Колония номер 6: первая положительная.

— Тейт!

Уже за порогом он оглянулся. Майя грустно смотрела ему вслед. Показалось, что ее глаза о чем-то умоляют. В груди екнуло. Почти забытое ощущение, навсегда изгнанное из его мира. Он больше не поддается мольбам. Он не подвержен эмоциям.

— Спасибо тебе, — послышалось мужчине, когда за ним тихо закрылась дверь.

Прохлада осенней ночи освежила, помогла проветрить голову. Чувство паники постепенно отступило. Все правильно. Так и должно быть. Ее место там — в доме, его на улице, в темноте.

Тейт спустился с лестницы и пошел по тротуару, слушая эхо собственных шагов. Он любил ночь. Она всегда действовала на мужчину успокаивающе. Даже сейчас. Именно сейчас!

Не важно, что ночью, такой же осенней ночью год назад, он нашел Сонью. Его маленькую, любимую Сонью. Нашел растерзанной, зверски избитой и изнасилованной. Его маленькую беззащитную девочку, которая так хотела жить по-человечески.

Сонья отчаянно отвергала то, кем являлась. И просто хотела любить! Любить обычного парня, быть ему нужной. В памяти всплыл давний разговор, и ее просящий взгляд — "можно я буду с ним встречаться". Ее руки на его шее, и тихий шепот: "Пожалуйста, пожалуйста, Тейт".

И он сдался, согласился, уступил. И что! Этот урод завел ее в тот злосчастный клуб, чтобы отдать своим друзьям, как игрушку для забавы!

Волна боли зародилась где-то в груди и накрыла мужчину с головой. Дышать стало нечем, словно вентиль на кислородном баллоне перекрыли. Тейт прислонился к стене, заставляя себя успокоиться. Интересно, это когда-нибудь пройдет? Когда-нибудь он сможет думать о Сонье без этой горечи виновного? Просто вспоминать приятные моменты из их жизни?

— Вряд ли, — ответил он самому себе. — Не смогу. Никогда. — Отпустило.

Запах спекшейся крови щекотал мужчине ноздри, и он огляделся в поисках источника. Оказалось, что стоит практически на месте падения Майи, а справа от него — у столба — валяется забытая девушкой сумка.

— Вот ведь...

Бывают же в жизни случайности: ноги сами принесли его сюда. Тейт усмехнулся и подобрал сумочку. Казалось, что кто-то пытался решить за него, выбирая дорогу, хотя сам Тейт изначально во всеуслышание заявил, что не пойдет по ней... или все-таки...

Развернувшись, мужчина зашагал обратно. Сразу стало как-то спокойно и легко. Обратный путь он преодолел за считанные минуты, и вот уже знакомое крыльцо, а рука занесена, чтобы постучать.

— Ты собрался войти туда?

Тейт нахмурился. Знакомый голос. Знакомый до ненависти, до ломоты в сжатой челюсти — отец?!

Он стоял, прислонившись к столбу, и смотрел на сына. В свои пятьдесят два, максимум выглядел на сорок. Есть чему позавидовать, но не для Тейта.

— Зачем ты здесь? — сквозь зубы поинтересовался молодой человек, поминая, что избежать разговора не удастся. Сэм так просто не отвяжется, коль уж умудрился найти.

Тейт положил сумку под дверь. "Все-таки" не сработало, дорожка свернула в другую сторону. Мужчина улыбнулся. Как говорят, на все воля... Вот только чья? Для него определенно не Божья.

— Как ты нашел меня? — приблизившись к отцу, сухо поинтересовался он. На первый вопрос ответа не последовало.

— Полгода работы, десяток ищеек и восьмая колония по счету. Тебя устроит?

— Нет.

— Сын, ты должен вернуться. Я не могу без тебя продолжать работу. Мне нужен твой ум.

— Как всегда! Ум, кровь, костный мозг! Только не я сам.

— Ты знает, что это не так.

— Нет, не знаю. Тебе всегда было плевать на нас. На меня, мать, Сонью! На все, кроме твоей работы.

Он говорил и метался, как раненный зверь. Влево, вправо, шаг вперед, шаг назад. Ну почему? Почему он не может измениться? Не может принять его Таким?

