Человек умелый
Французский археолог и антрополог Ив Коппенс решил проверить расчеты не как теоретик, а как полевой исследователь. Он пришел к выво-ду, что в Африке и Евразии могло быть около тысячи стоянок людей уме-лых. По его мнению, на каждой жила большая группа — около ста человек. Возможно, с математической точки зрения такой подход изящен, однако палеогеография не позволяет принять его безоговорочно. Дело в том, что даже в уникально благоприятных для проживания регионах Старого Све-та той поры могла раздобыть себе пропитание лишь группа численностью не более 40-50 человек.
Часть тогдашнего населения, вероятно, заселяла многие области Южной Европы. В том числе и участки Апеннинского полуострова. Пока, к сожалению, существуют лишь косвенные доказательства этого, но неда-леко, очевидно, получение и прямого подтверждения. Особенности апен-нинской природы накладывали отпечаток и на жизнь италийских габили-сов. Они были не столько охотниками, сколько собирателями. Раститель-ная пища всегда преобладала в их меню. Зимой-весной, конечно, доля мясной пищи возрастала. Но даже в самые неблагоприятные апеннинские зимы, когда зеленое царство частично погружалось в сон и стадо полага-лось на охотничью добычу, мяса было не так много — не более трети всего объема добываемой пищи. На то, что пища была большей частью расти-тельной, грубой указывает строение зубов габилисов, их стертость.
Галечные орудия
Травоядные животные питаются листьями, травой, плодами, коре-ньями. Но мы не называем это собирательством. Животное пасется. Так делают антилопы, жирафы. Так делают и обезьяны, например, гориллы. Никакого разрыва в цепи "пища-организм" нет и происходит непосред-ственное потребление пищи. Иногда, правда, обезьяна-мать, сорвав плод или пучок зелени, передает его детенышу, но такое кормление — не прин-ципиальное отклонение от схемы. У габилисов же появилось собиратель-ство, подлинно человеческое занятие. Всю собранную, сорванную, выко-панную растительную пищу сносили в одно место, собирали вместе (от-сюда и название) и только потом поедали .
Несмотря на малую долю мяса в рационе, в добывании пищи про-изошли важные перемены. Если австралопитеки в основном добывали мелкую дичь (птиц и пресмыкающихся), то люди умелые почувствовали себя с орудиями в руках намного увереннее и стали пробовать мясо хо-ботных, крупных копытных. Хотя от поедания лягушек, черепах и ящериц, разумеется, не отказались.
Габилисы не могли состязаться в быстроте бега с гиенами и волка-ми, уступали по силе леопардам и львам. Взрослых крепких, здоровых бы-ков и слонов в открытом бою было невозможно одолеть. Поэтому для нападения выбирали старое, раненное ил и больное животное, либо дете-ныша. Человеческое стадо перед охотой делилось на две части. Часть ма-терей и дети оставались на основной, постоянной стоянке. Мужчины и остальные женщины отправлялись на поиски дичи. Успех охоты в огром-ной степени зависел от удачи. Охотничьей группе предстояло выполнить сложную задачу. Люди умелые не могли догонять добычу, как это делают волки или долго ждать в засаде, подобно кошачьим хищникам. Приходи-лось брать понемногу из одного и другого способов охоты. Габилисы вы-работали особые приемы, сочетая все полезное из опыта различных хищ-ников. Мелкую дичь вспугивали неопытные и менее подвижные женщи-ны и молодежь. Животное гнали шумом на притаившихся в засаде луч-ших охотников. Если же зверь оказывался слишком крупным, требовал ось обездвижить его. Такая охота была возможна только вблизи болот и обры-вов. Там слон мог завязнуть или разбиться. После того стадо с громкими криками обрушивало на искалеченное животное удары дубин, камней и добивало его.
Человек умелый
Одиночных действий старательно избегали. Инициатива пугала тем, что могла закончиться гибелью проявившего ее. Никто не вырывался вперед для нанесения решающего удара, группа действовала как одно це-лое. Возможно, в условиях плохой вооруженности людей умелых это и было оправдано, однако, при отсутствии разумной инициативы охота ча-сто заканчивалась либо с нулевым итогом (животное не убито, спаслось), либо даже с отрицательным (ранены и убиты члены стада).
Наблюдения за современными хищниками показали, что у тех су-ществуют особые способы общения во время охоты. Пристальный взгляд львицы на зебру — не просто прикидка броска на добычу. Это сигнал остальным львам, что есть возможность успешной охоты. Габилисы же во время охоты стали подавать звуковые сигналы. Первоначально ими обо-значали основные эмоции: одобрение, торжество, страх, призыв к внима-нию и др. Криками и жестами люди умелые указывали, куда следует гнать зверя и с какой стороны нападать на него. Это, конечно, не членораздель-ная речь, но уже шаг к ней.
Общая охота завершалась общим разделыванием туш животных на месте охоты. Но, в отличие от животных, люди не поедали тут же всего добытого мяса. Наскоро удовлетворив нестерпимое чувство голода, они расчленяли тушу, чтобы доставить куски к стоянке .
