| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Однако стоит подчеркнуть, что программа Арнау де Вилановы включает в себя и характерно арагонский элемент: завоевание Африки. Ибо какими бы заманчивыми ни были островные завоевания Арагона, указывавшие путь к Иерусалиму, они также представляли собой своего рода систему внешних укреплений у побережья Магриба — оборонительную линию, протянувшуюся через море, охраняя пути доступа в северо-западную Африку и угрожая охватить ее. Потенциальные базы для завоевания материка, они также были, что, возможно, более важно, стратегическими пунктами ведения экономической "войны": они лежали поперек африканских торговых путей других торговых государств. Майорка была постоянным перевалочным пунктом генуэзской торговли с Магрибом. Сардиния была естественной базой пизанских торговцев, и они были готовы упорно бороться за контроль над ней. Сицилия лежала на пути из Неаполя, Амальфи и Венеции в порты Берберии. Арагонцы, как мы увидим, не пытались систематически ограничить использование этих путей, но, возможно, стремились взять их под контроль. Нет необходимости предполагать, что схема завоеваний арагонских островов и материковых амбиций отражает единую последовательную стратегию. Но можно обнаружить таковую, не столько вдохновляющую на расширение арагонских завоеваний за пределы "реконкисты" начала XIII в., сколько вытекающую из нее.
Природу и степень приверженности арагонских королей политическому вмешательству в дела Магриба определить нелегко. Некоторые историки не особенно воспринимали их проекты завоеваний всерьез. Например, самую впечатляющую армаду, отправленную Педро III против Колло (Алколла) в 1282 г., обычно считали уловкой с целью завоевания Сицилии. Педро, возможно, был оппортунистом, готовым поразить более чем одну цель, когда представился случай. Но сама интенсивность его пропаганды, хотя она и могла скрывать тонкости его политики, свидетельствует о силе отношения арагонцев к Магрибу. Хроника Берната Дескло была написана, вероятно, через несколько лет после этого события чиновником королевского двора, который помогал в подготовке экспедиции. Его рассказ можно рассматривать как представляющий "официальную" арагонскую версию: желание короля захватить Константину и подчинить всю Африку было искренним и осуществлялось во славу Бога и ради всего христианского мира; если бы папа оказал ему помощь, он остался бы в Африке, а его бароны заявили, что готовы послать за своими женами и детьми. Следующая хроника каталонской традиции — это хроника Рамона Мунтанера, "бесхитростного", страстного и рыцарственного писателя, сражавшегося во многих кампаниях, которые он вспоминает: с его помощью факты стали более искаженными, а пропаганда — более пронзительной. Присутствие Мунтанера на Сицилии не засвидетельствовано ранее 1300 г., и, похоже, он не играл никакой роли в завоевании. Он путает хронологию и смешивает достижения короля: Педро для него — новый Александр, превосходящий Роланда, Оливера, Тристана, Ланселота и многих других романтических героев; сарацины скрываются и прячутся от него; все побережье покорено. Сила чувства Мунтанера более интенсивна, чем в хронике, автора которой непосредственно вдохновлял король. Утраченная слава потенциального завоевания Африки глубоко огорчает его. Его неприязнь к папе более остра, чем у его предшественника. Какими бы нереалистичными ни были амбиции и какими бы малодушными ни были короли, завоевание Африки было мощным образом в сознании каталонских рыцарей конца XIII и начала XIV вв.13
Независимо от того, была ли Северная Африка главной целью короля Педро, когда он высадился там в 1282 г., первые продолжительные завоевания арагонцев в этом регионе относятся к его правлению. В 1284-1236 гг. к арагонским владениям были присоединены острова Джарба (Джерба, Герба) и Карканна (Керкенна), причем в свободной форме, поскольку с тех пор они управлялись как феодальные владения либо Сицилии, либо папы римского. Завоевателем стал Руджеро ди Лория, один из самых отважных военачальников Педро, который оккупировал Мальту и Гоцо в июне 1283 г. и служил династии в качестве адмирала или пирата по всему Средиземноморью. Его южно-итальянское происхождение и норманнские корни скрыты за распространенным каталонским переводом его имени как "Роджер де Ллурия". Но он правил Джарбой, следуя традициям норманнского завоевания, терроризируя жителей, изгнав 2000 из них из их домов и в 1289 г. построив огромный замок — аль-Кастиль, как его недвусмысленно называли, — чтобы господствовать над ними. Острова вполне подходили для того, чтобы считаться первыми африканскими колониальными владениями Европы. Хотя берберские мусульмане считались неукротимыми, в некоторых отношениях они были склонны к сотрудничеству с иностранными оккупантами. Будучи хариджитами, они являлись исламскими еретиками, испытывавшими затруднения в общении со своими бывшими правителями с материка. Разделенные между собой на два взаимно враждебных племени, они были неспособны сохранить единство перед лицом нападения. Их коммерческие отношения с латинско-христианским миром имели давнюю историю, и в мусульманском мире их порицали за готовность, с которой они продавали своих единоверцев в европейское рабство. На их островах выращивали виноградные лозы, финики, оливки, а также там были пастбища. Ткань и хлопок производились на экспорт. И они давали шанс создать заморский торговый центр для европейских участников магрибской торговли — роль, на которую острова будут периодически претендовать в течение следующих полутора столетий.
