Там мой брат!

Мда... Далеко меня занесло от наших земель, от тихого лесного графства, где теперь отец... На границу сорочьими землями, в старую крепость Ахсну... И сколько ещё жить нашей крепости? Мы все стараемся об этом не думать.

Долгая осада вымотала нас — и физически и морально. Голова пустая, тупая, и такое ощущение, словно она заполнена дымом и гулом... А ещё запахами. Запах крови и дерьма, рвоты и гари, иногда еды — одновременно со всем прочим, что не мешает нам накидываться на эту еду, как голодным волкам, не обращая внимания на остальное...

— Спасибо, остроухий!

Это Горм — он рядом со мной на стене, арбалетчик... Сегодня у меня удача — я снял вражеского лучника, такого же как я, полуэльфа, а может, и чистокровного — уж больно хорошо тот стрелял! И стрелял-то, гад, именно по арбалетчикам... избирательно. Вот Горм и был бы следующим, кабы мне не повезло.

— Обращайтесь в любое время, господин десятник...

Горм хлопает меня по плечу и вразвалочку спускается вниз. Наша смена окончена. Сколько их ещё будет?

"Пока не возьмут крепость", — приходит трезвая, спокойная мысль. У этой мысли взгляд и голос погибшего сотника Стайна. Он умирал быстро и легко... если возможно это — умирать легко с перерубленной артерией на ноге.

"Не трудись, Федя", — сказал он, — "ты ничего не сделаешь... не сможешь".

А потом добавил: "Боюсь, нам не продержаться. Бедные ребята..." и умер.

Я и вправду не смог бы ничего сделать, даже если был бы целителем... каковым я не являюсь. Как же тяжело всякий раз объяснять это тем, кто с надеждой смотрит на мои эльфийские уши!

Да, я могу лечить! Но... не так, как настоящие эльфы. Я могу влить силы, помочь... когда у раненого нету уже сил бороться. Ускорить заживление. И всё. Но такие вот раны.. да полно, может и эльфийские целители не умеют их лечить... хотя, быть может, это я так оправдываюсь перед самим собой.

Может, я и научился бы по-настоящему исцелять, если бы длинноухие родственнички научили. Говорят, такому учат с самого детства. Но — увы.

Сотник, как и большинство солдат здесь, звал меня Федей, а вот побратим — Эданом. Это было имя для него. И ещё для отца — так уж вышло. Именно они звали меня так.

Боонр, Бор, Борька и даже просто Бо — ему было всё равно. Мой друг даже удивлялся, и как то можно придавать значение подобной ерунде?! И в общем-то он был прав. Он почти всегда прав.

Здорово всё-таки, что жизнь свела нас — в одном городке, стоявшем на перекрестке караванных путей, в тот момент, когда мне было особенно тошно. Нападение грабителей было отбито, я не пострадал — даже не ранили, но из охранников каравана погибла половина. И почему-то так сошлось, что погибли именно те, с кем я успел немного сдружиться, с кем мне было приятнее разговаривать и просто ехать рядом...

Купец — выжига и хам — не пострадал, груз — тоже, ну а что до наемников... работа у них такая. Оставшимся в живых выдали премию — за счет тех, кто погиб. Они-то не получили ничего, да и их близким ничего не причиталось — не было такого уговору. Все остальные были с этим согласны — дело привычное, радовались лишним деньгам... а мне было тошно. Хотелось выстрелить... в нанимателя. Нет. Не убить — но со стрелой в заднице он бы меня порадовал куда больше.

Я первым распрощался с купцом и остальными. И тут, на базарной площади, я и встретил Боонра...

Рабский торг.

У нас в королевстве рабства вроде как нет. Но если этот "товар" привезли откуда-то ещё — то, выходит, можно. Покупай и владей. И прав твой слуга по закону никаких не имеет... ну почти. Это ведь не человек или орк — это имущество другого государства, привезенное для продажи...

Рабов было около десятка. Большинство — орки, как всегда, или полукровки... драное подобие одежды, кислый запах, угодливая речь надсмотрщика, которого я не слушал...