Естественно, нельзя даже допустить, что существовали строгие правила дележа добычи, тем более сопровождаемые ритуалами. Для со-блюдения четко установленных норм габилисы были слишком примитив-ными существами. Но, несомненно, имело место некое малоупорядочен-ное распределение принесенного между не участвовавшими в охоте жен-щинами и детьми.
Весь процесс охоты требовал укрепления внутренней структуры стада, сплочения и взаимопонимания. На первое место выходили органи-зация и обмен информацией. И прежде предки людей не могли существо-вать в одиночку; теперь же это просто исключалось. Только достаточно сложно организованная и структурированная система человеческого ста-да габилисов, которую не разрушают постоянные истребительные междо-усобицы, могла сделать источником своего существования охоту и соби-рательство.
Добыча мяса позволила габилисам меньше зависеть от окружаю-щей среды, дала больше легко усваиваемой пищи, а впоследствии их по-томкам — одежду из шкур. Человеческие стада смогли расселяться даже там, где не доставало растительной пищи, но где ее было можно воспол-нить мясом. Охота при помощи каменных, костяных и деревянных орудий стала непременным условием существования людей умелых. Только она позволяла пережить трудные времена и понизить детскую смертность от голода. Те стада габилисов, которые плохо овладевали охотничьими навыками, исчезали в беспощадных жерновах природы.
Поздние люди умелые
Орудия, которыми начали пользоваться люди умелые, представля-ли простые каменные отщепы. Вероятно, еще австралопитеки стали швы-рять булыжниками в каменные глыбы, чтобы превратить булыжники в острые осколки. На первый взгляд они ничем не отличаются от каменной крошки, образовавшейся естественным путем. Но внимательное исследо-вание орудий габилисов показывает, что они были намеренно сколоты с одной стороны окатанного в ручье голыша. На каждом обнаруженном отщепе при помощи увеличительного стекла просматриваются так назы-ваемые ударные бугорки — верное доказательство того, что там был нане-сен точный, прицельный удар другим камнем. Если булыжник разбивает-ся случайно, например, катясь с горы, то мы увидим, что на нем появля-ются многочисленные выкрошившиеся участки, волнистые, беспорядоч-ные разломы и трещины. А отщепы, изготовленные руками габилисов, гораздо аккуратнее. Видно, что люди умелые уже пытались экономить си-лы, старались не выполнять лишней работы и наносили удары в опреде-ленной последовательности. Кремневым и обсидиановым резцам пыта-лись придавать определенную форму, но пока орудия не отличались осо-бым изяществом. Неуклюжесть орудий объясняется не только тем, что лю-ди умелые только учились искусству их изготовления, но также несовер-шенством их рук, пока неспособных к тонким операциям, и пока что не-достаточно развитым процессом осмысления собственных действий.
Габилисы намного уступали в силе, ловкости и быстроте реакции своим врагам-хищникам. Для того, чтобы успешно противостоять им и добывать пищу, люди умелые просто не могли не использовать орудий в коллективном труде. Собственно, у первых людей была вполне реальная возможность сойти на боковой путь, ведущий в тупик. Напомним, так не раз случалось с биологическими системами-видами. К примеру, это про-изошло с массивными австралопитеками R. Габилисы могли бы избрать узкоспециализированный образ жизни обитателей тропического леса и законсервироваться на достигнутом уровне развития. Либо вообще дегра-дировать и отказаться от использования орудий. Наверняка, с отдельными группами людей умелых такое происходило. Однако благодаря тому, что это не произошло с видом в целом, обязаны своим существованием и ав-тор, и читатели данной книги .
Люди умелые отказались от простого пассивного биологического приспособления к изменениям природы, как это делают животные. Они сами стали изменять ее в собственных интересах. Хотя, конечно, на пер-вых порах преобразующее влияние человечества проявлялось незаметно и было ничтожно.
Орудия труда людей умелых
Габилисы, как и все существа из мира животных, отличались большой подвижностью. Когда они начинали ощущать какие-либо не-удобства для себя в окружающей среде (нехватка пищи, воды и т.п.), они покидали ставшие негостеприимными места и уходили в области с более благоприятной обстановкой. Такие перемещения стад, разумеется, не мо-гут считаться действиями по преобразованию среды. Это псевдопреобра-зование, улучшение путем наименьших затрат энергии системой . Но стада габилисов все чаще оставались на прежних местах и преодолевали в труде наступившие трудности.
Если рассматривать стадо габилисов, как систему, то придется принять во внимание, что она формирует и проявляет свой облик во взаи-модействии с природными системами разных уровней: такого же (другие стада габилисов), более низкого (животные) и более высокого (планетар-ные и космические факторы). В этом взаимодействии происходит разви-тие системы, отдача и усвоение вещества, энергии и информации.