Лория был покровителем Романа Мунтанера и, возможно, разделял рыцарский менталитет романтического конкистадора: личную страсть к завоеваниям, как бы широко она ни была распространена в рыцарском сословии, и дух, который вдохновлял отдельные завоевания, такие как дух Джарбы, следует отличать от королевской политики завоеваний. Тем не менее, арагонские монархи, похоже, довольно последовательно стремились к установлению какой-то формы протектората, хотя и не формального мандата, над Магрибом. Историю этих устремлений можно проследить по серии договоров между арагонскими королями и правителями Северной Африки, особенно тунисскими, в следующее столетие после крестового похода в Тунис Людовика Святого. Сицилийские купцы находились под защитой конвенций в Аль-Махдии с конца XI в. Торговые договоры были обычным явлением с начала XII в. между Альморавидами и их преемниками, с одной стороны, и торговыми городами-государствами западной Средиземноморской Европы, с другой. Первые такие соглашения, возможно, заключались только в устной форме, поскольку некоторые из самых ранних примеров известны только из записей хронистов: соглашение Альморавидов с Пизой 1133 г., договор, которого добивался Марсель с помощью генуэзцев в 1138 г., и договор Генуи с Альмохадами 1153-54 гг. Сохранились условия договора с Генуей от 1161 г., записанные в хронике, который обязывал генуэзских купцов платить сбор в размере восьми процентов на весь их импорт в Магриб, за исключением Беджая (Бужи), где они были обязаны платить пошлину в размере десяти процентов, в соответствии с существующим договором. С 1180-х годов такие соглашения обычно записывались в двух экземплярах для каждой из сторон, а с 1230-х гг. их сохранилось множество 14. Возможно, что арагонские короли или их каталонские подданные заключали такие соглашения в начале-середине XIII в. Конечно, к 1250-м гг. у них были традиционные права на торговлю и проживание в различных портах Барбарии.
Однако арагонские договоры 1271 г. выходили за рамки этих традиционных торговых соглашений и продолжали резко отличаться от последующих соглашений, заключенных другими латинскими государствами в Северной Африке 15. Все они носили, по крайней мере частично, политический характер, и во многих случаях они предусматривали выплату дани (trahut) или, по крайней мере, некоего безответного платежа короне Арагона со стороны североафриканских сторон. Эта дань проходила под разными видами. Например, в договоре, заключенном между Хайме I и Тунисом в 1271 г., она фигурировала как плата за содержание наемного контингента. Аналогичная линия проводилась в договорах 1274, 1309 и 1323 гг. с Марокко и 1309 г. с Беджаей. В каждом случае выплаты производились за наем войск, галер или за то и другое вместе. Тунисский договор 1301 г. представлял дань в качестве компенсации за разграбленный груз корабля, потерпевшего крушение. В некоторых случаях, после арагонского завоевания Сицилии, притязания на дань из Туниса выглядели как продолжение или возрождение сумм, которые требовали или вымогали сицилийские правители со времен Гогенштауфена: той самой дани, которую аль-Мустансир не выплачивал Карлу Анжуйскому, помогая спровоцировать крестовый поход Святого Людовика. Например, дань, установленная Педро III в 1285 г., называлась "lo trahut de Sicilia" и составляла 33 333 1/3 безантов: ее продолжали выплачивать Альфонсо III Арагонскому даже после разделения королевств, когда на Сицилии правил его брат 16. Во многих договорах дань воспринималась как доход от торговли подданных арагонского монарха. Например, в договоре с Беджаей от 1314 г. была оговорена выплата королю Арагона 5000 дукатов в год с дохода от "robes e mercaderies que pagaren dret en la duana de Bugia" ("одежд и товаров, облагавшихся пошлиной на таможне Беджаи" (катал.)). По договорам 1314 и 1323 гг. с Тунисом королю выделялось 4000 дукатов в год из пошлин, уплачиваемых его подданными. Во всех подобных случаях эмиры были обязаны по договорам платить полную дань, даже если стоимость торговых сделок подданных короны Арагона была недостаточной для ее покрытия 17.
