Наши способности в эту сторону никак не простираются, и мы еще не нашли никаких зацепок в эту сторону, хотя в этой стороне наверняка такоое существует, и об этом многие знают, или даже почти все. Кроме нас.
Или делают вид, что знают, вернее и не знают, и вида не делают, просто с определенного момента кое-что такое начинают понимать, что я пока не понимаю. И никто из наших не понимает.
Это, наверное, потому, что свои 238 шагов еще никто из наших не прошел, и даже не приблизился. Но про это мы не знаем ничего, вообще ничего, и даже к гадалке ходить в эту сторону — бесполезная трата времени и денег. Как всё в квесте просто. Пришел к Дюдюке, чайку попил, или что у неё там, зелье бирбидонское, и всё тебе ясно стало.
Хотя, по сути Дюдюка не просто так, она и есть инверсия и отражение. Но с Дюдюкой ни о каких вечных истинах разговаривать невозможно, она или сразу выгонит, или на смех поднимет. Тогда уж лучше чтобы выгнала. Обоим лучше.
* * *
Если определенные внешние условия становятся регулярными или повторяющимися, то это порождает возникновение соответствующих стереотипов. В противном случае они исчезают. Это всегда можно объяснить постфактум, но не всегда можно предсказать.
Для того, чтобы разобраться в этом переплетении событий требуется незаурядная мыслительная работа. Исключением является только выход в другое измерение, за пределы индивидуального или расширенного эгоцентризма.
Наши предки считали, что судьба должна быть красивой, наполненной любовью, весельем, благополучием. Мне снится что-то приятное или ничего не снится и так лень открывать глаза, но я пересиливаю себя и чуть приподнимаю веки. И вообще, всё в мире не так и, наверное, скоро наступит конец света.
* * *
— Ну и чо приперся то? — Чудо-Юдо было явно не в настроении.
— Хочу меч кладенец и жилу золотую.
— А меч то тебе зачем понадобился? — в голосе Чуда просквозила подозрительность, опасливая подозрительность.
— Ну как, куда я без меча?
— Ты всегда вопросом на вопрос отвечаешь? — Чудо заворочалось в глубине, — не будет тебе меча, умный больно.
Я решил сменить тактику.
— Ну Чудушко, ну Юдушко, да как мне без меча-то? Опасности же кругом, звери невиданные, людишки лихие.
— А чо с тебя, голытьбы, взять то? Нечего с тебя, голытьбы, взять. А будет меч, будет чо взять, об этом подумал?
— Да как же. Вот жилу золотую...
— Размечтался! Может тебе еще и ключ от квартиры?
— Да не надо мне ключа никакого, есть у меня ключ. Я же меч прошу и жилу.
— Ага, я чо я с этого иметь буду?
— Вот ключ и будешь иметь. От квартиры, где деньги лежат.
— Дождёшься от тебя. Обещать все вы горазды. Ключ то покажь.
— А ты меч покажь.
— Да как же я тебе его покажу то? Сам ведь знаешь, где он запрятан.
— Ага, знаю.
— Ну так и проваливай тогда, не нужен мне твой ключ, не попрусь же я в твою квартиру, тем более, что и денег-то у тебя никаких нету.
— Да, Чудушко, ты как всегда право. Ну а жилу где искать, где она мне откроется?
— Да ладно, надоел ты мне. Где откроется, там и откроется, проваливай по добру, надоел хуже горькой редьки. Э, нет, редька мне не надоела. А давай ты мне редьки принесешь, а я тебе еще чего взамен дам.
Эх, Чудо, да если бы у меня редька была, разговаривал бы я с тобой разве? Ни редьки, ни хрена.
— Ну и хрен с тобой тогда.
— Вот спасибо, Чудушко, вот удружило. Хрен со мной — это дорогого стоит. Это покруче меча будет, да и жила мне ни на хрен не нужна, раз хрен со мной.
Так и поговорили. Зато я теперь с хреном. Вернее, хрен со мной. А с хреном то я совсем не то, что без хрена, с хреном я о-го-го!
* * *
— Господин полковник, надо встретиться, — короткий звонок, трубка у господина полковника, похоже, прямо возле уха была.
— Марго, давай часов в семь, где всегда, — господин полковник по-военному точен и краток, что и не удивительно, главный принцип у него — 'не болтай, враг подслушивает', вот он и не болтает по телефону, и не удивился нисколько, зараза такая, как будто она ему каждый день звонит, хотя это совсем не так, с полковником то она еще ни разу не разговаривала, и что полковника он получил, узнала совершенно случайно, хотя давно пора ему было, засиделся полковник в майорах, да и в подполковниках проходил не мало, ой немало, давно его уже на пенсию должны были бы спровадить, но вот ведь, полковника дали и в кадрах оставили, или как у них это там называется.
Чистили их, чистили, а вот, не вычистили майора, а теперь уже полковника, и хотя оперативной работой господин полковник теперь явно не занимается, но старый конь борозды не испортит.
* * *
Деревья, они такие. Одни деревья дают положительную энергию, другие забирают отрицательную, и аура становится чистая и незамутненная. Даже у ботаников. В конце концов, ботаники мы или где. У нас даже Ларошфуко имеется. Он, правда, совсем не такое дерево, он действительный член.