Меня поразил взгляд раба.

Прямой взгляд в глаза сам по себе был неожиданным — говорят, у орков рабам запрещено глядеть в глаза, это уже является достаточным поводом для порки. Но дело было не только в этом... Что я увидел тогда в Борькиных глазах?

Можно было ожидать злобы — я бы понял! Отчаяния и мольбы, загнанности и ненависти, зависти и угодливости... Ничего этого не было.

Спокойное, усталое достоинство. Несмотря ни на что! А ведь в рабьи клетки плевали и бросали гнилые овощи — а как ещё развлечься мальчишкам на рынке? Бесцеремонное разглядывание — впрочем, некоторые потенциальные покупатели не ограничивались разглядыванием, а щупали зубы и мускулы. Лошадей и то как-то с большим уважением смотрят, когда купить хотят...

Достоинство, усталость и... понимание. Раб как будто понимал даже то, как мне погано на душе! Странно, но покорности не было в его взгляде — чувствовалось, что дай ему сейчас оружие, чтобы добыть свободу в поединке — и он будет сражаться с кем угодно. Может, даже и без оружия. И не факт, что проиграет. Но сейчас — клетка крепка, кругом люди, женщины и дети... И те, кто купил его у орков, и их многочисленные слуги. Не вырваться...

А ещё... раб, встретившись со мною глазами, почти улыбнулся — как будто хотел сказать "ты видишь, как оно вышло... Не переживай, зато моя судьба тебе не грозит"... А кстати... что ждет его впереди? Скорее всего, каменоломни. А это пять, в лучшем случае десять лет... больше там не живут.

Я остановился. Попытался представить себе этого раба с киркой в руках, под плетью надсмотрщика... не получалось. Может, его самого сделают надсмотрщиком? Нет... с плетью в руке пленника представить было абсолютно невозможно. Как с рыбьим хвостом...

А раб выпрямился, сделал шажок и встал вплотную к прутьям клетки, глядя на меня. И смотрел он теперь не в глаза, а просто СМОТРЕЛ... как я сам мог бы смотреть на Сад Фонтанов в королевском дворце... Правда, я только слышал про этот чудесный сад. Или на птицу кили, у которой перья, говорят, ста семи оттенков.

Черты его лица немного разгладились, и я с удивлением понял, что раб почти одних со мною лет.

Теперь и я сделал шаг вперед. Я не мог уйти. Я ещё не знал... но я должен был что-то сделать.

И неожиданно для самого себя спросил:

— Как ты попал в рабство?

— Орки поймали, — с готовностью ответил он хрипловато. — Мы с ребятами на перевале дорогу чинили... кто ж знал, что там отряд орочий пойдет? Меня и еще нескольких умудрились схватить. Думал, голову снесут, а они, видишь, нажиться решили. Та еще нажива, конечно... А ты чего такой смурной, эльф? Обидел кто?

— Нет... Меня-то никто не обидел... Мне деньги заплатили, — усмехнулся я.

Когда я их получал, эти деньги, мне казалось, что на них кровь погибших наемников — моих товарищей... И, едва я договорил фразу, я уже знал, что я буду делать.

— В первый раз вижу, чтобы кого-то так пришибло это событие, — негромко рассмеялся он... и тут же согнулся, хрипя, от удара пяткой копья в живот. Это надсмотрщик решил навести порядок и прекратить неприличное для раба поведение.

— Этот хмыреныш оскорбил вас, господин? — осведомился он у меня. — Будьте уверены, ему это не сойдет просто так...

— Он — не оскорбил, — ответил я как только мог высокомерно, намекая своим тоном, что "а вот ты оскорбляешь меня самым своим присутствием, мразь вонючая..."

Я очень старался, поджав губы и вложив сколько мог силы в свой взгляд. А спустя несколько мгновений спросил небрежно:

— Сколько стоит этот раб?

Потому что с надсмотрщиками иначе нельзя, к сожалению.

Тот посмотрел на меня чуть ли не восторженно, поскольку я из простого прохожего превратился в почти что небожителя. То есть в потенциального покупателя.

