Мое проклятие

Последнее, что увидела перед тем, как требовательные, жадные губы дотронулись до моего рта, — черное пламя, бесновавшееся в глазах, которые были сейчас темнее ночи.

Меня словно кинули в гигантский костер. Кровь вмиг закипела, неудержимой лавой растекаясь по венам. Ощущения, сильные, невероятные, затопили, накрыли, увлекли за собой. А вместе с ними пришла паника. Рванулась изо всех сил, отталкивая прижавшееся ко мне распаленное тело, и бросилась прочь. Все равно куда, лишь бы подальше от жаждущих губ, от страстного томления, что нежданно нахлынуло и застало врасплох, а теперь кружило голову, сводило с ума, вынуждало забыть обо всем, оставляя только чувство первобытной жажды.

Но убежать не успела. Миг — и Крэаз стремительным движением поймал край платья. Тонкая ткань треснула, потекла вниз, обнажая спину, а я упала в хищные объятия, по-хозяйски сомкнувшиеся вокруг меня.

— Такая нежная, податливая. Такая желанная. Моя!

От горячечного шепота тело охватила истома, и я покорно затихла, не в силах больше сопротивляться, завороженно глядя в расширившиеся от сумасшедшего желания зрачки. Ставшие вдруг необыкновенно бережными руки осторожно потянули с плеч невесомый шелк, и остатки платья плавно заструились вниз, воздушным облаком окружив ноги. Савард замер на несколько секунд, а потом неспешно, словно изучая, провел по моим рукам от запястий до плеч. Одна ладонь, нежно поглаживая, обхватила шею. Другая скользнула к груди.

Сглотнула образовавшийся в горле комок, закрыла глаза и едва не задохнулась, почувствовав, как кончики пальцев, легко надавливая, закружили по ареоле, медленно приближаясь к соску. Казалось, еще секунда, и мужчина пройдется по нему в невесомой ласке. Но, словно испытывая мое терпение, подушечки пальцев повернули в другую сторону, увеличивая амплитуду. И вот уже большая ладонь полностью накрыла мою грудь.

Томное желание разлилось по телу, и, не в силах дольше выносить эту чувственную пытку, я выгнулась навстречу мужчине, подалась вперед, в его руки, словно цветок к солнцу. Да он и был сейчас моим солнцем.

Савард коротко выдохнул, повинуясь молчаливому призыву, сильнее обхватил грудь, сжав ее. Низ живота скрутило спазмом. Стиснула зубы и до боли сцепила кулаки, чтобы не накрыть его руку, заставляя усилить давление. Соски болели от жажды прикосновений, и, когда наконец он дотронулся до одного из них, поглаживая и дразня, я чуть не застонала от блаженства.

А вот сиятельный не сдержался. Низкий гортанный выдох, и меня буквально вдавили в раскаленное, подрагивающее от напряжения тело.

Жар сильных рук, плавящих кожу на спине. Обжигающий огонь быстрых лихорадочных поцелуев на щеках, глазах, скулах, подбородке. Удивительно мягкие, осторожные прикосновения к уголкам губ.

Запрокинула голову, ловя воздух полуоткрытым ртом, сгорая под губами, ласкающими шею, ключицы. Время остановилось. Казалось, я взлетела и парю где-то там, в невесомости, высоко-высоко.

Длинные пальцы стянули волосы на затылке и чуть надавили, вынуждая приблизиться.

— Посмотри на меня! — пышущий страстью голос выдохнул полуприказ-полупросьбу.

Подчинилась. Поймала взгляд — пронзительный, жгучий — и утонула в зовущей глубине темно-серых глаз, забывая дышать. Кровь в венах пульсировала гулко и тяжело, тело горело, и я лишь тихо всхлипнула, когда он притянул мое лицо к себе. Настойчивый язык прошелся мягким касанием по напряженным губам, на мгновение остановился, словно пробуя ощущения на вкус, и продолжил движение, надавливая, поглаживая. Умоляя расслабиться, открыться.

— Пусти!

От тихого прерывистого шепота по телу побежали мурашки.

