Средневековая история 5. Граф и его графиня

Ругаться? Так вроде бы и не на что. Да и глупо что-то выяснять во дворце. Вот приедем домой — поговорим. А ведь и правда — красавица. И как себя держит...

Если бы Джерисон смог прочитать мысли своей супруги — он бы очень удивился.

Красавица вовсе не была спокойна. Наоборот. Сейчас в голове опять пытались бороться кусочки Лилиан-1 и Лили-2. Первая... ну что тут скажешь?

Несчастная любовь, законное изнасилование и доведение до самоубийства. Да, там и убийцы постарались, но причина-то вот! Топает рядом, словно так и надо!

И (между нами, девочками) Лилиан-1 понять можно. Красив, этого не отнять. Лицо из тех, что притягивают к себе взгляд. Это не Леонардо ди Каприо — но Лиля никогда не любила слащавых мальчиков. Ну их... на обертки к шоколаду!

Это — мужик. Есть в нем что-то такое... да и фигура на уровне. До Эрика не дотягивает, но мышцы вполне себе на уровне, так, навскидку — килограмм 100 — 110 в благородном графе было. Не хлюпик.

И можно понять девчонку. В такого влюбишься.

Это с одной стороны.

С другой же...

Наблюдаем у благородного графа прискорбное неумение разбираться в людях — иная хозяйка на кухне столько тараканов не разведет, сколько граф недоброжелателей развел.

Нежелание обрезать свои капризы.

Эгоизм и самоуверенность в обострении. И наплевательское отношение к женщинам.

Главное достоинство — он любит Миранду. Или — девочка его любит. Остальное — сплошные недостатки. Ну ладно. Еще пара — смазливая внешность и графский титул. Интересно, а вариант раздельного проживания у них тут — как?

Однозначно.

Только при паре детей...

Лиля загрустила окончательно. Нет, внешне она была невозмутима, она улыбалась и кивала знакомым, но внутри...

Хоть убивайте — графа ей НЕ ХОТЕЛОСЬ! Аллергия у нее на мужскую самоуверенность и эгоизм. Почесуха, крапивница и отек Квинке. Но как сделать так, чтобы граф сам отвязался? Или хотя бы соблюдал нейтралитет?

Как-никак, сейчас с ней ведут дела из-за ее титула. Даже если она разведется — статус уже не тот, для бизнеса вредно... Но и пускать супруга в свои дела?

Перетопчется... Жаба не подпишет!

Лиля нарушила молчание лишь на выходе.

— я прибыла сюда верхом. Вы в карете?

— нет. Но я полагаю, конь для меня найдется.

— Я попрошу одного из своих телохранителей...

— телохранителей?

— после покушений, мои люди не отпускают меня одну. Никуда.

Сказано было так просто, что стало ясно — это не пафос. Женщина абсолютно искренна.

— в королевской конюшне для меня конь всегда найдется.

— Тогда мы подождем вас на выезде, — Лилиан развернулась на каблуке.

Ее действительно ждали. Несколько вирман, один из них держал под уздцы роскошного аварца... эту породу Джес мог отличить сразу. Чистокровный, стоящий бешеных денег...

— Это — ваш?

— Знакомьтесь. Лидарх.

Конь, услышав свое имя, горделиво изогнул шею. Лиля потрепала его по роскошной гриве.

— правда, красавец?

Джерисон кивнул.

— Он великолепен.

Правда, смотрел мужчина больше не на коня, а на женщину.

Лилиан легко взлетела в седло.

— Мы ждем вас...

Прождать пришлось минут десять, прежде чем слуга привел Джерисону оседланного коня. Да и взлететь так же лихо в седло граф не смог. Рука пока еще мешала.

Процессия выехала за ворота...

* * *

Родной дом встретил Джерисона тишиной и запахом пыли. А еще — поклонами дворецкого.

— Подай нам с госпожой графиней вина в библиотеку, — распорядился граф.

— Ваше сиятельство, — поклонился дворецкий.

Лиля чуть слышно фыркнула.

— по-моему он меня не узнал.

