Евсения. Лесными тропками (общий файл)

А после она с разбега нырнула в озеро. И скользила там гибкой рыбиной, покуда хватило воздуха, смывая с себя, облаченной еще недавно в чужую личину, чужие же руки и губы. Хотя свои поцелуи тому, смуглому, не оставила. Ведь, дриады не целуются без любви... И выбралась, уже на пределе сил на срединный озерный остров, состоящий тоже из огромного камня, но, совсем другого — родного. Тишок пристроился рядом. Его любимое занятие — заплетать из мокрых спутавшихся волос дриады косицы. А она так и лежала, на спине, раскинув в стороны руки и глядя на звезды. А потом ей, вдруг, захотелось плакать. Обычно, она сдерживала себя, но сегодня... после этих глаз-тоннелей, ведущих к душевному теплу...

— Госпожа?..

— Да?

— Почему ты меня не просишь?

— Тишок-Тишок, расскажи мне...

— ... стишок?.. Почему ты плачешь?

— Не знаю... Это глупо. Ведь, утром я вряд ли уже что-то отчетливо вспомню...

Это было действительно, глупо. Потому что было платой. Платой за, хоть временный, но, покой. Потому что, когда три года назад начались ее ночные кошмары, и она неделю металась между жизнью и смертью, то мечтала лишь об этом — хоть недолгом, но, покое. А потом мудрый волхв ей помог, сжалился над богопротивной дриадой. Научил, как его обрести и что отдавать при этом взамен, беря у чужих мужиков, этих источников грязи, изгадившей ее душу и тело когда-то, их собственную силу. Это было и избавлением и лечением и справедливой местью одновременно... Так почему же сейчас ей так хочется плакать?..

ГЛАВА 3

Утро в мою светелку вошло вместе с Адоной. Потому как, первое, что я увидела, открыв глаза, была именно она, вся в пятнышках рассыпанного узорами занавески света, которые копошились в забранных узлом, медовых волосах дриады и играли на ее лице. "В общем, хорошее утро", — сделала я вывод и, сладко потягиваясь, села. А потом мне на лоб съехала тугая, как льняной шпагат, косица...

— О-ой... Тишок, — и, хмыкнув, отбросила ее обратно. — Новая работа — распутывать теперь. А знаешь, что?.. Надоели мне эти кренделя на ушах. Который год все с ними... Ну, не который, а уж год, так точно. Может, по-иному сподобимся? — и, дождавшись утвердительного кивка от Адоны, чмокнула ее в щеку, а потом поскакала, придерживая длинный подол рубашки, по ступеням вниз. — Доброго здоровья, батюшка Угост!

— И ты чтоб, не хворала. Зрю, бодра с утра, значит, в упряжь пора, — да, у нашего грозного волхва, иногда, стишки не хуже бесовских выходят, когда у него настроение соответствующее. — Вспоможение мне твое требуется, чадо, — а вот такое заявление уже ко многому обязывает, потому, как крайне редко оное звучит. — Послание будем слагать... душевное, ответное, — пригладил он свои длинные седые пряди и многозначительно расплылся, вставая со стула.

— А-а. Понятно...

Послания эти, "душевные", да ответы на них, носиться стали между весью Купавной и столичным Куполградом лет пять тому назад. И если поначалу вызывали у меня недоумение, как у неизменного их писца (батюшка Угост снисходить от своих рун до общего алфавита категорически отказывался), то со временем я привыкла. И даже втянулась в процесс, позволяя себе одиночные высказывания, хотя давно уже поняла для себя главное — здесь вопрос глубоко принципиальный. И тот, кто плюнет на это дело первым, тот и "проиграл". А позволить себе такое наш волхв никак не мог, потому что адресатом его был ни кто иной, как самый настоящий идейный супротивник — столичный католический чин...

— Значит, скреби так... С обращения начала?

— Ага. Все, как заведено: Ваше Преосвященство, — торжественно доложила я, уже предвкушая дальнейший текст.

