Ключ для хранителя (общий файл)

На покрытом лаком деревянном кресте, над высокой бабушкиной могилой фотографии не было. От нее вообще почти не осталось фотографий. Не любила Неонила Марковна это делать, говоря, что сущность человеческая через вспышку не передается, а приличных живописцев в нашей глуши нет. Только металлическая табличка с ФИО и двумя датами: 27/VI-1944 — 16/Х-2010. Да что там фотография, меня вообще сильно удивлял сам факт присутствия креста. Ведь в Бога бабушка никогда не верила, в церковь не ходила и мне не разрешала. Я, правда, ее все равно один раз ослушалась, уже в студенческие годы. Но, то ли молодой, но надменный священник меня не впечатлил, то ли испугало внезапное головокружение с покалыванием кончиков пальцев... В общем, больше я судьбу не искушала...

— Наверное, мне пора, бабушка, — сообщила я, почему то табличке. Зябко передернула плечами, все-таки на кладбищенском бугре ветер был гораздо сильнее, еще раз поправила ирисы в стакане под крестом и встала с лавочки. Телефонные часы показывали 13.34. — Сколько ж я здесь?.. Полтора часа...

Уже у подножия холма я еще раз оглянулась назад и уверенно двинула в обратный путь. От быстрой ходьбы тело постепенно согрелось, руки "оттаяли", но вот мелкая дрожь, подступающая волнами... Я прислушалась к себе и вдруг ощутила, что она не от холода. Ко мне снова вернулось то состояние тревоги, с каким я заезжала в деревню утром. Поддавшись внезапному порыву, я остановилась и трусливо огляделась по сторонам... Тишина и покой, какие бывают только в природе, царили вокруг. И лишь одно нарушало эту идиллию — выглядящая маленькой точкой, но постепенно приближающаяся по пыльной дороге машина. Объехав меня, все также стоящую на обочине, потрепанная белая "шестерка" со знаком на лобовом стекле "Инвалид за рулем", остановилась, и из нее, кряхтя вылез худощавый мужчина в выцветшей бейсболке. Мужчина улыбнулся, собрав на загорелом лице глубокие морщины, я облегченно выдохнула.

— Что это ты замерла, как суслик в поле? — спросил насмешливо прокуренным голосом.

— Тебя встречаю, часа три тут стою, — ответила я ему в тон.

— Да ну?.. Смеешься, а я поверил. Ну, здравствуй, птичка залетная. Раз встретила, садись, поехали, — мужчина приглашающе взмахнул рукой над своей машиной.

— Привет, Валерыч! С превеликим нашим удовольствием, — шагнула я в его сторону, но вдруг остановилась. — Погоди, что-то в тебе не так... А ну-ка, пройдись!

— Я тебе тюлень, что ли, в цирке, чтобы прохаживаться... — пробубнил Валерыч, но, затем, с явным удовольствием сделал несколько шагов туда-сюда.

— Ну, точно! И ведь почти не хромаешь теперь... Покажи новый протез!

— Вета, прекрати издеваться над контуженным! Садись лучше в машину. У меня в багажнике рыба из фитилей киснет, — взмолился мужчина и первым показал пример...

Глава 5 Валерыч...

Валерыча я знала много лет. Как раз в первый год нашей с бабушкой качелинской жизни, он, афганским дембелем с ампутированной до колена левой ногой вернулся в родную деревню. И как-то не заладилось у него с самого начала. Девушка не дождалась, укатила в Тюмень с заезжим бизнесменом. Потом, через полгода умерла его старенькая мать, оставив парня полным сиротой. Ситуацию эту усугубляло еще и то обстоятельство, что Валерыч никак не хотел считать себя калекой: от пенсии категорически отказался, хотя работу достойную найти так и не смог, зато, будто специально, каждый день искал себе "по пьянке приключений". Сердобольные деревенские бабки вздыхали, глядя вслед шатко хромающему на костыле парню в тельняшке, и прятали, от греха подальше, своих сыновей и внуков.