— Я позову хозяина, господин! Он вам все расскажет!

И шустро, предварительно погрозив в клетку кулаком для острастки, умчался в замызганный шатер.

— Если будут говорить, что я стою больше пяти серебряных львов, не соглашайся, — вдруг улыбнулся мне раб. — Я стою дешевле, они легко уступят за четыре даже...

— Почему это — дешевле? — возразил я. — Ты разве болен? Или ранен?

— Пока нет... неказистый только и силой не отличаюсь... А вообще это я просто их болтовню слышал, они как раз цены наши обсуждали.

— Господин желает приобрести работника? У меня самый лучший выбор, не извольте сомневаться! — это к нам подбежал тощий старикашка. Человек. Хозяин живого товара.

— Желаю... наверное. Этот сколько стоит у вас? — спросил я, стараясь не давать понять, что ЭТОГО я куплю, какую бы мне не назначили цену.

— Восемь с половиной львов, господин, — угодливо затараторил человек. — Серебром. Вы не смотрите, что он мелковат — зато вынослив, как вол! И с питанием все просто — одной миски полбы в день более чем достаточно! Я смотрю, господин еще не имел дела с рабами? Это очень просто, господин! Главное — слабины не давать, не баловать и не потворствовать...

Слабины не давать, это правда... И в торговле тоже... как я этого не люблю!

— Три льва. Максимум, — процедил я, не выходя из образа этакого сволочного высокомерного эльфа.

— Да что вы, господин! Он, конечно, не красавец, ну так я его не в гарем продаю! Хотите, я вам через недельку такого красавца привезу — глаз не оторвать?! Только он, конечно, не восемь коней стоить будет, а все двадцать. А этого меньше, чем за семь не отдам! Вы гляньте, зубы какие! Молодой, сильный, протянет долго... Как я его дешевле семи львов уступлю?!

— А зачем мне красавец? Я что, баба?! — грозно перебил я, пустив в голос металла и на тон ниже.

— Нет, нет! конечно, вам не нужен красавец! Вам нужен хороший работник! Вот как этот! Или хотите, другого подберем, еще лучше! Или наоборот дешевле, ежели с деньгами не так густо, как хотелось бы...

— Я привык. За всё. Платить. Настоящую цену, — процедил я и изящным (я надеюсь!) жестом выбросил руку в сторону моего знакомого:

— Так СКОЛЬКО?!

Работорговец уже довольно прохладно, но с растущим уважением взглянул на меня и проговорил:

— Ну шесть... только ради вас, господин. Себе в убыток продаю!

— Четыре полновесных серебряных льва, — уронил я, — только с учетом ваших трудов и затрат на еду.

Работорговец осекся, поджал губу и покосился на предмет нашего жаркого торга. "Предмет" насмешливо улыбался. "Предмет" был доволен, как весенняя птичка. "Предмет" казался источником неприятностей, и шанс избавиться от него, да еще за четыре льва, явно перевешивал гипотетическую прибыль в случае отказа.

— По рукам, господин. Четыре серебряных льва. Вай, выведи приобретение господина из клети. А господин пусть изволит пройти со мной в шатер, подписать купчую...

Мой раб (ну и дела!) поднялся на ноги и неторопливо побрел к выходу.

Купчую я подписал быстро — кажется, торговец, поднеся бумагу к глазам, даже удивился, что не нашел на ней всяких хитрых завитушек, свойственных высокородным эльфам. Деньги мои он осмотрел со всех сторон — они были в порядке.

Мы вышли из шатра, а вернее, из маленькой грязной палатки, и я смог наконец разглядеть своё "приобретение".

Не очень высокий и какой-то кряжистый, он не выглядел хилым или больным. Но видно было, что ел последнее время мало и плохо. Может быть, из-за этого его глаза казались очень большими. Волосы густые-прегустые, темные, малость спутанные... а глаза как янтарь темный, большие, чуть раскосые... Волосы гномьи, а глаза... человека? Тоже не совсем... Глубоко посаженные, спокойные, лучистые и какие-то... наивные, что ли?