— я бы тоже не узнал, — честно признался Джерисон.

Нет, если бы Лиля проявила хоть каплю агрессии, хоть малейшее желание поиздеваться, да хоть легкий намек — он бы взвился. Но Лиля обращалась с ним осторожно, как с гранатой с выдернутой чекой. А сам граф пока еще не отошел от потрясения.

Увы...

Красивым женщинам мужчины прощают и легче и больше, чем некрасивым. То, что не простилось бы 'розовой корове' — легко было забыто при взгляде на очаровательную даму в темно-зеленом.

Иными словами — обе договаривающиеся стороны старались не нарушить равновесие. И пока им это удавалось.

Лилиан огляделась в библиотеке, уселась в кресло и посмотрела на супруга, предоставляя тому право первого слова.

Джерисон занял позицию в кресле напротив.

— Дорогая супруга...

От порога донесся звяк и грохот.

Дворецкий в полном шоке смотрел на очаровательную женщину. И кажется, не мог поверить, что ЭТО — Лилиан Иртон.

— Ты что — одурел?! — рявкнул Джерисон. — Живо все убрать! Шевелись, каналья!

Он бы ругался и дальше, не увидь в зеленых глазах смешливые искорки. И запнулся.

Лилиан поманила его пальцем, прося придвинуться поближе.

— Насколько же я изменилась... удивительно, что вы меня узнали...

Джерисон, не будь дурак, тут же нашелся с ответом.

— Вас я узнал бы даже в полной темноте.

Ага, не иначе — на ощупь. Уже НЕ узнал. И вообще...

Но иронизировала Лиля исключительно про себя. Вот такая грань. Лезвие бритвы.

Нельзя дать себя подмять. Но и давить не стоит.

А что делать? А вести переговоры. Все равно человек века 21-го... нет, мы не умнее. И не лучше. Но преимущество наше в том, что мы быстрее обрабатываем информацию и привыкли к ее громадному количеству. Отсюда и чудовищная для человека средних веков работоспособность. И активность — для нас-то все в норме. Хотя лень — она всегда лень.

— Вашего дворецкого удар не хватит?

— Выживет, — буркнул Джерисон. — Нашего дворецкого...

— Хорошо. Нашего. Хотя я здесь себя дома не чувствую...

— Вы здесь были так недолго...

— Полагаю, меня бы с таким же успехом и здесь бы отравили, — Лиля вздохнула. — И даже сочувствую вам. Я себя почти не помню — тогда. Все затмевал какой-то туман... даже страшно иногда становилось. А если я из него выплывала — тут же хотелось вернуться обратно.

Не будем давить. Но виноват — ты! Каз-зел!

— Моя вина, что вас травили...

А подтекстом: 'разумеется, ты меня простишь, дорогая... женщины на меня дольше двух минут не сердятся...'.

— Вы не Альдонай, чтобы все предусмотреть.

— Но я должен был о вас позаботиться...

Рука Джерисона легла на ладонь Лилиан.

Женщина высвободила пальцы и поправила непослушный локон. Не отталкивание, нет. Но и сокращать дистанцию не дам.

— Так был составлен контракт. Да. Но теперь поздно об этом говорить.

— и почему же?

— потому что прошлое — прошло. Вы живы, я жива, мы более-менее здоровы — говорю именно так. У вас ранена рука. Я страдаю от последствий выкидыша.

— Что-то серьезное?

— по словам докторусов, мне нельзя иметь детей еще пару лет, — Лиля пожала плечами. — Иначе я могу погибнуть вместе с ребенком.

Джерисон активно изобразил сочувствие.

— Что ж, пара лет — это немного...

Лиля пожала плечами. Немного? Для тебя это будет до-олго... блин, что ж я леди Вельс заложила?

Надо было разводиться, женить тебя на ней — тебе бы и корова раем показалась...

— Осталось определиться с нашими отношениями.

— Что с ними не так? Вы — моя жена, перед Альдонаем и людьми...

Вот пусть Альдонай тебе супружеский долг и исполняет. Перед людьми...

— У нас есть дочь. И скоро придется решать, за кого ее выдавать замуж. А что до наших отношений... а как вы их видите?