Как-то мы с бабушкой выходили из магазина, под стеной которого Валерыч как раз вольготно храпел в лопухах. В дверях ее окликнула тетя Вера, оба беспутных сына которой почему-то особенно не нравились десантнику и, тыча пальцем в торчащий из зарослей костыль, прошептала: "Неужели тебе, Марковна, его не жалко? Ведь ты же можешь его вылечить". Бабушка тогда посмотрела на вдруг открывшего мутные глаза Валерыча, и передернула плечами: "А может быть, у него судьба такая, водку пить да дураков бить" и, взяв меня за руку, спустилась с крыльца. Но, судьба в моем лице приготовила для десантника иное предназначение, о чем, я уверена, он неоднократно вначале сожалел...

Мне тогда едва исполнилось тринадцать лет, а выглядела я уже на все шестнадцать. К нам в деревню в то лето с этнографической экспедицией приехали студенты — второкурсники из какого-то уральского института культуры. "Экспедиция", это для пятнадцати дорвавшихся до свободы вчерашних мальчишек и девчонок, было сказано громко. На самом деле они, разбив за Качелино палаточный лагерь, около месяца сильно пили, громко пели, дрались с местными и лишали их подруг шанса на "целомудренное замужество". Вся эта "этнографическая вакханалия" продолжалась до тех пор, пока однажды не настала моя "счастливая" очередь. Причем, совершенно неожиданно для меня... Парень был коренастый и лопоухий. Он мне даже запомнился, когда я пару раз до этого видела его на улицах деревни. Но запомнился так, как запоминаются хорошим девочкам сказки про принцев или фотографии белозубых звезд в глянцевых журналах. То есть, просто девическое восхищенное "Ах!" и все, без надежд и последствий. Когда же я увидела его, наглухо перегородившего собой узкую тропинку, ведущую с местного пляжа, то всем своим маленьким 13-ти летним мозгом ощутила: последствия наступили.

Сейчас, вспоминая этот красочный эпизод моего детства, я, конечно, осознаю, что мне тогда крупно повезло. Во-первых, парень сам был не настолько опытен или испорчен, чтобы сразу перейти к решительным действиям. Вначале он захотел договориться со мной "по-хорошему". Во-вторых, эффектом неожиданности для него стала первая же произнесенная мной испуганная фраза: "Дяденька, вы чего?". Шестнадцатилетние, даже деревенские барышни изъяснялись гораздо увереннее. В-третьих, в правой руке за длинные ремешки я несла грозное оружие против насильников — бабушкины раритетные босоножки с каблуками, которыми я на спор забивала небольшой гвоздь. В итоге, парень пострадал больше меня. Я отделалась лишь синяками на запястьях, а он — почти квадратной шишкой на лбу и двумя сломанными ребрами. Откуда ж было знать неместному студенту, что сразу за тропинкой, прикрытый буйной крапивой, начинался крутой обрыв. Вот туда я его, почти контуженного и толкнула... Уже потом, глядя на его распростертое внизу тело, меня охватил ужас. Мне показалось, что он окончательно и бесповоротно мертв и это сделала я! Сломя голову, я рванула домой и с порога начала блажить: "Бабушка! Я его убила! Я убила человека!". Испуганная бабушка, в это время мирно пившая чай с Катериной Ивановной, кое-как дозналась у меня, что же такое произошло. В результате, уже через несколько минут, женщины, несвойственным их возрасту галопом, неслись на "место преступления"... За одним из поворотов они нос к носу столкнулись с матерящимся "убиенным"...

Тем же вечером бабушка повела меня в жаркую, пропахшую травами баньку и часа два "снимала стресс" тяжелым березовым веником. На мой осторожный вопрос: "А это поможет?", спокойно улыбнулась и поцеловала в нос:

— Теперь ты под моей двойной защитой, но... кое-что сделать все-таки следует.

А через два дня деревню с большим скандалом, устроенным с легкой руки Катерины Ивановны, наконец-то покинули понурые студенты. Правда, как раз перед тем, как за ними пришла бортовая машина, к нам в дверь робко постучали... Бабушка открыла и демонстративно громко произнесла:

— Ветвяна, это к тебе!