Черты лица у моего раба были грубоватые — но странным образом эта резкость, неправильность какая-то была привлекательной. Слишком большие глаза странного разреза, слишком густые брови и волосы, мускулистые плечи...

И к этому — такой светлый, ясный взгляд! Взгляд человека, относящегося ко всем с доверием и по-доброму. Даже к тем, кто этого не заслуживает...

Так рабы не смотрят! И как он не ожесточился?

Что-то неправильное, странное... разрез глаз? Всё-таки это не человек. Хотя бы потому, что человек не был бы... так спокоен. Никакой злобы. Совсем.

А разрез глаз — я понял наконец! — напомнил мне ... орка. Вот ведь как! Странно... А невысокий рост был скорее гномьим, хотя и не такой уж невысокий! Интересный раб мне достался.

Услужливый Вай связал ему руки впереди и протянул мне конец веревки.

— Держите, господин. Теперь это ваше имущество.

Я ухватил веревку... совершенно не зная, что с нею теперь делать! Затравленно оглядевшись, я выбрал ближайший переулок, уводящий с рынка. Взял себя в руки и попрощался с торговцем:

— Спасибо. А товар ваш... рекомендую покормить как следует. Лучше выглядеть будет! Может, больше заплатят...

Ну а вдруг он после моих слов и вправду покормит бедолаг?

Я обмотал концом веревки запястье и быстрыми шагами пошел прочь. Вожделенный переулок — хвала Свету! — был тих и не слишком грязен. Я с отвращением скинул с себя этот "браслет", достал нож и перерезал остальное. Руки парня теперь ничто не держало, веревка упала на землю.

— Ну вот, — сказал я своему имуществу. — Теперь ты свободен.

Он озадаченно моргнул, растерянно потоптался и сказал:

— Спасибо, эльф. Как тебя звать-то? А то... ну надо же мне знать, кому я четыре льва отдать должен...

— Эфеданэль... — представился я от неожиданности полным именем.

Отдать? Мне? И где же он их возьмет? Если заработает — так ему нужнее, ему, наверное, надо к родным возвращаться... может, они его похоронили уже.

— Не надо мне ничего возвращать, — угрюмо сказал я. — Это... такие деньги... я их заработал... вернее я не все их заработал, а добавили мне... из-за погибших.

Крайне путано и невнятно. Я бы сам ничего не понял. Бывший раб смотрел на меня с удивлением и сочувствием, и, чтобы не длить этот разговор, я достал свой экземпляр купчей:

— Видишь? Нет ее. Нет раба. И денег нет. Всё.

С этими словами я взял крепкую, толстую бумагу в обе руки (бумагу для купчих даже магически упрочняли, чтобы не пострадала!) и собрался уже рвануть как следует, чтобы клочки мерзкого этого документа поплыли по сточной канаве, где им было самое место... но мой новый знакомый остановил меня.

— Эй, постой! — он даже дернулся вперед, чтобы схватить меня за руку, но в последний момент остановился почему-то. — Не надо ее рвать! Пожалуйста...

— Почему?! — воскликнул я, всё же остановившись, хотя самый краешек надорвать я успел.

— А как без нее доказать, что ты меня купил? — тихо спросил он.

— Ох... ну да. Я дурак. А то ещё эта мокрица... надсмотрщик... предъявлять права станет... — меня аж передернуло. — Ну ладно. Уговорил.

— Спасибо, — еще тише проговорил раб. Бывший. Или все-таки еще... настоящий? — Я так понял... что раб тебе не нужен же, да? То есть... Мне идти? Что это за город хоть, а?

— Мунивирт... Но послушай! Я должен засвидетельствовать при людях, или в храме, что ты свободен! — спохватился я. — А ты... разве ты торопишься куда?

— Да мне некуда... — он явно растерялся. — Торопиться, в смысле... Так мы сейчас в храм? А можно тогда пойти умыться где-нибудь? А то я чумазый, как...

— Конечно, пошли! Я и сам...