Тут Мервин выложил на стол переданный ему Березкой кошель. Мочалка ловко развязал тесемки, позволяя друиду полюбоваться почти четырьмя десятками золотых кругляшей. Очень немаленькая сумма. Можно даже сказать — весьма большая.
— Ладно, уел, — кивнул Реа. — Скидку, как и сказал — дам. Пять золотых на стрелы. Если оплатите сейчас, то еще золотой на варево и того — тридцать золотых, семь серебряных и двенадцать медных.
— Эка, ушастый брат, не согласная я на такие условия. Не замуж мне за тебя выходить!
Передразнив сельскую девчушку, Мочалка начал длинный и довольно витиеватый торг. Друид отвечал тем же, закладывая порой невозможные словесные конструкции, ставившие в тупик Эша, но не пугавшие коренастого воина. В конечном счете Мервину удалось скинуть цену на полтора золотника и разумные ударили по рукам.
Реа взмахом посоха отправил ящики и тубусы на улицу, пожелав тернитам ровной дороги. Мочалка тоже ответил каким-то традиционно-эльфиским оборотом, не имевшим дословного перевода. Продавец скривился — по его мнению у "человеков" язык давно и прочно присох к небу. Их произношение звучало хуже, чем клекот крикливой сороки.
— Мервин, старина, а как мы это понесем? — спросил Эш, внимательно рассматривая нелегкую поклажу, в особенности настораживали боеприпасы, для надежности убранные в нехилый железный сундучок с амбарным замком на петлях. Заговоренные стрелы с адамантиевым наконечником, это мечта любого лучника и охотника. Такими можно и тяжелый доспех насквозь пробить, и шкуру демона порезать. В общем — полезная в путешествии вещь. Стоимость, правда, зачастую оказывалась неподъемной не только для одиночек, но и некоторых отрядов, а порой даже некрупных гильдий.
— Ты волшебник, — пожал плечами Мочалка и запрыгнул в седло. — Ты и думай.
Цветочник немного потеребил свою воображаемую бороду, прикинул ситуацию и ударил посохом о землю. В тот же миг поклажа поднялась в воздух и поплыла за спину к защитнику, застыв в футе от него.
Мервин никак не прокомментировал заклинание, но любой бы заметил, что он удивлен. Не каждый опытный магик способен на такие манипуляции, а Эш проделал это без какого-либо напряжения. Защитник достаточно пожил в роли "государева тернита" чтобы не только замечать, что у людей есть секреты, но и не расспрашивать о них. Порой в малом знании кроется куда больше счастья и благ, чем можно себе представить.
Пара выехала из эльфийского квартала, оставляя позади прекрасных леди и живые, волшебные дома. Теперь их путь лежал к мясным лавкам, где заправляли люди. Скоропортящийся провиант можно было закупить и у троллей, да чего там, у них продукты намного лучше, но и в несколько раз дороже. Но тут уж вопрос бюджета. Или вкусно кушай, или стреляй отменными стрелами — "Бродячие пни" свой выбор сделали. И не важно, что они забыли спросить мнения Эша, имевшего несколько иной взгляд. Хотя, скорее всего, именно поэтому и "забыли".
— Посиди здесь, — попросил Мервин, привязывая коня к стойке. — Присмотри за поклажей.
— Так точно, — Эш шутливо отдал честь и плюхнулся на скамейку. Он, выкатив глаза, уставился на парившие в воздухе ящики, тубусы и сундук.
Мочалка, философски отнесясь к очередным выкрутасам новенького, ушел в лавку, надеясь хоть на какую-то долю сознательности парня. Зря. Стоило ему отойти, как волшебник мигом заскучал. Чего покупкам то сделается? Какой здравомыслящий разумный станет воровать то, что парит в воздухе — явный признак принадлежности опытному магику. А с опытным магиком связываться никто не захочет.
Видимо именно поэтому скучавший парень счел благословением небес, когда на него напали дети. На скамейку к юноше запрыгнул веснушчатый, обласканный солнцем рыжеволосый парнишка. Он наставил на волшебника игрушечный меч и грозно произнес:
— Я поймал тебя, Пепел. Сдавайся!