Я выглянула из комнаты, где с самого дня "боевого крещения" сидела под домашним арестом и увидела своего недавнего обидчика. Парень застыл в дверном проеме, отсвечивая густо смазанным лбом, и смотрел в пол. Затем выдавил:

— Я пришел извиниться перед тобой. И, если ты... вы с твоей бабушкой, — боязливо скосил в ее сторону глаза, — захотите заявить на меня в милицию, то я готов понести полную ответственность. Вот...

К горлу подкатил ком запоздалой злости, злости за то, что пришлось испытать ужас убийства, что наивное детство мое закончилось, что оказалась такой трусихой:

— Бабушка, скажи ему, пусть он уйдет. Нам от него ничего не надо! — и хлопнула комнатной дверью.

Села за стол, подперев горящие щеки руками, и в распахнутое окно увидела, как студент вышел из калитки, где его поджидала коротко стриженая брюнетка в красной майке. Он что-то тихо сказал ей, после чего девушка бросила быстрый взгляд в нашу сторону:

— Это ты еще легко отделался, придурок. Своих тебе телок мало, связался с внучкой деревенской ведьмы.

Парочка поплелась прочь, а я ненавидяще уперлась взглядом в спину незнакомке. "Да как она могла сказать такое про мою бабушку?" — молотом билось в голове. Я уже дернулась вперед, чтобы крикнуть им вслед что-нибудь обидное, но в этот момент девушка вскрикнула и кулем рухнула в пыль:

— Мить, я, кажется, ногу подвернула, — донеслось до моих пылающих ушей.

— Так тебе и надо, дура! — все-таки крикнула я в окно...

А еще через день состоялось наше с Валерычем знакомство. Я на тот момент наивно полагала, что бабушкино "кое-что сделать все-таки следует" относилось к вынужденным извинениям студента Мити, но, не тут-то было. Она привела меня на пустынный школьный стадион и торжественно представила сидящему под деревом хмурому, но трезвому десантнику:

— Вот, Юрий Валерьевич, моя внучка, Ветвяна. Если наша договоренность в силе, через месяц жду от вас результатов. Вы должны научить ее защищаться от разных... моральных уродов. Признаю, будет нелегко, — эти слова были произнесены уже лично мне. — Но, согласитесь, оно того стоит. Или нет?

— Неонила Марковна, — напыщенно привстал мужчина. — Сделаю, все, что смогу. Но и вы, пожалуйста, слово свое сдержите.

Бабушка внимательно на него посмотрела и неожиданно рассмеялась:

— Фирма гарантирует!.. Ну, не стану вам мешать. Ветвяна, будь умницей!

И, довольная собой, удалилась, бросив пакет с прихваченным из дома старым одеялом на траву. Я же, проводив бабушку взглядом, недоуменно уставилась на Валерыча:

— Что это вы со мной собираетесь делать?.. Пытать?

Мужчина страдальчески вздохнул, но на мой "умный" вопрос ответил:

— С сегодняшнего дня я буду заниматься твоей физической подготовкой. Ты будешь бегать, отжиматься, подтягиваться, растягивать мышцы и учиться основным приемам самообороны.

— А может, не надо так много? — спросила я обреченно.

— Нет, без этого никак, — с такой же интонацией вздохнул он.

Я, конечно, понимала, что крупно влипла, но, ослушаться бабушку не посмела бы все равно. К тому же очень хотелось действительно прибавить себе уверенности, заметно упавшей в последние дни:

— Ну, х-хорошо. Только уговор, зовите меня Ветой.

— Договорились, только я тогда, просто Валерыч, и на "ты", так привычнее, — зарделся мужчина...

И началось мое мытарство: для начала я пробежала четыре круга по стадиону, потом честно попробовала отжаться и подтянуться, затем были упражнения на растяжку мышц. А спустя часа два, "ватной куклой" раскинувшись на одеяле, я, откуда-то сверху, услышала фальшиво радостный голос Валерыча:

— Ну, а теперь перейдем к основной части!

