С нижних склонов холма донесся крик. Северус возвращался, неся что-то тяжелое и безвольное, перекинутое через плечо. Вскоре Регина различила железную вонь крови и более сильный запах гниения. Кряхтя, Северус уронил свою ношу на грязную землю. Это была туша молодого оленя. Его голова была почти отделена от туловища, предположительно ножом Северуса. Северус вспотел, и его туника была заляпана кровью. — Повезло, — сказал он. — Нога застряла в капкане. Уже умирал, я думаю. Видите?
Регина увидела, что олень был очень молод. Вместо рогов виднелись лишь обрубки, а тело было маленьким и гибким. Но одна из его ног неуклюже болталась, и от почерневшей плоти исходил гнилостный запах.
Северус склонился над обмякшим трупом. Неэффективными, но жестокими ударами он вонзил нож в тазобедренный сустав над здоровой задней ногой оленя. С шумом распилив хрящ и кость, он разорвал сустав и перекинул конечность через плечо. — У нас есть соседи, — сказал он, указывая окровавленным ножом. — Я видел огни. Ферма в той стороне, за хребтом. Я собираюсь посмотреть, не обменяют ли они.
— Да, — поспешно сказал Караузий. — Нам нужно много чего...
— Что мне нужно, так это немного пшеничного пива, — сказал Северус. — На сегодня с меня хватит.
Караузий крикнул: — Ты не можешь быть таким эгоистом, чувак!
Но Карта только сказала: — Возвращайся живым.
Когда он ушел, остальные встали над тушей. Кровь медленно вытекала из горла в грязь.
Караузий прошептал, как будто мог разбудить оленя: — Что нам делать?
Наконец Регина вздохнула. — Я обычно наблюдала за мясниками на вилле. Нам нужна веревка...
Они рылись в мусоре в зданиях, пока Марина не нашла обглоданный мышами кусок веревки. К ужасу Регины, мясо оленя было теплым и мягким; она никогда не прикасалась к чему-либо столь недавно умершему. Но она обвязала веревку вокруг оставшейся задней ноги оленя. Она перекинула веревку через ветку дерева. Когда они втроем потянули, им удалось втащить тушу повыше.
Олень свисал, как огромный, ужасный плод. Кровь и более темные жидкости медленно вытекали из его шеи и скапливались на земле.
Карта с сомнением наблюдала за происходящим. — Мы должны собрать эту кровь.
— Почему?
— Ее можно приготовить — смешать с травами — начинить этим кишки. Я видела, как это делается. Мы не должны ничего выбрасывать.
Регина почувствовала, что у нее подступает тошнота. Но она сказала: — У нас нет миски, чтобы собрать ее. В следующий раз.
— Да.
Регина шагнула вперед с ножом Караузия. Призвав на помощь ужасные воспоминания из детства, она протянула руку, вонзила нож в шкуру оленя под брюхом и со всей силы провела лезвием по всей длине туши. Кишки вывалились наружу клубками темной веревки. Она отшатнулась, дрожа. Ее туника и плоть были забрызганы темной кровью, а руки уже до запястий были багровыми. Она зашла за тушу и начала сдирать лоскуты кожи. — Помогите мне, — сказала она. — После этого мы должны отрезать другие ноги.
Караузий развел костер в развалинах круглого дома. Дрова, которые они собрали, были свежими и влажными от росы, и разжечь их было трудно. Но когда огонь разгорелся полностью, и кусочки мяса стали поджариваться на импровизированном вертеле, они сбились в кучу вокруг света и тепла. Мясо было жестким, нежирным, его почти невозможно было откусить, а его кровавый дымный запах был отталкивающим. Но Регина всегда чувствовала в себе искорку жизни, и поэтому она отправила мясо в рот, пережевывала его, пока оно не стало мягким, и проглотила.
— Мы как дикари, — сказал Караузий. — Варвары. Так жить нельзя.
— Но у варваров есть свое искусство, — сказала Карта. — Твое свежевание, Регина...