Рядом стояло еще трое, две девчушки и какой-то пухляк, источавший вокруг себя незримую ауру доброты. Детям было лет по шесть, может по семь.
— Сдаюсь, — поднял руки Эш.
Дети заулыбались, а мальчик победно вскинул подбородок.
— Хотя нет, я тебя обманул, — волшебник схватил мальчугана и принялся того щекотать. — Великий и ужасный Пепел съест маленького героя!
— Нет! — смеялся парень, выронив свой деревянный клинок. — Страшный разбойник пытает меня. Спасите, о верные соратники!
Девчушка с волосами, заплетенными в хвостики, схватила меч и ударила Эша по коленке. Волшебник ойкнул и выпустил все еще смеющегося мальчугана. Тот, не растерявшись, спрыгнул на землю и наступил парню на ногу, быстренько отбегая с друзьями в сторону. Компашка героев развернулась и синхронно показала языки.
— Не догонишь! — закричали они и припустили — разве что только пятки мелькали.
— Догоню! — закричал в ответ парень и бросился в погоню.
Дети смеялись, лавируя между возмущавшимся взрослыми, недовольными как поведением недорослей, так и инфантильностью переростка. Эшу было все равно, он во всю веселился. Иногда догонял кого-нибудь и принимался щекотать. Дети, увидев, что одного из них схватил страшный монстр, начинали лупить парня по ногам. Тот выпускал добычу и все начиналось заново.
Дети смеялись, а живой, неприкрытый линзой глаз магика светился неподдельным счастьем и радостью. Беззаботно бегать по улицам, минуя дома и проулки, веселиться от души, что может быть лучше этого? Только если бы за самим Эшем бежала какая-нибудь красавица, но это уже было бы каким-то не слишком реалистичным сном.
Внезапно, поймав девочку с хвостиками, парень замер. На углу улицы сидела женщина. Закутанная в драный, черный плащ, капюшоном накрывший голову, с жестяной банкой у ног, где сверкало несколько четвертаков и пара медяков, она представляла собой жалкое зрелище. Тем не менее, что-то не позволяло волшебнику отвести взгляда.
Он продолжал смотреть на нищенку, не понимая, что происходит. И тут лукавый Ирмарил метнул особо меткий луч. Отраженный от чьего-то стального ботинка, он на миг, лишь краткий миг выхватил изуродованное лицо женщины. Эш помнил её. Помнил красивую девушку, за десять лет превратившуюся в дряхлую старуху. И среди морщин и гнилых зубов все столь же уродливо сиял страшный шрам в виде отпечатка латной перчатки.
Магик застыл. В груди заныло. Стало сложно дышать. Давно уже скрылось лицо в тени капюшона, давно убежали дети, смешавшись с толпой, а торговец все стоял и смотрел.
— Эй! — кто-то с силой встряхнул парня.
— А, да, прости, — откликнулся Эш заметив недовольного Мервина, привязавшего несколько тюков к своему седлу. Гвидо шел следом, нервно сопя и тихонько рыча.
— Я все понимаю, малец, но ты бы завязывал с играми.
— Прости, — повторился Эш, залезая на коня.
— Да черт бы с тобой, — отмахнулся Мочалка и развернул коня. — Поехали-ка лучше в таверну пока эти обормоты весь эль не выдули.
Эш то и дело оглядывался за спину, пока одинокая фигура не скрылась из виду.
25й день месяца Тамир, 311й год, королевство Арабаст, у стен Задастра
Эш смотрел на то как из городских ворот на поле выезжают рыцари, облаченные в стальные, тяжелые доспехи. Среди них виднелись и магики, чьи посохи сверкали волшебными огнями. Скоро начнется битва. Битва, которая обязана стать кульминацией военного похода "Смрадного" легиона. Должна, хотя бы просто потому, что она будет последней. Победа означает вольницу для бывших каторжников и заключенных, поражение — смерть. Все просто. Все карты лежат на столе, банк закрыт и набран, осталось лишь дождаться последней раздачи и открыть свои "руки".