— Я хочу внутрь, Кэти!

Возбужденный, нетерпеливый голос сбил дыхание, обжег мыслью о том, как еще Савард может попасть внутрь, распалил видением того, как сильное тело неистово вбивается в мое, распростертое под ним и послушно раскрывающееся навстречу в вечном танце любви.

— Пусти! — снова потребовал он.

Руки сжали талию, спустились к пояснице, сминая бедра, впечатывая в жаждущего, готового к взрыву мужчину, и я потянулась навстречу, повинуясь. Его рот снова отыскал мои губы и раскрыл их, не спеша, наслаждаясь каждым мгновением. Неожиданно трепетный, щемящий поцелуй унес последние сомнения и колебания.

Приникла к Саварду, трясущимися руками упираясь ему в грудь и жадно глотая теплое медовое дыхание. Он немедленно отозвался, как будто только и ждал этого. Поцелуй стал более глубоким, страстным, прикосновения алчных, ненасытных губ — тверже и яростней. Горячий язык ворвался внутрь, покоряя, беря в плен, подчиняя власти обоюдного желания.

Сиятельный пил меня, словно вбирая саму душу, растворяя ее в себе. И я тонула, падала в этот бесконечный, безумный поцелуй, как в бурлящий водоворот, от которого нет спасения. Мягкие удары языка во рту, соблазняющий ритм его движений окончательно помутили рассудок. Забыв обо всем на свете, запуталась пальцами в густых волосах, подаваясь бедрами в такт этим сладостным атакам. Крэаз глухо зарычал, разрывая поцелуй, подхватил меня и крепко прижал к себе.

— Не бойся, девочка. Я сделаю все, чтобы тебе не было слишком больно, — протяжный, почти беззвучный шепот в плечо.

Я не боялась. Здесь и сейчас я отчаянно хотела принадлежать этому мужчине. Хотела, чтобы он обладал мной. И теперь Савард просто следовал моей воле, исполняя самое заветное желание. Забылось все, остались только невыносимое вожделение и мужчина, который держал мое трепещущее тело в своих сильных руках, стремительно приближаясь к кровати.

Еще немного, чуть-чуть, полшага.

Внезапное острое чувство потери, когда Крэаз разжал объятия, бережно опуская на постель. Приятная прохлада шелковистого белья, остудившая разгоряченную спину. Шорох срываемой в нетерпении одежды. И вот мощное тело томительно медленно опустилось сверху, вжимая в тонкие простыни, заменяя собой весь мир, лишая воли, желания вернуть благоразумие. Вообще думать.

Савард приподнялся на локтях, не сводя с моего лица пристального взгляда. Я тоже застыла, оглушенная частым стуком сильного сердца, очарованная представшим совершенством. Красивой линией плеч, мощью грудной клетки, перекатывающимися под кожей мышцами. Словно во сне провела пальцами по четко очерченным скулам, спустилась ниже, неторопливо исследуя безупречное творение.

Мужчина задышал тяжело, рвано, несколько раз быстро сглотнул, но не пошевелился. И только когда моя рука дошла до твердого поджарого живота, не выдержал. Застонал и, мгновенно наклонившись, прошелся торопливыми, голодными поцелуями по лицу, шее, ключицам, нежно покусывая и тут же заглаживая укус легким прикосновением горячего языка. Длинные чуткие пальцы заскользили по телу, запоминая его, изучая, плавя своими прикосновениями ставшую удивительно чувствительной кожу.

Нестерпимый зной прерывистого дыхания.

Огонь алчных раскаленных губ.

Влажные касания языка.

Жар сильных ладоней.

Хмелея от ласк, прильнула к Саварду, будто надеясь стать его частью. Прижалась низом живота к мускулистым бедрам, обостренно переживая каждое движение, растворяясь в упоительном бесконечном вихре впечатлений.

Ненасытные губы скользили все ниже и ниже, прокладывали путь к месту, где заполошной птицей билось сердце. Отчаянно медленно, исступленно нежно, нестерпимо жадно. И наконец достигли груди, втянули в рот горошину соска, мягко сжимая и посасывая, безудержно раскручивая сжавшуюся внутри пружину наслаждения.