Прецеденты взимания арагонцами дани с Северной Африки можно искать в разных направлениях. Для средневековых испанских христианских государств было нормальным вымогать у маврских соседей деньги за защиту. Часто эти отношения данничества были прелюдией к завоеванию. Повсеместно считалось, что права законной "реконкисты" (reconquista), которые испанские христианские короли требовали от мавров, распространяются на Северную Африку. Арагонские наследники Сицилии специально ссылались на сицилийскую дань. И, возможно, существовали давние коммерческие прецеденты, когда государство-торговый партнер возвращало себе долю таможенных поступлений от портов Берберии: еще в 1161 г. условия, согласованные между генуэзцами и Альмохадами, предусматривали возврат Генуе четверти сборов, уплаченных в Беджае. В любом случае арагонские договоры вряд ли можно рассматривать как простые коммерческие соглашения. Они представляют собой политические претензии, этап на пути к установлению арагонского протектората. Если этот протекторат так и не был преобразован в империю, если Арагонская корона казалась двусмысленной или колеблющейся в отношении степени контроля, который должен быть установлен в Магрибе, это не обязательно происходило из-за отсутствия воли к завоеванию. Сардиния — Ирландия Арагона — истощала энергию королей. Проведение активной политики в Африке было возможно лишь в редкие и короткие периоды сардинского конфликта. Например, во время временной передышки на Сардинии после 1324 г. арагонские короли предприняли самые интенсивные усилия по обложению данью Абдалвадидов. Что ж, возможно, они сочувствовали Сифаксу Петрарки, который пожалел, что не оставил навсегда этот зловещий остров на произвол губительного ветра и моря 18.
Торговые колонисты
Хотя королевская политика могла иметь рыцарские, традиционные и имперские мотивы, которым соответствовали завоевания, главной причиной присутствия арагонцев в Африке была торговля, для которой было достаточно протектората. Как правило, политическое участие, похоже, преследовало коммерческие цели. Структура арагонских владений, насколько они существовали, была "феодальной": слабо связанные государства — главным образом Арагон, Валенсия, Каталония, Майорка и Сицилия — были покрыты тонко сплетенной паутиной власти и вассалитета. Но это не означало, что экономические приоритеты были исключены. Короли, возможно, имели "имперские" претензии, как предполагают пророчества Арнау из Вилановы, но импульс, создавший и соединивший цепь владений, был торговым.
В одной из ранних рукописей хроники Хайме I на роскошной иллюстрации изображен банкет, устроенный в честь короля купцом Пере Мартеллом. Король и хозяин, купец и магнаты сидят вместе, как будто в рыцарском обществе, без всякой социальной дистанции (за исключением того, что у короля есть свой собственный стол), совместно планируя завоевание Майорки 19. Преимущество Арагонской короны в поддержании связей с Магрибом заключалось не в принуждении к повиновению, а в получении прибыли от торговли. Островные владения западного Средиземноморья были "платными мостами" на путях итало-магрибской торговли, а также "крепостями", охранявшими торговлю каталонцев с Берберией. Их договоры с правителями материка позволяли королям и дальше развивать ту же торговлю, взимая дань с североафриканских клиентов в виде фиксированных долей таможенных сборов.
Торговые отношения, регулируемые этими договорами, уже прочно установились к середине XIII в. В 1227 г. Хайме I предоставил грузоотправителям из Барселоны право преимущественной покупки любого груза, направляющегося в Сеуту; в Таррагоне в 1243 г. на вывоз в Берберию взималась специальная пошлина, хотя единственным упомянутым товаром были пленники-сарацины 20. К середине века каталонцы имели консулов в Тунисе и Беджае. Фундук — сообщество каталонских купцов — действовал в Тунисе на протяжении всего крестового похода Людовика Святого. Сохранился список кораблей, отплывавших с Майорки за период с 25 января по 18 марта 1284 г.: корабли, отправлявшиеся из Берберии, которые отплывали в среднем раз в два дня, включая некоторые суда из Генуи или Барселоны, составляют две трети от общего числа, хотя в большинстве случаев их тоннаж невелик по сравнению с тоннажем судов, совершающих более длительные рейсы 21. Опираясь на эти истоки XIII в., каталонские торговцы в XIV в., чье положение укрепилось благодаря политической активности их монархов, развили свою торговлю и укрепили свои торговые колонии по всему Берберийскому побережью. К 1320-м гг. по крайней мере 150 каталонских подданных совершали примерно ежегодные поездки в Берберию.
Некоторые из них — и, вероятно, все те, кто проник вглубь страны — были евреями. У королей Арагона было относительно большое количество еврейских подданных, отчасти потому, что они поощряли их иммиграцию и брали под свою защиту, когда их преследовали в других местах. С 1247 г. Хайме I поощрял их въезжать в его владения "ради того, чтобы жить и оседать на наших землях". Их приветствовали в полуостровных владениях Арагона на протяжении большей части следующих полутора столетий. Они нашли там убежище от гонений в отдаленных частях арагонского мира, например, когда были изгнаны из Руссильона и Монпелье в 1307 г., или когда их притеснял Санчо I Майоркский, который требовал от их общины выкупа. Они играли заметную роль на королевской службе: до тех пор, пока подтверждение древних свобод не вынудило короля отстранить их от высокого поста в 1284 г., братья Жозеф и Моисей Равайя, например, были архитекторами финансового успеха Педро III, освободив его от зависимости от представительных учреждений и собрав деньги для завоевания Сицилии 22.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