Месяц назад, когда войска подошли к неприступной громадине, победа казалась чем-то нереальным, чем-то из области древних баллад и легенд. Но вот минуло двадцать дней, и баронет Безымянный сделал её осязаемой. Он наполнил сердца людей отвагой и предвкушением наживы.
Легионерам было приказано соорудить две катапульты. Никто не знал для чего они нужны генералу, но уже спустя полтора дня Эш получил то, что хотел. Тогда он велел расчленить весь полон, а потом город стали бомбардировать частям тел их же соотечественников. Головы, руки, ноги, части туловища, все это перелетало за стены Задастра, оставляя на камне кровавые следы.
День и ночь солдаты посменно отбивали марш легиона, ставшей для Арабаста самой страшной музыкой из когда-либо существовавших. Проигнорировав законы войны, Эш отравил местные колодцы, реки и пруды, оставив город без воды. Наняв некромантов и чернокнижников, он наслал на Задастр ветра гниения и болезней.
Он отправил летучие отряды по окрестностям, в надежде выловить тех, кто не успел скрыться в крепости. И к несчастью для последних, генерал нашел что искал. Солдаты, смеясь и гогоча, насиловали женщин и убивали мужчин и детей разве что не под стенами легендарного города.
Генерал обрушил на Задастр все мыслимые и немыслимые ужасы. Он применил все, что мог придумать его острый разум, нестесненный никакими рамками и нормами. Легионеры смотрели на своего предводителя практически с животным ужасом, но и с точно таким же уважением. Для них он был самым удалым и безжалостным главарем, какой только ходил по дорогам тринадцати королевств.
Но с каждым новым приказом, с каждым новым изуверством, подлостью и кошмаром, сотворенным собственными руками, Эш начинал чувствовать нечто, что он еще не понимал. Это нечто заставляло волшебника просыпаться посреди ночи и лежать до рассвета без сна. Заставляло унимать дрожь в руках и успокаивать учащенное сердцебиение. Боли в груди стали чем-то обычным, а приступы тошноты буквально выводили из равновесия.
Возможно, именно поэтому генерал не дал убить маленького жеребенка, увязавшегося за летучим отрядом. Вместо этого он отдал его волкам, попросив тех позаботиться о существе. Было ли это болезнью или наваждением? Эш не знал, но понимал, что сейчас ему следует думать о другом.
Баронет ехал перед строем войск на своем гнедом коне. Две тысячи воинов, закаленных в самых страшных, в самых безумных схватках, когда никто, кроме их предводителя, не видел ни шанса на победу. Свирепые, умелые, беспощадные и кровожадные. Седьмой "Смрадный" легион!
— Эрнесто, — обратился Эш к одному из воинов, стоявших в первом ряду. Здесь, — на острие атаки находились лишь самые прославленные, уважаемые и умелые солдаты. — Я помню, как в битве на Зельце ты безоружным проломил строй соперника. Надеюсь, сегодня ты покажешь не меньшую доблесть!
— Служу легиону! — рявкнул мечник, латной перчаткой ударяя по стальному нагруднику.
Эш поехал дальше.
— Греб"дек, чье копье после битвы больше похоже на шампур. Скольких врагов ты насадишь на стальное жало в этот раз?
— Всех, мой генерал! Только вам, пожалуй, оставлю одного.
Легион загоготал — слова передавались из уст в уста и каждый знал, о чем идет речь. Эш ехал, а позади следовал Рэккер, державший штандарт со знаменем и головой одного из врагов. На стяге красовалась маска безумного демона, пожиравшего плачущего младенца. Как нельзя кстати подходило для седьмых.
На востоке показалась Миристаль — расцветала молодая ночь. Свежий ветер спешил принести путникам долгожданную прохладу с Семи Морей, но генерал знал, что вскоре все изменится. Вскоре в Задастре станет жарче, чем в самой бездне.
— Легион! — рявкнул Эш. — Что вы видите впереди?
— Ничего! — отвечали солдаты.