Батюшка же Угост, распрямил напротив меня, сидящей сейчас за столом, свою худую спину, и снова качнулся с места, продолжив отмерять шагами всю длину комнаты. Иногда, в такие моменты, он неосознанно начинал хватать пятерней воздух в том месте, где когда-то еще была жидкая борода, увы, погибшая в неравной схватке с жертвенным Сварожьим(1) костром. Не везло батюшке Угосту на бороды — палил он их с наводящим на раздумья постоянством, а потом и вовсе чихнул на этот "волховецкий атрибут", обнажив на всеобщее обозрение свой длинный нервный рот с тонкими губами.

— Евсения, ты чего в меня вперилась? Глянь там, какая ближайшая... оказия.

Я тут же кинулась исполнять, выудив из стопки других бумаг плотный лист с "Церковным католическим календарем на 2632 год от начала мира", купленный лично мной же в Букоши лишь для этой цели. — Ближайший... — бегло заводила пальцем поперек убористого текста. — Одиннадцатого июня — День Святого Варнавы.

— Ну, так... — на долечку задумался старец. — Скреби своим пером: поздравляю с именинами того самого. И желаю соответствовать собственному кумиру(2), — ехидно хмыкнул волхв. — "Кумиру" не скреби... Он чем ославился то?

— Варнава?.. — вернулась я к буковкам. — Тем, что распродал все свое несметное имущество, и деньги за него общине благословил.

— Вот как?.. Скреби: желаю следовать его путем всему вашему Синоду(3).

— Батюшка Угост, а не обидится Его Прео...

— Еще чего! А как мне на Солнцеворот(4) папоротник с коноплей пожелать не перепутать? — гневно вскинул он на меня свои брови. — Так и скреби!

Нет, это Его Преосвященство, лишку, конечно, хватил. Мало того, что наш уважаемый волхв в травах лучше Адоны разбирается (я, как "ни рыба, ни мясо", не в счет), так у него в ту ночь и других важных дел хватает, чтоб папоротник на карачках караулить. Да он вообще в принципе, не цветет (у него, у папоротника, тоже свои принципы).

— Евсения!

— Ага. Уже дописываю... все-му Си-но-ду, — хотя, правду сказать, его тоже понять можно. Это я церковный календарь прикупила и все дела. А он там, в своей столице, какими источниками информации пользуется? Кто его в нашем весевом годичном цикле просвящает? Гадалка на потрохах?.. — Еще что-нибудь желаете добавить?

— Желалось бы многого, — снова черпнул воздух рукой старец. — Только к Троице те пожелания приберегу. К их Троице. Понеже у нас и своя имеется. Ибо в истинной вере, взращённой древними славянскими родами гораздо ранее всех иных пантеонов, главным богом был и будет Триглав, единый в трех ликах — бога Перуна, бога Сварога и бога Святовита, — произнес он с большим воодушевлением и, вдруг, замолчал, уставясь исподлобья на высунувшуюся из-за занавески Адону. — Да что я вам вещаю?.. Заканчивай, чадо. Дел елико. И... сама в Букошь на почту его снеси.

— А когда? — растерянно распахнула я рот, провожая волхва взглядом до двери.

— Сегодня ж. Або запоздаем... с поздравлениями.

— Або запоздаем с поздравлениями, — скорчила я выразительную гримасу в ответ на удивление в глазах моей застывшей няньки. — А я уж думала, что, покуда он на озере, мне, как обычно, наружу из леса ни ногой... Ой, да все ясно, Адона — куплю там все, на что укажешь. Только... с кренделями-то как?..