— Ты ничего не сможешь сделать. От этого нет лекарства, и никогда не будет. Ты носишься со своей бредовой теорией тридцать лет! Целых тридцать лет. И что? Чего добился?

Он почти кричал. Не мог спокойно смотреть на отца. Сердце билось — никогда его не прощу!

Черт! Какая глупость. Тейт беззвучно выругался.

— Тебе лучше уйти. Оставь меня в покое. Мы по разные стороны баррикад.

— Ты не враг мне, — отец развел руками, но демонстрация чистых намерений оставила Тейта равнодушным. Поняв это, мужчина сделал шаг в его сторону. Всего лишь шаг, но второго сыну не требовалось.

— Да, не враг. Я для тебя кролик!

Хотелось смеяться, смеяться до слез. Он кролик! Ими мышь?! Или еще кто-то подобный. Просто подопытный для собственного отца. Так же, как и мама, так же, как и Сонья. Одно хорошо — их мучения уже закончились.

— Чем тыкать иголками в меня и во всех, кого ты смог на это уговорить, лучше помолись. Богу, черту, я не знаю. Кому хочешь. Возможно, тебя услышат — там, — неопределенный взмах рукой, к небесам, — и еще один метеорит свалится на землю. Вспомнишь молодость! Еще раз поприсутствешь при переустройте мира!

— Тейт...

— Что Тейт?

Он почти взял себя в руки. Почти успокоился. Почти, но не совсем.

— Сын, я уже близко...

— Не называй меня так!

— Я уже близко и мне нужна твоя помощь. Скоро я смогу вернуть все обратно.

Он весь светился, верил в то, что говорит. Но, он всегда верил, или хотел...

— Что вернешь? Дочь, за которой ты не смотрел? Ты даже не видел, как она росла. Какой девушкой стала! Да ты на похороны не пришел! Занят был! Уходи!

— Подумай.

— Я сказал, уходи! Или хочешь испробовать на себе? Могу устроить. — Тейт выпустил клыки, и картинно прошелся по ним языком: — Сегодня не ужинал.

— Ты не сможешь...

— Проверим?

Резкое движение вперед, и отцовское горло в сыновних руках. Сэм боится. Тейт чувствует.

— Сын, пожалуйста!

— Как быстро мы перешли к мольбам.

Тейт оскалился. Получились не очень. Он всегда подавлял в себе эту способность. Не хотел быть как некоторые — животным. Он человек и человеком останется! Пусть даже для этого придется умереть. Жизнь для него не была ценностью, скорее наоборот — почти непосильным бременем.

Глава 4

Ушел! Почему так?

Майя смотрела на закрытую дверь с одним желанием вернуть. Вернуть что? Кого? Его? Тейта? Девушка и сама не понимала собственного желания.

— Май! Ты чего? Я ванну набрала. Хочешь?

Тейта! Да! Она хотела пойти следом. Хотела, чтобы он ответил иначе. Хотела... Чего?

— Май?!

— Да, да. Сейчас.

Майя задержала дыхание, прикрыв глаза рукой. Какой-то частью себя девушка понимала — это бред! Он ведь... другой?! А она всегда их боялась, ведь так правильно!

— Майя! Не хочешь, я пойду?

— Иди уже, Тай. Ну какая мне ванна?! — отозвалась сестра, посмотрев на ногу. Белоснежный бинт аккуратными витками наложенный на лодыжку — дело рук мужчины, спасшего ее.

— Как же все запутано, — чуть слышно прошептала девушка для себя, а Таис в голос оповестила: — Сейчас, только умоюсь.

Сестренка, как всегда, перестаралась. В замкнутом пространстве не продохнуть от пара, зеркало запотело. Девушка провела по нему ладонью, убирая капли, и в отертом пространстве увидела свои глаза, припухшие от слез, красные, с размазанной по векам тушью. Да уж, как всегда на высоте. Внешний вид не просто разочаровывал, он страшил.

Открыв холодную воду, Майя осторожно ополоснула лицо, стараясь не задевать щеку. Еще раз глянула в зеркало и натужно улыбнулась своему отражению. Уже лучше. Уже похожа на себя. В некотором роде прежняя Майя.