Охнула и дернулась навстречу, изгибаясь, хватая воздух пересохшим ртом, когда язык осторожно потерся о кончик соска, лаская его легкими поглаживаниями. Никогда до сих пор я не испытывала таких глубоких, восхитительно-острых ощущений. А дорожка из поцелуев уже медленно потекла к животу, скручивая его спазмами, заставляя тело беспомощно сотрясаться как от озноба. Сильные руки уверенно раздвинули мои ноги, продлевая сладостную пытку удовольствием, трепетно прошлись по внутренней стороне бедер и сменились губами.

Желание хрипом вырвалось наружу, сметая все преграды. Я неистово хотела этого мужчину. До боли, до судорог, до крика. Отдала бы все на свете за ощущение его плоти в себе. Если ради этого нужно было бы сейчас отдать жизнь, согласилась бы, не раздумывая.

Когда Савард снова накрыл мое тело своим, я почувствовала его возбужденное естество близко... так близко... Кровь ударила в виски, а в глазах потемнело. Но Крэаз почему-то медлил.

— Кэти, — позвал он.

Голос был низким, хриплым, почти неузнаваемым. Перевела взгляд на напряженное, искаженное какой-то внутренней мукой лицо.

— Ты готова принять меня?

— Что?

О чем он? Зачем? Разве теперь время для вопросов? Когда мир вот-вот рухнет в бездну, перестанет существовать, взорвавшись сверхновой.

— Ты принимаешь меня и мою силу, Кателлина? — настойчиво продолжал требовать ответа сиятельный.

— Да! — выдохнула дрожащими от дикого желания губами. Почти не понимая, что говорю. Думая только об одном.

Когда мужчина наконец вошел, мне показалось, сердце разорвется от невиданного наслаждения. Медленно, словно смакуя каждый миллиметр, он продвигался внутрь. Ловя каждый мой выдох, каждый стон жадными губами. Заполняя собой пространство и снаружи, и внутри. И реальность взорвалась, рассыпавшись мириадами осколков. Я превратилась в раскаленную лаву, огненную реку, сжигающую все на своем пути. А Савард был руслом, направляющим меня.

Толчки стали быстрее и глубже. С готовностью вобрала их в себя так полно, как только можно, всем существом ощущая необходимость и правильность происходящего. Где-то на грани ощущений странная, еле уловимая боль пронзила тело. Схлестнулась с удовольствием за право победы и бесславно проиграла, растворилась в сладострастии так же быстро, как возникла, чтобы тут же забыться. Мужчина больше не пытался сдерживаться, погружаясь в меня все неистовей. Каждым яростным толчком пронзая тело насквозь сладостной истомой. Исступленно шепча, как я нужна ему.

Так глубоко.

Так сладко.

До самого дна.

Откуда сокрушительной волной уже поднималось фантастическое, ослепляющее наслаждение. Ни с чем не сравнимое. Лишающее дыхания и движения.

Я выгнулась, судорожно сжав в себе Саварда, ловя его последнее мощное движение. Сильное тело содрогнулось под моими пальцами. Эта дрожь передалась мне, объединяя нас, спаивая воедино. Из запекшегося горла его-моего-нашего вырвался хрип-крик-стон, и мы взлетели, чтобы рухнуть вниз, едва дыша.

Ошеломленные. Словно пережившие клиническую смерть. Почти шагнувшие за грань. И все-таки выжившие, несмотря ни на что.

* * *

Лишь посвященным открывались тайные тропы к сказочному белоснежному храму, что прятался в самой глубине гор, окружающих его со всех сторон как стенки гигантской чаши. Огромный, залитый солнечными лучами и весь устремленный ввысь, он был величественен и прекрасен.

Беломраморные колонны, расписанные сияющими красками, завершались под сводами огромными лиственными капителями, напоминавшими короны. Блестящая поверхность пола из отполированного малахита и зеркальная гладь цветной майолики на стенах отражали снопы света, лившегося из окон. Роскошь украшений, отделки из золота и драгоценных камней завораживала, поражала воображение.