Судя по масляному взгляну, направленному на ее грудь — однозначно. И Лиля не сильно ошиблась. В мозгу благородного графа сотым шрифтом было прописано 'ВСЕ БАБЫ — ТЕЛКИ'. Со всеми вытекающими. А раз телки — их надо иметь. Но не слушать.

— я буду вам плохой женой. Мне нельзя пока иметь детей. — Дойдет это до тебя — или нет?

— Это неважно. Рано или поздно докторусы разрешат рожать, — отмахнулся Джерисон.

— А до тех пор вы будете собирать любовниц?

Вот теперь вопрос был поставлен резко и жестко.

Зеленые глаза сверкнули яростными искрами.

— не буду, — спокойно отозвался граф. — Незачем. Рядом с вами все остальные женщины кажутся страшными...

— А леди Вельс с этим согласилась бы? Она несколько раз покушалась на мою жизнь.

Лилиан встала из кресла и заходила по комнате.

— я не виню вас за то, что было. Давайте признаем честно. Я нервничала перед свадьбой, я была сама на себя не похожа — в начале. А потом... потом все как-то закружилось. И вряд ли можно было посчитать привлекательной женщину, от которой оставалось только тело. Разум же... какой в дурмане разум? Но это было тогда. А что сейчас? Надо мной будут смеяться? Показывать пальцами — вот, это графиня, это граф, а это — его любовница?

— Успокойтесь, — Джерисон чуть ли не насильно усадил женщину в кресло. — Раз уж вы сами все понимаете... а сейчас — зачем мне любовница с такой красавицей дома?

Лиля насмешливо прищурилась.

— а красавица должна вытереть хрустальную слезинку и упасть к вам в объятия?

Ирония, звучащая в мелодичном голосе, даже удивила Джерисона. Нет, а что не так? Они женаты, он привлекателен, она привлекательна... ну и что время терять?

— Почему бы и нет?

— А почему — да?

— Потому что вы, госпожа — моя жена.

— а вы об этом помнили, когда крутили любовь с другими женщинами?

В голосе Лили звучала такая обида, что Джерисон невольно усмехнулся про себя.

Женщины, все они женщины...

Готовы простить что угодно, кроме других баб.

— Других больше не будет.

Джерисон даже не сомневался в силе своего обаяния. А Лиля, начиная просекать характер своего супруга, даже и не думала давить. Она — страдала.

Она уже поняла, что малейшая попытка давления приведет к установлению отношений а-ля каменный век. Дубинкой по башке — и в кровать.

Туда не хотелось. Во всяком случае — пока.

Привлекателен все-таки, г...граф! Этого у него не отнять. Ну и что? Все равно еще побегаешь за своей же женой.

Любовь?

Господи, да о чем вы?

Если ее сейчас признает и Джерисон Иртон — все. Она прошла. Подозрений на ее счет не будет.

А вот если нет... а если графа бортануть — он точно поднимет волну... начнутся неприятные вопросы, подозрения, упреки...

Лиля отлично понимала, что сейчас она держится за счет своей пользы. И точка.

Король ее терпит потому, что она его лечит. Это первое.

И потому, что из ее мастеров со временем вырастет неплохой противовес гильдиям. И они это тоже постепенно осознают. Это раньше у Эдоарда не было альтернативы. А сейчас, когда он получил возможность подмять гильдии — чтобы он ей не воспользовался?

Да он ради такого и Мальдонаю потерпит. Не то, что Лилиан Иртон.

Но лишних подозрений плодить не след. А потому — очень осторожно.

— А сколько их было? Да при дворе мне каждая вторая вслед усмехается...

— Забудьте о них...

— Разве это легко?

Примерно такой содержательный разговор продолжался минут двадцать. Потом супруги таки сошлись на том, что надо, надо появляться при дворе почаще. И — вместе. Чтобы всем заткнуть рты.

Джерисон клятвенно обещал не волочиться за посторонними дамами. Лиля смотрела с недоверием, но разыгрывала нечто вроде Татьяны Лариной. 'Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется была, я вас любила...'.

