвиг, носящий сеньяль, то есть прозвище, Рыцарь Черного Вепря. Это был мужчина лет тридцати пяти, высокого роста и немалой силы; его прекрасно развитая мускулатура привела бы в восторг античного ваятеля. Грубоватые черты лица его выражали дикую необузданную отвагу и страстность. Тем более замечательна была та превосходящая лучшие образцы куртуазности почтительность, с коею отнесся он к нежданной гостье. Со всей галантностью, преклонив колено, обратился он к Леоноре с просьбою его дамою на сем турнире.

— Право, я не знаю, удобно ли это, — засомневалась Леонора.

Ах, ей не должно было бы соглашаться! Но всякой женщине, сколь бы ни была она избалована вниманием поклонников, льстит преклонение рыцаря. Но тот, кому она от всего сердца хотела бы оказать эту милость, не просил о ней. Более того, Годфрид, почитаемый всеми за простого воина, даже не был допущен в комнату, где за легким полдником в непринужденной беседе коротали время знатные рыцари и дамы. С нежною своею улыбкой, столь же чарующей, как улыбка самой Венеры, вложила Леонора свой шарф в руку склонившегося перед нею рыцаря.

Весь город говорил лишь о том, кто из рыцарей станет победителем турнира, и какую из дам объявит он королевою любви и красоты. Но если на первое звание было немало достойных претендентов, то относительного второго все слегка лукавили. Хотя об этом не было заявлено открыто, подразумевалось (как объяснил Леоноре любезный барон), что призом победителю станет не только благосклонный взгляд высокородной именинницы, но и ее рука. "А если не прелести юной Матильды, так ее приданное делают сей приз весьма заманчивым", — со смехом прибавила баронесса.

И вот наступил долгожданный день турнира. Казалось, весь город, больше — все герцогство собралось на ристалище. Улицы вымерли. Ни одна живая душа не желала пропустить сего великолепного зрелища. Дамы в шелках и бархате восседали в ложах, благородные дворяне, по возрасту или положению не принимавшие участия в состязании, заняли места подле них, слуги и служанки суетились, спеша исполнить малейшие желания своих господ. Простонародье теснилось внизу подле самого ристалища, громкими криками приветствуя участников турнира.

На поле вывешены были гербовые щиты рыцарей, составляющих партию зачинщиков турнира. По знаку герольдов на поле выехали рыцари противоположной партии. Каждый должен был коснуться копьем щита избранного им противника, тупым концом — если желал биться на тупом оружии, острием — если хотел сразиться насмерть... Впрочем, подробный рассказ превратил бы нашу краткую повесть в некое подобие тех древних поэм, где одно перечисление отважных героев занимает целые страницы. Античные греки внимали им с охотою; как бы современный читатель не начал зевать! Детальное описание сей церемонии вы можете найти у уважаемого г-на Walter Scott'а.