Весь Купавная, доверчиво приткнувшаяся к основанию Рудных гор, опоясавших Ладмению с трех ее сторон, аналогично же ей, тоже с трех сторон была надежно охраняема. С востока — выше обозначенными горами. С северной стороны, через заливные луга — могучим Вилюем, берущим начало в поднебесных вершинах. А с запада — речкой Козочкой, скачущей по порожкам от самого своего "отца" и вплоть до нашего озера. Ее и на карте то нет, как и нашей веси — не велика для обеих честь. Зато есть там Букошь. По крайней мере, на той, что висит в пол стены на почте этого молодого, но, бурно живущего поселения. Хотя, еще совсем недавно было оно полуживой деревней в десяток домов и одну чахлую часовенку. Однако, после того как шесть лет назад на одном из изгибов Козочки весенними ливнями вымыло камни палатума(5), жизнь в Букоши круто изменилась. Точнее, деревни совсем не стало — сначала, часовенки, которую снесли из-за стратегического с точки зрения рудокопов нахождения, а уж потом и жилых домов, выкупленных у прежних своих хозяев новым. Приехал он из Бадука, где жил последние несколько лет, однако, говорили о нем многое и не всегда лестно. Да у нас вообще любят поговорить. Особенно про тех, кто врывается в привычную жизненную неспешность и ломает ее своими грандиозными планами. Звали этого "баламута" нашей сонной округи Ольбег. И по мне, так был он, хоть и на вид не совсем молодым и совсем уж неприятным, да счастливчиком редкостным. И не оттого, что являлся единоличным хозяином прибыльного местного прииска. А совсем по другой причине, думать о которой мне было нерадостно, так как именовалась она Любоней, без трех месяцев госпожой — хозяйкой новой Букоши.

Вот всего-то шесть миль, по укатанной дороге через злаковые поля да новый дощатый мост, а какая огромная разница...

— Э-эх, до заката бы обернуться... А-а-а-а!!! — подхватив выходную юбку, понеслась я со всех ног по склону с холма, глотая все сочные травяные запахи. А потом, вдруг, вспомнила о своей новой красивой прическе — толстой косе, обхватившей короной всю голову... И перешла уже на широкий размеренный шаг.

Еще в глубоком детстве, в редкие те случаи, когда приходилось мне выходить под высокое небо со своих тенистых лесных тропок, странное чувство всегда охватывало в первый момент. И будто даже к земле оно прибивало. Наверное, так ощущает себя птичка, которую выпускают из тесной клетки на простор. Ей и хочется на свободу и страшно, потому как нет там привычных углов, в которые можно забиться. Глупая птичка. Ведь, какой бы ни был угол, а рука хозяйская все одно до него дотянется. Вот и я так же... Хотя, сейчас, я уже не боюсь просторов. Просто ощущаю всем своим дриадским нутром, что не мои они, эти... как их там...равнины среброколышащиеся. Их, наверное, ветер любит. Оттого и лобызает. Да что ж я все с кентаврами то?..

— Евся!..

— Ой, л-ли! Какая ж тут красота неописуемая нарисовалась! — весело оскалилась я, застыв на обочине напротив остановившегося новенького рыдвана(6).

— Я надеюсь, ты обо мне так, не о возе? — в ответ явила свои ямочки на щеках довольная Любоня. — Злазь к нам. В гости тебя не дождешься, так хоть на дороге словили. Сдвигайся, Галушка, — ну, конечно. На чем же еще моей подруге с сестрой раскатываться, как ни на таком шикарном "возе"? Да еще, как обычно, по таким нередким случаям, в сопровождении. — Доброго здоровья, Русан!

Рыдван дернулся, вслед за тронувшейся под кнутом кучера лошадкой, я тут же шлепнулась на мягкое кожаное сиденье. Главный же Ольбега грид(7), кивнул мне невозмутимо своей лысой лобастой головой и пришпорил вороного коня... Интересно, он всегда такой молчаливый или, лишь при исполнении?

— А ты куда? — открыли мы одновременно с Любоней рот и в голос же обе с ней залились. — Я — на почту. Да и по лавкам, — выдохнув, на этот раз опередила я подругу.

— И я... мы тоже по лавкам. Господин... Ольбег... — качнув подбородком, будто имя это из себя выталкивая, продолжила девушка. — велел мне подарок себе выбрать, на какой глаз упадет, а потом мы с Галушкой к нему заедем, ненадолго. В гости... А, хочешь, с нами? — вскинула она на меня свои голубые глаза.

— В гости? Тебе что, сестрицы мало?

Тон, с каким я этот вопрос задала, получился каким-то ехидным, даже помимо желания. И дело здесь было, конечно, не в моих сомнениях по поводу девичьей "скромности" Любониной. Да и вообще, в веси Купавной на досвадебное сожительство смотрели без всяких осуждений. Здесь даже самих свадебных церемоний было два варианта — если молодые из одного дома и, если из разных. А просто в "гости" эти самые мне совсем не хотелось. Пусть даже и из женского любопытства.