— Я была неуклюжей.
— У тебя получится лучше. Есть старые навыки, которые мы должны попытаться вспомнить. Например, мы должны сохранить шкуру, обработать ее, если сможем. И сохранить мясо. Нам повезло, но мы не охотники; может пройти некоторое время, прежде чем у нас появится еще одна неожиданная удача, подобная этой. Мы могли бы закоптить его, высушить на солнце, возможно, посыпать солью...
— Как?
— Не знаю. Но мы научимся. И в будущем нам тоже следует экономить жир. Возможно, мы могли бы делать сальные свечи...
Караузий положил руку ей на плечо. — Хватит на сегодня, племянница.
Когда с едой было покончено, Регина забилась в самую глубокую тень крыши круглого дома, какую только смогла найти. Краем плаща она попыталась стереть кровь животного со своих рук и лица. Вскоре ее кожа начала болеть, и ткань начала рваться в клочья, но кровь по-прежнему не сходила с ее кожи.
Караузий подошел к ней в темноте. Он сел рядом с ней и сдерживал ее руки, останавливая ее навязчивые попытки. — Утром мы найдем воду, — сказал он. — И тогда все вымоемся.
— Я не хочу этого, — прошипела Регина. — Не хочу жить как... как собака. Карта такая сильная.
— Да. И от этого становится только хуже, не так ли? Потому что, принимая это, она делает это реальным. Но ты тоже сильная, Регина. То, как ты справилась с оленем...
— Я не хочу быть сильной. Только не так. — Она подняла глаза на его доброе лицо, залитое кровью и неясное в темноте. — Все вернется на круги своя, не так ли, Караузий?
Он пожал плечами. — Даже сейчас Рим простирается на континент, тысячелетняя империя находится всего в дне плавания отсюда, за морем. Это был ужасный период для всех нас. Но почему мы должны верить, что живем в особые времена, в конце времен? Как самонадеянно с нашей стороны, как глупо.
— Да. Но тем временем...
— Несомненно, пройдет всего несколько недель, прежде чем мы снова увидим почтальонов, громыхающих по дорогам. А до тех пор мы должны просто жить.
— Всего несколько недель. Да.
* * *
Олень кормил их первые несколько дней. Они смогли дополнить мясо поздно созревающими ягодами. За водой им приходилось несколько раз в день ходить на болото у подножия холма; они носили воду домой в деревянном ведре, найденном на развалинах фермы.
Но первые дожди едва не потушили их огонь и превратили пол круглого дома в трясину. Несмотря на все свои попытки проявить храбрость, Караузий плакал той ночью, грязный, замерзший, униженный тем, как далеко он позволил зайти своей семье.
Регина поняла, что им придется чинить крышу.
Северус сказал, что справится с этим. Он забрался на крышу, натягивая ветки дуба и орешника поверх зияющей дыры. Регина была настроена оптимистично: несомненно, такое грубое сооружение, как это, требовало только самого грубого ремонта. Но когда Северус неосторожно переместил свой вес, его опора не выдержала, и он упал на грязный пол под градом обломанных веток. Он поднялся на ноги, пнул беспорядок, произнеся проклятия богам христиан, британцев и римлян, и ушел, надутый.
Итак, Регина решила, что это придется сделать ей.
Она обошла маленький домик, изучая конструкцию крыши. Ее коническая форма была построена на нескольких основных стропилах, которые были сложены вместе, а затем вверху привязаны к центральному столбу. Там была более сложная деревянная отделка, остатки кольцевой балки и перекрещивающихся стропил. Но главная проблема заключалась в том, что исчезли два или три больших стропила.