— Тай, я освободила, можешь идти, — прокричала девушка сестре по пути на кухню. Горячий чай проблемы не решит, но настроение поднимет, а в комплекте с вчерашним тортиком — однозначно. Она отрезала себе кусочек и устроилась за столом ждать, пока чайник закипит. Мысли опять свернули к Ним.

Она видела Их так близко лишь дважды. Впервые в пятнадцать, когда ходила в больницу проведать мать. Он был там — врач. В каждом человеческом городе есть один доктор из этих, на всякий случай. Они столкнулись в коридоре, и Майя до сих пор помнила ощущение панического страха, охватившего ее в тот момент. Он прошел мимо, не обратив на пациентку внимания, а она тряслась от ужаса, вжавшись в стену.

В детстве бабушка каждый день повторяла ей, что они зло, исчадья ада, воплощение сатаны, что Их нужно бояться. Вот она и боялась.

Второй раз Майя столкнулась с Ними после суда, когда их с Таис привезли в колонию. Охранники доставили сосланных в кабинет, а там Они, пятеро. Трое мужчины и две женщины. С виду обычные люди с заурядной внешностью, и только глаза чуть ярче, чуть насыщеннее, чуть-чуть другие — нечеловеческие.

Майя держалась из последних сил, собрав волю в кулак, так как приходилось успокаивать сестру. Что только не напридумывала себе, пока их везли. Четверо суток в тесном купе наедине со своими мыслями — вагон времени.

О колониях ходили разные слухи. В большинстве своем — устрашающие. Это ведь не так, как раньше. Осудили на десять лет, отбыл восемь, и выпустили досрочно за хорошее поведение. Колония — билет в один конец. Оттуда никто никогда не возвращался, и некому было рассказать, что там и как.

ЭТИ ознакомились с их делом, осведомились о наличии хронических заболеваний, о которых, возможно, нет упоминания в медкарте, и выделили место для жительства. На этом аудиенция была закончена. Новым колонистам вручили ключи, свод правил и отправили дальше — самим разбираться с новой жизнью. Майя и сама не знала, чего она ожидала тогда, но точно не этого.

С того памятного дня прошло шесть месяцев девять дней и десять часов, а она, все еще не понимала, как им с сестрой жить здесь. У нее есть работа, дом, семья, в виде Таис, знакомые и друзья, только нет уверенности в завтрашнем дне. Всегда может произойти нечто подобное сегодняшнему, она может опоздать, задержаться где-то и уже никогда больше не дойти до дома. Может статься, что некому будет оградить ее от опасности.

Мысли вновь вернулись к нежданному спасителю. Тейт! Зачем он так поступил, почему? Вопрос — не дающий девушке покоя. Вроде бы надо радоваться, а она терзает себя бесполезными раздумьями.

Засвистел чайник, и Майя налила себе чашечку зеленого. Привычка. Сладкого расхотелось, и девушка застыла у окна, смотря в ночь — темную, жадную ночь, ожидающую новую жертву.

Человек! А люди... нормальные люди, так не поступают!

Тейт посмотрел на "жертву". Отец. Пусть ни такой, как он хотел бы, но этого не изменить.

Мужчина ощущал биение родительского пульса подушечками пальцев. Отцу было страшно. Он боялся его! Он всегда его боялся!

Иногда Тейт спрашивал себя, почему не убил? Тогда, сразу. Когда узнал, когда увидел впервые. Иногда ему казалось, что так было бы лучше для всех.

— Забирай своих прихвостней и уходи, — с вернувшимся безразличием приказал молодой человек.

Он отпихнул "жертву" от себя. Чтобы справиться с чувством брезгливости, отер руку о брюки.

— Я один. — Отец смотрел на него и потирал горло, а Тейт надеялся, что тому больно.

— Я похож на идиота? Или может ты.... ищешь встречи с подобными мне? Могу устроить. Только милую беседу не гарантирую.

— Тейт...