Человеческие стада габилисов представляли собой молодые, а по-тому линейно и быстро развивающиеся сверхэкстенсивные системы. Они стремились потреблять все новые ресурсы и осваивать новые простран-ства. Эти ресурсы носили внешний характер по отношению к системам стад габилисов. Чем и объясняется то, что основная деятельность стад бы-ла направлена вовне.
"Отобрать!"
Как бы то ни было, взаимодействие человеческих стад габилисов с вовлеченной в их примитивное собирательско-охотничье хозяйство и под-чиненной им частью природы (орудия труда, съедобные растения, живот-ные) делало человеческие стада саморегулирующимися. Об этом уже го-ворилось в самом начале книги.
Когда рассматривается становление трудовой деятельности в чело-вечестве как системе, выделяются три этапа ее складывания:
1.Так называемый "приспособленческий" этап. Австралопитеки применяли, приспосабливали к своим формирующимся небиологическим потребностям открытые полезные свойства камней и палок. Тем самым как бы возмещалось несовершенство органов тела. ("...Что вы, люди, — са-мые, между прочим, высокоразвитые из млекопитающих, — можете?... Вы много хвастаетесь, что умеете изготовлять орудия труда и пользоваться ими. Простите, но это смешно. Вы уподобляетесь калекам, которые хва-стают своими костылями" ). Но сбивание подобранной палкой плода или раскалывание камнем орехов нельзя назвать трудовой деятельностью, хотя это уже несомненное предисловие к ней. Подгрызание палок также не является изготовлением настоящих орудий труда, поскольку подработ-ка велась не орудием, а органом тела — зубами. Полезные навыки, приоб-ретаемые австралопитеками в такого рода действиях, в равной степени забывались и запоминались.
2. "Первично-человеческий этап". Габилисы не только применяли камни и палки в "готовом" виде. Они подвергали этот материал суще-ственной дополнительной обработке и получали первые простейшие ору-дия. Но пока возможности обработки камня использовали в очень малой мере. Да и применяли орудия далеко не везде, где можно было бы. Трудо-вые навыки людей умелых совершенствовались чрезвычайно медленно. В действиях габилисов сквозили отнюдь не исчезнувшие животные эмоции, а потому всякая неудача в изготовлении орудия вызывала раздражение и если не прекращала, то притормаживала дальнейшую работу по совер-шенствованию каменных инструментов.
3. "Человеческий этап". Потомки габилисов — "люди прямоходя-щие" — систематически изготавливали и применяли орудия труда, что и стало сущностью взаимодействия их вида, как системы с другими систе-мами, непременным условием существования. Движение вспять стало на данном этапе немыслимым. Человечество уже не могло, отказавшись от орудий, вернуться к образу жизни животных предков. Это означало бы гибель человечества как системы .
Человек умелый
Острые и очень интересные споры разгорелись по поводу того, что представляла собою трудовая деятельность на переходе от поздних ав-стралопитековых к ранним габилисам. В 50-е годы начало спорам поло-жила гипотеза Б.Ф. Поршнева. Выдающийся советский исследователь со-вершенно справедливо отмечал, что и люди умелые, и их потомки (люди прямоходящие) ни в коем случае не должны причисляться к животным. Однако в отличие от современных людей, они сохраняли в организмах и в поведении многочисленные, порою огромные "обломки" сугубо биологи-ческого наследия. Б.Ф. Поршнев настаивал: между миром животных и миром людей должен быть выделен пограничный мир обезьянолюдей. Ученый полагал, что достаточно обладать коллекцией древнейших ору-дий, чтобы по ним достаточно полно восстановить жизнь наших пред-ков . Кроме того, он считал, что труд первых людей стоит в одном ряду с инстинктивными действиями, скажем, бобров. Согласно этой точке зре-ния, труд можно считать сознательным и внеинстинктивным лишь тогда, когда появляются сложные составные орудия из нескольких деталей, каж-дая из которых, взятая в отдельности совершенно бесполезна (лук=тетива+ветвь). А ручные рубила, даже изумляющих нас правильных очертаний — только итог предельного, но чисто биологического развития инстинкта высших животных . Думается, при всем глубоком интересе к замечаниям Б.Ф.Поршнева, блестящего историка и популяризатора науки, с этим трудно согласиться. Вдобавок, в пылу спора не всегда соблюдались научная вежливость и творческая добросовестность. В частности, с догма-тической въедливостью на разные лады истолковывалось в защиту теории инстинктивного труда высказывание Ф. Энгельса о том, что ни одна обе-зьянья рука не производила самого грубого ножа . В целом, несмотря на ряд высказанных интересных соображений, теория инстинктивного труда не может быть принята ни в формулировке Б.Ф. Поршнева, ни, тем более, в виде взглядов Ю.И. Семенова. Согласиться с данными теориями — зна-чит впоследствии неизбежно признать: вслед за "инстинктивным" трудом, дорелигиозным периодом, человеческим стадом из ничего возникает со-вершенно иная система — общественно-хозяйственная (Homo Sapiens Sapiens, искусство и религия, родовая община и пр.).