Но я, почти не обращая внимания на окружающее великолепие, стремилась вперед. Туда, где виднелась покрытая причудливой каменной резьбой высокая древняя арка перехода, ведущего через Мост Слез к сердцу храма — святилищу, сотворенному из гигантского кристалла горного хрусталя, оправленного в чистое серебро.

Быстро вошла в небольшой зал, внимательно изучая взирающие на меня со стен тонкие женские лики. Одни выглядели безмятежными. Другие — сосредоточенными или полными усталости. Но напряженных сегодня было намного больше. Значит, Великая изволит гневаться. Почти бегом преодолела оставшиеся метры и рухнула у ног главной святыни, с трепетом поднимая глаза.

Драгоценная капля, вплавленная в алебастровую кожу лба, загорелась ярким пульсирующим светом. Распахнулись пленительные, нечеловечески прекрасные очи, заглядывая мне в душу, приоткрылись нежные лепестки бледных губ, и глубокий, мелодичный голос начал декламировать нараспев что-то непонятное.

Откуда-то пришло осознание, что для меня очень важно, просто жизненно необходимо уловить смысл произносимых ритмичных фраз. И я потянулась к обескровленному лицу, к чарующим глазам, к чувственным губам. Ловя каждый звук, воспринимая его самой своей сутью. Казалось, еще немного, чуть-чуть — последний удар сердца, короткий выдох — и все станет совершенно ясно.

Но нет. Как ни напрягалась, ничего кроме отдельных даже не слов — рифм разобрать так и не смогла. 'Прощаю... обещаю... прокляну... верну...' И как вспышка, как удар грома: 'Берегись'!

Резко открыла веки, ошеломленно ловя воздух ртом, с трудом освобождаясь от навязчивого видения, которое все никак не хотело выпускать из своего плена.

Что это было?

Лишь через несколько минут осознала, что лежу на кровати в собственной спальне. И все увиденное и услышанное — не более чем сон. Но какой четкий и реальный! Никогда прежде не доводилось мне видеть таких ярких странных и причудливых сновидений. Словно мечты наяву. Медленно обвела глазами комнату. Что-то не давало покоя, противным комаром зудело и зудело в сознании, мешая окончательно прийти в себя, вздохнуть свободно.

Попробую еще раз.

Итак. Я в своей спальне. В постели. Одна.

Одна?!

Быстро повернула голову. Соседняя подушка обожгла взгляд пустотой.

Может, прошедшая ночь мне тоже привиделась, и все воспоминания о ней — лишь пустые иллюзии? Бред больного воображения или результат воздействия снадобья Гарарда, оказавшегося галлюциногеном? Не было безумной страсти и жадной лихорадки единения, испепеляющей нежности поцелуев и неги касаний потом, когда мы, сплетясь друг с другом, засыпали в плену взаимных объятий. Мне только почудилось, там, на грани реальности и грез, дыхание, запутавшееся в волосах, — как будто бабочки пролетели, крыльями послав легкую волну воздуха, — и мягкое:

— Спи, сладкая!

Прислушалась к себе. Что бы ни дал мне целитель накануне вечером, действие того зелья, к счастью, закончилось. Голова казалась ясной и чистой. А значит, пришла пора отлавливать первого, кто попадется, и разбираться в ситуации.

Вообще странно, что в комнату до сих пор никто не зашел. Не было ни назойливо-услужливых Лилы и Ниды, будивших меня каждое утро, ни вездесущей Кариффы, неизменно появлявшейся следом за ними. Первый раз проснулась самостоятельно, в полном одиночестве. Слишком рано для визита служанок?

Плотные, никогда раньше не задвигавшиеся шторы мешали рассмотреть, что происходит снаружи. Быстро соскочила с кровати, подбежала к окну, отдернула гардины и застыла в недоумении. Я давно уже научилась определять по теням, скользившим по внутреннему дворику, примерное время суток и сейчас с уверенностью могла сказать: утро давно миновало, день плавно приближался к своей середине.

Неужели обо мне просто забыли?