— Где они? — мужчина осмотрелся. Интересно, скольких он притащил с собой? Одного, двух или больше? Планирует увести его силой или ограничится разговором? — Выходите! Нет смысла прятаться! — прокричал молодой человек, обращаясь к притаившимся, а уже тихо отцу пояснил: — Сейчас узнаем.

Они вышли из-за угла. Двое. Тейт невесело усмехнулся. Значит, встреча обойдется разговором. Или ставки на него слишком низкие? Отлично! Год прожит не зря. Он не прочь побыть темной лошадкой некоторое время.

— Хорошо же ты их натренировал. Даже спасать не кинулись.

— Я подозревал, что твоей реакцией не будет радость.

— Смешно.

От греха подальше Тейт засунул руки в карманы. Вероятность того, что отец вновь спровоцирует его на глупость, все еще оставалась.

— Тейт, ты должен пойти со мной. Это твой единственный шанс нормально жить!

— Нормально жить — значит подальше от тебя. Все! Мне надоело.

Он развернулся и пошел прочь. Им нечего обсуждать. Все давно сказано. Тысячи раз повторено. Выучено наизусть. Достаточно, одним словом.

— Ты не сможешь так долго! — выкрикнул ему в спину отец, но Тейт не ответил.

Пусть думает, что хочет. Для него он навсегда останется слабаком, так как ушел из лаборатории. Так как выбрал жизнь, какой бы она не была. Сэм считал, что он спасовал, что слаб характером, если не смог больше терпеть. А Тейт так не думал. Мужчина искренне верил, что нужна большая сила духа, чтобы принять и перестать прятаться, оставить пустые мечты и начать жизнь с чистого листа, чем безропотно плыть по течению, подчиняясь чужой воле.

— Ты не сможешь забыть! Ведь потому "первая положительная"! Какой же я дурак, надо было сразу догадаться, где ты! — неслось ему вслед.

Отец знал куда бить. Этого у него отнимешь. Эти слова жалили больнее, чем любые иглы.

Непрошеные воспоминания явились на язвительный зов. Тейт родился через четыре года от начала эпидемии, в самый разгар первой волны. Массовое истребление к тому моменту уже прекратилось. Главы государств — те, кто остался — поняли, что всех перебить просто невозможно, и военные были приставлены к людским городам. На тот момент уже были и другие, и в них жили не совсем люди.

Как передается вирус узнать так и не удалось. Он запросто проникал в любую карантинную зону, несмотря на все меры предосторожности. Ни защитные костюмы, ни респираторы его не останавливали. Заразить мог любой человек, где бы он не находился, даже в бомбоубежище. Лучшие ученые всего мира были созваны в крупнейшие научные центры, и пытались разобраться в том, что происходит. Одним из них стал его отец — молодой, но очень перспективный, как Сэм любил повторять.

Их семья жила в Финиксе. Вернее, они с мамой жили, а отец все время пропадал в Западном кампусе университета. Колбы и реторты занимали главенствующее место в его жизни. У них был свой домик с садом и качелями, на которых, со слов матери, Тейт так любил кататься. Панические настроения тогда были в самом разгаре, и люди в большинстве своем прятались. Отсиживались по домам, подвалам, улицы сторонились. Но были и такие, которые продолжали жить как обычно, ориентируясь на принцип — чему быть, того не миновать. Его мать из числа последних.

Тейту было пять лет, когда вирус добрался до их дома. Добрался до него. Он смутно помнил то время, точнее почти не помнил, только отдельные яркие моменты.

— А один из них, не смогу забыть никогда. Даже если захочу, — в очередной раз признался себе мужчина.

Ее кровь была вкусная. Самая вкусная в его жизни. Единственная... горячая... прямо из горла. Кровь его матери! Группа первая резус положительный.

Майя бессмысленно смотрела в окно. То, что за ним, не представляло интереса. Все самое интересное было здесь — в ней самой, в ее жизни.

Сложилась ли она иначе, если б мама не умерла? Неизвестно, но помечтать можно. Девушке так хотелось этого. В лучшем случае она бы бросила этого козла, поняв, наконец, что он собой представляет, в худшем — до сих пор жила бы с ним, и растила Таис сама, а ей самой не пришлось бы делать этого.