Признание в любви тоже прозвучало. И красочное описание Лилиных страданий, когда она пришла в себя. Ребенок потерян, замок развален, муж пошел по бабам... а я ведь любила, я страдала, как вы могли причинить мне такую боль?

И слезы, слезы ручьем.

Мужчины, не верьте в женские слезы. Если они не луковые, конечно. Любая женщина может плакать по заказу. Или это — переодетый мужчина.

И Джерисон расслабился.

Все укладывалось в схему. Слабая женщина, хрупкое создание, нервы, ревность... производство?

И что?

Ну не мог, никак не мог благородный граф воспринимать женщину всерьез — как реального хозяина.

Замок?

Все было в развалинах, но сначала я крутилась, как могла,, а потом отец прислал доверенного...

Производство?

Папа помог. Прислал своих людей... Тарис Брок, его доверенный...

Докторусы?

Случайность, если бы они были раньше, наш ребенок остался бы жив... оооо, наш несчастный ребенок, простите ли вы меня когда-нибудь за него? Если бы докторус Крейби не опаивал меня, какое горе...

Вирмане?

Отец помогал им с кораблями, и когда узнал... граф, я не могла даже надеяться, вы были так заняты, ваши солдаты оказались неоценимой помощью...

Ханганы?

Чистая случайность. Я искала лучшего докторуса, чтобы больше никогда...

Лиля внимательно приглядывалась к Джерисону. Граф не считал нужным скрывать свои эмоции, поэтому легко было угадать, что и как говорить.

Нет, если бы он ждал подвоха, если бы относился всерьез к женщинам, если бы...

Как проще всего убедить человека в своей безобидности?

Говори ему то, что он желает услышать.

Лиля просто перебросила все стрелки на своего отца. Тому было ни жарко, ни холодно. А Джерисон убедился, что любовника у его супруги нет — и успокоился.

Отец — это другое. Август имеет полное право помогать дочери. А если еще и по просьбе зятя, мол, муж уехал, за ней надо приглядеть...

Изощренное коварство Лилиан просто не пришло ему в голову. И осуждать за это мужчину даже не стоило. Каждый представитель сильного пола (те, кто не согласен — просто еще не попадали в такую ситуацию) свято уверен, что женщина — это нежное трепетное существо.

И объяснить, что нежное существо может одним взглядом коня остановить, и вообще... Встает трепетное существо в пять утра, готовит завтрак,, кормит-собирает супруга, кормит-собирает детей, отводит их в школу, мчится на работу, там, в перерыве еще успевает в магазин, после работы мчится домой, там опять по кругу: ужин — супруг — дети — тетради — свекровь — супруг... а еще постирать, убрать, приготовить, помыть-почистить... Выходные? А родителей — свекровей — огороды учитываете?

И сколько там нежности останется?

Да приличная лошадь, двигаясь по такому графику давно загнулась бы. А женщины — бегают из года в год.

Лиля всхлипывала, показывая свою слабость. Говорила о своем разбитом сердце. Джерисон успокаивал ее. Хотя пока и не давил. Любую женщину можно уложить в постель. Но спешить с этим не стоит.

Чего уж там — сейчас перед ним незнакомка. Эту Лилиан — он просто не знает.

А знал бы...

Джерисон сейчас задавал себе вопрос — если бы на свадьбе он увидел — эту женщину, как бы он поступил?

Уж точно не стал бы напиваться. И не отослал бы ее...

Джес был сердит. И на жену, и на себя.... только вот Лилиан вела себя так, что напуститься на нее было просто не за что. Упреки?

Да. Но со слезами. И без злости, без истеричности. Не так: 'сволочь, негодяй, мерзавец!!!'. Нет.

'Мне было так плохо, я хотела умереть, вы все не писали и не писали...'

Близкие по сути, но очень разные по формулировке претензии.

Лилиан балансировала на очень тонкой грани. Передавишь — взрыв. Недодавишь — придется покоряться и прогибаться. И каждый шаг почти вслепую, каждое движение как на льду... страшно. А выхода нету...