— Так, хоть по лавкам, — тут же сникла моя задушевная подруга. — Поможешь мне подарок выбрать, а то с Галушки то какой прок.

— Ну, надо же, — подала голос упомянутая, устраиваясь по удобнее сбоку от меня. — Чай гранит от бисера в силах отличить. А ты, Евся, схлопотала вчера от тетки Адоны?

— А то. Не зря торопилась. Как раз к раздаче подзатыльников успела.

— А-а, — со знанием дела, протянуло дитя. — Так-то ничего. Вот у нас матушка, чуть припозднишься, так завоет, громче ее разлюбимого сепаратора. А тетка ж Адона — нёмая. Какой от ее подзатыльников вред?

— Немая? — невольно вскинула я брови. Потому, как никогда про свое "сокровище" с этой стороны не думала. — Ну и что. Мне и взглядов ее выразительных хватает, — а еще глаз ласковых и рук теплых, не смотря на холодную ее дриадскую кровь...

— Евся, а ты чёй-то загрустила, вдруг? — дернула меня за жилетный шнурок Любоня. — Кто тебе такую косу красивую накрутил?

— Адона, конечно.

— Тетушка Адона у тебя мастерица. Как ты думаешь, если я ее очень сильно попрошу, она мне свадебную косу заплетет? Чтобы с розами там и лентами?

— Конечно, заплетет. А если Я ее очень сильно попрошу, она в твои "черноземные" кудри еще и цветов Ачишки(8) натыкает, — ...чтоб "молодой" первую брачную ночь с пользой для здоровья провел.

— Ой, да ладно тебе, — отмахнулась от меня подруга, не единожды испытавшая на себе "целебность" этого, произрастающего в большом изобилии вокруг Купавной, растения. — А почему бы и тебе не обжениться с Лехом? Перебрались бы с ним тоже в Букошь. Я бы попросила... Русана похлопотать пред Ольбегом за него. Он жешь парень зельный(9), стал бы тоже гридом. Да... Русан?

Мужчина, ехавший все это время в аккурат рядом с Любоней, глянул на нее внимательно и лишь вновь кивнул, а я в этот момент чуть из рыдвана на всем ходу не вывалилась. Жизнь моя, пожухлый лист! И почему я раньше этого не замечала?.. Наверное, потому, что не видала до сей долечки их так близко друг с другом. Иначе бы точно разглядела...

— Любоня? — просипела перехватившим от потрясения голосом.

— Ась? — оторвала девушка грустный взгляд от серых мужских очей.

— Ничего... — ну, теперь держись, подруга. Несчастная ты моя дуреха. Послушная дочь. Жертвенная овечка. — Я спросить хотела: тебе теперь везде сопровождающий полагается? Ведь Солнцеворот скоро. А вдруг, качелями накроет или прямо в костер приземлишься? И не пойти нельзя. Ты ж все действо открываешь.

— Да? — выкатила на меня наивные глаза "невеста".

— Я поговорю об этом с хозяином, — впервые на моей памяти услыхала я тихий голос главного грида Ольбега...

__________________________________________

1 — Сварог — языческий бог огня.

2 — Языческий идол — предмет подношения даров, проведения ритуалов и выслушивания бесконечных просьб.

3 — Высший орган церковной власти.

4 — День летнего солнцестояния, отмечаемый в язычестве, как Купала, а во всей остальной стране — Купальник, один из четырех основных праздников в Ладмении, знаменующий собой начало лета.

5 — Палатум (от латинского palatum — небо), минерал, обладающий особо ценными лечебными и магическими свойствами. Да и просто, очень красив в ювелирных украшениях, так как напоминает синее небо в самый предрассветный час.

6 — Повозки, в данном случае, открытой.

7 — Телохранитель.

8 — Однолетнее растение, при соприкосновении с сиреневыми цветками которого возникает сильное чихание и зуд.

9 — Физически выносливый.