Ни одно из наскоро собранных Северусом бревешек не могло послужить новыми стропилами, а топора у них не было. Но в лесу на верхнем склоне холма им удалось найти длинные упавшие ветви. Караузию, Регине и Карте потребовались совместные усилия, чтобы перетащить ветви вниз по склону. Затем они вместе установили импровизированные стропила на место. Марину, которая была самой легкой, заставили взобраться по соломенной крыше хижины повыше, где она привязала новые стропила к старым. Сложная поперечная конструкция была пока недоступна Регине. Но она попросила Марину привязать к их новым стропилам ветки светлого орешника, и они начали экспедиции на болота, чтобы в качестве соломы сложить большими слоями речной тростник.
Это было грубо, некрасиво, но сработало.
Как только крыша стала водонепроницаемой, дела быстро пошли на поправку. В старой соломенной крыше все еще обитали целые династии мышей, но несколько дней интенсивного окуривания дымом положили этому конец. Разрушенная крыша не мешала дождю проникать в глинобитные стены, но их основная конструкция из тонких переплетенных веток орешника все еще была прочной. Регина и Карта заткнули дыры в стенах грязью и соломой, заталкивая материал с обеих сторон и разглаживая его пальцами.
Когда, наконец, погасли последние лучи дневного света, они устроили небольшой праздник. Они сели в кружок вокруг своего костра, из отверстия в дымоходе в их новой крыше вился дымок, и их свечи из оленьего жира дымно горели. Они съели остатки оленьей печени, приготовленной с диким чесноком, который Марина нашла растущим за хижинами. Они ощутили, что хорошо поработали; прошло всего несколько дней с тех пор, как они добрались сюда.
Именно тогда Регина почувствовала, что готова развернуть своих драгоценных матрон из куска ткани, в котором их несла. Она поставила их в грубо сколоченной нише, чтобы они присматривали за кучей сухого тростника, на которой теперь спала сама.
* * *
В следующий раз, когда они поймали оленя в простую ловушку, поставленную Северусом, они использовали его более эффективно. Они сохранили шкуру нетронутой, чтобы покрыть пол круглого дома, и даже сварили кости, чтобы извлечь костный мозг.
Большую часть пищи они добывали из капканов — в основном мелкую дичь, особенно зайцев. И установили предварительные торговые отношения с фермой, которую Северус нашел за хребтом. Фермер, высокий, со свирепой бородой, подозрительный мужчина по имени Эксуперий, был готов обменять их мясо на зимние овощи, такие как капуста, и даже одежду, поношенные туники, плащи и одеяла. Одежда, какой бы старой и вшивой она ни была, была очень кстати. Регина начала экспериментировать со способами стирки одежды в реке — древесная зола, будучи слегка едкой, была хорошим моющим средством.
Но как бы ни умоляли Караузий или Карта, Эксуперий не дал им ни глиняной посуды, ни обуви, ни инструментов — ни пил, ни молотков, ни ножей — вообще никакого железа, фактически, даже гвоздя для их обуви.
Северус внес свою лепту, хотя и неохотно. Как самый сильный из них, он таскал самые тяжелые грузы и экспериментировал с большими ловушками и рогатками, чтобы добыть больше дичи. Но он был ненадежным и вспыльчивым. Он почти не разговаривал с остальными и, казалось, даже пренебрегал Картой.
Регина чувствовала, что никогда не поймет отношений Карты с Северусом. Они никогда не казались счастливыми вместе — никогда не было никаких намеков на то, что Карта хотела бы иметь ребенка от Северуса — и все же их отношения, которым уже много лет, каким-то образом сохранились. Как будто ни один из них не надеялся на что-то лучшее от жизни.
Когда Регина узнала, что Северус продолжал пытаться обменять мясо на пиво у Эксуперия, она поняла, что на него нельзя положиться.
Дни превратились в недели, а затем и в месяцы. Они каждый день наблюдали, не появятся ли по дороге солдаты или почтальоны. Но ничто не возвращалось на круги своя.
Мало-помалу они освоились. Но каждый день ей приходилось узнавать что-то новое: дела выживания были удивительно сложными. А жизнь была безжалостно тяжелой, каждый час от рассвета до заката был заполнен тяжелым физическим трудом. Пришли зимние морозы, и жизнь стала еще тяжелее.