Тут я поняла, что ко второму своему убийству подойду с большей тщательностью: кое-как встала, подняла лежащую неподалеку штакетину и пошла на десантника. То, что это не "творческая" инициатива, мужчина понял только тогда, когда штакетина весело щелкнула по его деревянному костылю. Он дернулся и удивленно уставился на мое "холодное оружие".

— А теперь, Валерыч, мы будем быстро бегать.

— Послушай, Ве-ета! Я, вообще женщин и детей не бью, но у меня натренированные инстинкты. Брось палку! — выговорил мой наставник, тактически отступая в кусты.

— А у меня... стресс! — делая шаг вперед, вставила я умное бабушкино слово.

— Я тебя в последний раз прошу, брось палку!

— А я тебе говорю, беги! — честно предупредила я, снова замахиваясь на костыль.

Тут Валерыч не выдержал... и мы сорвались с места. Он летел впереди, по козлиному подпрыгивая на поворотах, я неумолимо преследовала, но так увлеклась, что слишком поздно поняла, какую подлость задумал десантник. Мы стремительно приближались к нашему дому... Стоящая на крыльце бабушка, заметила нас издали. И, когда запыхавшийся Валерыч рухнул за ее спасительной спиной, уже смогла хоть что-то сказать:

— Та-ак, по-моему, планировалось не совсем это.

— Бабушка! Он надо мной издевался! — отчаянно крикнула я, пряча палку за спину.

— Неонила Марковна, я на такой беспредел не подписывался. Это была стандартная программа для десанта, я ничего от себя не добавил, — выкрикнул свое мнение Валерыч, не покидая укрытия.

Бабушка же нехорошо прищурилась и всем корпусом развернулась к нему:

— Для кого, вы говорите, была стандартная программа?

— Для десанта, — уже не так уверенно повторил замерший мужчина.

— А Ветвяна у нас кто?

— ... Девочка.

Возникла минутная пауза...

— Ну что ж, раз мы выяснили эту существенную разницу, то даю вам обоим еще один шанс стать лучше. Конечно, с корректировкой... Кстати, Веточка, дай-ка мне эту палочку, — я робко протянула штакетину, бабушка взвесила ее на руке и показала мужчине. — Почему бы не попробовать вот с этим? У девочки явный талант.

Валерыч потер лоб и обреченно вздохнул...

На следующей тренировке я познакомилась с "бузой", русским рукопашным боем, точнее, его разновидностью — боем палочным. Проверенная в деле штакетина была заменена на более удобный вариант — круглую в диаметре, качественно ошкуренную сосновую палку длиной до моего солнечного сплетения. Валерыч пояснил, что в идеале "тростка", так она теперь называлась, должна быть из бука, но, за неимением лучшего сойдет и сосна. Мне за месяц сошли целых три. Занятия наши со временем сместились на просторный, почти заросший высоким бурьяном двор десантника, где на столб было торжественно водружено "фуфаечное" чучело. Я ласково назвала его "Митей" и с увлечением колотила по несколько часов в день. Периодически "Митя" штопался толстой капроновой ниткой, но терпеливо сносил за свой прототип все мои издевательства. Постепенно я втянулась, привыкнув к неизбежным синякам, ссадинам и кровавым мозолям. Валерыч же оказался неплохим педагогом, чередуя наши с ним парные поединки рассказами про свою службу в Афганистане. Я таскала ему бабушкины пирожки со щавелем, а он, громко чавкая и живо жестикулируя, комментировал мои "пляски":

— Спину держи!.. Не открывай корпус! Та-ак, теперь меняй хват!.. Уходи с ближнего! Бей!.. Да чтоб тебя... опять "Митя" накрылся...

Однажды вечером, сидя на завалинке рядом с десантником и вытаскивая из ладошки очередную занозу, я спросила мужчину:

— Скажи, Валерыч, а почему ты согласился со мной заниматься?

— Потому что у нас с твоей бабушкой был уговор, — ответил он, пуская в сторону папиросный дым.

— И на что вы уговаривались? На деньги?

— Нет, — засмеялся мужчина. — На лучшую жизнь.