— Верно! Ничего! Только жалкую кучку трусов! Двадцать дней. Двадцать дней они прятались за этими стенами, пока мы поливали их землю кровью! Признаю, хороший аграрный ход — урожай у них будет что надо.
Народ засмеялся. И в том смехе не было ничего человеческого. Лишь безумие и жажда смерти.
— Сегодня, легион, мы либо покроем себя бессмертной славой, либо станем кормом для голодного воронья. Кто-то из вас, а может и мы все, больше уже никогда не приласкает распутную девку и не проверит на прочность мошну глупого купца. Иные вернуться на родину без рук или ног, без глаз или ушей. Но! Разве это заставит нас отступить?
— Нет!
— Разве мы боимся презренных слабаков, недостойных обнажать то, что они называют оружием?
— Нет!
— Этой ночью, легион, мы утопим эту крепость в крови. Никакой пощады, никакой жалости, убивайте всех, кто не носит кровавую броню! Режьте, жгите, смейтесь, грабьте. Ибо завтра вы станете свободными и закон запретит вам поступать так, как вы считаете нужным! У меня остался лишь один вопрос, легион. Что мы будем делать?!
— Убивать!
— Верный ответ для Седьмого! — кивнул Эш. — Так бейте же марш! Трубите в трубы! Кричите до хрипоты! Сегодня "Смрадный" легион празднует свой роспуск!
Генерал развернулся коня. За спиной загудели трубы, застучали барабаны, заставляя сердце биться в такт их маршу. Эш надел шлем, защелкнув забрало и сжав в руке посох, подаренный королем.
На стенах Задастра расцветали огни артиллеристов, готовых опустить факелы на пушечные фитили. Клубились пары кипящей смолы, золотом сияли жезлы жрецов и сталью сверкали мушкеты и стрелы охотников и стрелков. Но легион стоял спокойно, лишь гремели их клинки, стуча о щиты.
— Командор, — произнес Рэккер, поправляя свою маску. — Даже если мы сегодня подохнем и к утру встретимся в бездне, знайте — это было великолепное веселье.
— Приятно знать, что тебе понравилось.
— Сарказм? — ухмыльнулся лейтенант. — Верный знак победы.
Эш не понял, что имел ввиду его заместитель, когда сказал "весело". Что такое веселье? Наверно нечто приятное. Генерал поднял руку. Он был впереди, стоял перед всеми. Не для генерала отсиживаться в шатре, не для волшебника боятся схватки. Баронет сжал ладонь в кулак и закричал:
— Ату!
Он вонзил шпоры в ребра коня и пустился в карьер.
— Ату! — грохнули двадцать сотен луженых глоток.
Легион следовал за своим командором. Посох генерала, выставленный вперед словно боевое копьё, загорался нестерпимо ярким огнем. Языки пламени окутали фигуру человека, мчащегося перед кровавым морем. Легионеры кричали и вопили, их вой сливался с барабанным маршем и гулом труб, создавая невероятную, жуткую композицию, ставшую голосом самой смерти.
Впереди безмолвно стояли изможденные защитники крепости. Все, что они видели, это огненного демона, несущегося прямо на них, слышали лишь смех тварей, исторгнутых самой бездной. Нервно сжимали они клинки, испуганно тянули к туловищу щиты. Их предводитель поднял руку. Кто-то начал молиться, иные проклинали тот день, когда дали присягу перед лицом короля.
— В атаку! — проревел командир и армия ринулась на встречу судьбе.
Пламя ласкало бока коня, добираясь до самых его копыт. Сила командора оказалась настолько велика, что даже королевский посох не мог её сдержать, олицетворяя волшебными заклинаниями. Пламя словно выливалось из него, жадно поглощая траву и края плаща. Испуганно ржал конь — он будто знал, что стоит всаднику сойти на землю и в тот же миг мустанг обернется горкой пепла и тлена.
Защитники крепости вытянулись клином, острием которого стал огромный воин, сжимающий гигантскую секиру. Генерал мчался ему на встречу. Окутанный пламенем, с треснувшим, раскаленным посохом, постепенно превращающемся в горелую палку, он оставлял позади себя огненные следы.