И все же, несмотря на то, что в ее животе неумолимо росла новая жизнь, Регина чувствовала, что становится сильнее, кожа на руках, ногах и лице твердеет, мышцы ног и плеч утолщаются. Она ела с аппетитом, чтобы накормить своего будущего ребенка и уберечься от холода. И она не заболела. Караузий, однако, сильно страдал; его суставы и спина, и без того слабые, так и не оправились от долгой прогулки из Веруламиума, и хотя он мужественно старался выполнять свою часть работы, его слабость была очевидна.
И, к ужасу Регины, Картумандуа заболела серьезнее всех.
Все началось с боли в животе. Она не проходила, что бы она ни ела, и даже когда она не ела вообще. Когда Регина дотронулась до живота Карты, то обнаружила твердую шишку под грудной клеткой, почти как другого злобного ребенка.
Никто из них понятия не имел, чем может болеть Карта. Врача, к которому можно было бы обратиться, конечно, не было. Регина даже пыталась выпросить лекарства у бородатого фермера. Эксуперий не предложил ничего, кроме совета позволить Карте пожевать кору ивы. Когда Карта попыталась это сделать, она обнаружила, что нарастающая боль, пусть и ненадолго, уходит. Но постепенно, день ото дня, Карта становилась все слабее и желтее, и Регина почувствовала растущий страх.
* * *
Когда дни стали самыми короткими, большая часть болотистой местности замерзла. Ежедневную рутинную работу по набору воды нельзя было пропускать, но им приходилось идти дальше, чтобы найти место, где вода не замерзла, или где лед был достаточно тонким, чтобы его можно было сломать. Прогулки по воде стали доминировать в их жизни, первое, о чем Регина думала каждое утро, просыпаясь.
Одним особенно мрачным, серым зимним утром они с Мариной совершили первую прогулку к болоту. Здесь они вырыли выгребную яму. Регина присела на корточки над ямой в земле, ее туника задралась, подставляя зад пронизывающему холоду.
Внезапно она представила, что почувствовала бы в детстве, если бы увидела, как сидит на корточках в этом грязном болоте. На вилле ее матери туалет был рядом с кухней, так что воду из кухни можно было использовать для смыва. Там были губки и флакончики с водой с отдушкой, чтобы поддерживать чистоту, и маленькая комнатка всегда была наполнена запахами готовки. А теперь это. Она подходила к этому перевалу шаг за шагом — и с каждым шагом спускалась все ниже — была так занята тем, чтобы выжить, что забыла, насколько далеко забралась от дома.
Но теперь нужно было оправиться. Сидя на корточках, она напряглась и закончила свои дела так быстро, как только смогла, очистив себя пучком травы.
Сегодня было туманно, но не так свирепо холодно, как раньше, и болото, возможно, растаяло в центре. Поэтому она осторожно спустилась к неровному берегу и стала пробираться по замерзшей грязи к лужам из чистого льда. Она подошла к участку открытой, илистой воды, где, как волосы, плавали сухие камыши, коричневые и прямые. Она наклонилась и сунула руку в ледяную воду, чтобы раздвинуть камыши. Но почувствовала острую боль.
Она отдернула руку. На ее ладони был порез, и ярко-красная кровь, самый яркий цвет на фоне серого и зелено-коричневого пейзажа, стекала по руке, смешиваясь с водой, прилипшей к коже.
Марина нервно подошла к ней. — Что это?
— Думаю, меня укусили. Возможно, щука...
Марина осмотрела ее руку. — По-моему, укуса нет. Тебе нужно смыть кровь...
— Да. — Регина наклонилась, чтобы заглянуть в воду. Сквозь слой тростника она не увидела рыбы. Но различила яркий блеск, похожий на монетку в колодце. Более осторожно, здоровой рукой, она наклонилась и проверила. Было трудно судить о глубине мутной воды. Она быстро нашла что-то твердое и плоское — лезвие. Осторожно взялась за него большим и указательным пальцами и вытащила.