Ему даже зарплату следовало бы начислять, но этого почему-то никто не делает. Наверное, потому, что у него паспорта нет. А кто же начисляет зарплату тем, кто без паспорта.
Членение единой временной субстанции на 'вчера', 'сегодня' и 'завтра', на 'было', 'есть' и 'будет' осуществляется в человеческом сознании лишь для того, чтобы на уровне обыденного восприятия хоть как-то согласовать наши далеко не полные знания о мире с более-менее осмысленным пребыванием в нем.
Только дерево об этом не догадывается, потому что он живет по другим законам, в том числе и физическим. Физические законы дерева — это совершенно другая история, но я её не знаю, а у Ларошфуко я спросить не могу, потому что он дерево. Кто же у дерева спрашивает?
Тут где-то уже повествовалось о любви автора к экологическим проблемам и о раздумьях по поводу вечности. Если нет, то я исправлюсь, и буду повествовать.
* * *
Где-то неподалеку, видимо, было капище. Потому что иногда явления возникали. Облако, например, в виде креста посреди ясного и чистого неба. В ясную безветренную погоду. Повисит так с часок другой, и растает бесследно. Или свечения в темную безлунную ночь. Ну чисто огни святого Эльма.
Старожилы, впрочем, какие тут старожилы — так, аборигены типа, раньше, при совке еще, сюда попавшие, утверждали, что на разговоры об этом был наложен строжайший запрет. Как будто ничего и не было. Но оно же было. Или это было только как будто затишье перед бурей.
NoУклонение от похвалы — это просьба повторить ее.
Глава 4, в которой уклонение от похвалы — это просьба повторить ее
Молитва — свет и смех. Опасен путь.
Опасен взгляд назад. И остановка...
Луна полна. Уже не повернуть.
И не перешагнуть. Нужна сноровка
Танцующим на крыше — не упасть.
Вальсирующим с тенью — не разбиться.
Армагеддон на скользкой черепице.
Канат. Закат. Набат. Чужие лица.
Астральных песен призрачная власть.
Ночь. Говорят все бьющие ключи...
Ах, если бы уже не быть мне светом!
Танцором. Вором. Воином. Поэтом.
Нас — должно превзойти. Бьет рикошетом
Опасность записаться в палачи.
Гудит толпа. Качается канат.
Опасность — ремесло. Уже не здесь мы.
Пока не там. Стихи — еще не песни.
Ликует площадь, упиваясь местью -
Язычники... никто не виноват.
Сомнительных вопросов череда...
Уже — упасть, чтоб знали — как...Разбиться,
Над пропастью летать — не передать.
А в небе выживают только птицы...
NoЛада Пузыревская
* * *
Говорят, что мысль материализуется. Не все, конечно, так говорят, но, тем не менее, именно по этому принципу построены многие современные дурилки. В смысле, так называемые тренинги, когда на протяжении нескольких часов вам вбивают в голову мысль, что вы своей мыслью можете сделать то, чего на самом деле нет. Например, сделать так, чтобы у вас было много денег.
Я хочу сказать совершенно ответственно, что денег много не бывает, но сама мысль вообще-то интересная. И много денег вы, конечно, сделаете, но не у вас, а у того, кто этот тренинг проводит. Или, если это не тренинг, а книжка, в которой эта интересная мысль написана, то много денег будет у издателя. Ну и автору чего-нибудь перепадёт.
Я вот тоже эту интересную мысль в своей книжке написал, может и мне чего перепадёт, но это я так, к слову. А вот материализация чувственных идей — это наше всё. Это еще кино такое было, вспомнили, да?
Но я-то ведь фантастику пишу, сейчас вот, в этот самый момент. Нет, неправильно, в этот самый момент вы эту фантастику читаете, а писал то я её эвон когда. В смысле я-то её сейчас пишу, а читаете вы её тогда, когда читаете, в смысле в этот самый момент и читаете.
Ну, чтобы совсем всё стало понятно, в смысле непонятно, я пишу, когда пишу, а вы читаете, когда читаете, и это как раз и есть этот самый момент, не, не думайте, я вам голову не морочу, это совсем не один и тот же момент, я этого не утверждаю, тем более, я совершенно не знаю за вас, что это у вас за момент такой.
Единственное, что я могу сказать уверенно, что вы в этот момент читаете, а не летите сломя голову на горных лыжах. И еще, что скоро у нас у всех будет много денег. Потому что вы об этом сейчас думаете. Потому что я об этом сейчас думаю.
Это потому, что мысль материализуется. Ну и у меня, конечно, что-нибудь да будет, раз вы это читаете. Цирк еще не приехал, а клоуны уже бродят по городу.
* * *
Серый и Толян — обычные уголовники. Штырь и Шнырь. Но догадистые. Особенно Шнырь. Он чуть что, так сразу шасть туда. Но и Штырь не отставал. Что уж занесло их сюда, в это богом забытое местечко, кто знает? Серый и Толян не знали. Вечера они обычно проводили в забегаловке. Завсегдатаи, блин.
Вели себя тихо, вежливо, но ушки всегда держали на макушке. В смысле свою выгоду не упускали. Впрочем, какая уж там такая особенная выгода — щипнуть по маленькой.
По большой не выходило. НТР же. Вот и перебивались с хлеба на квас. В смысле с текилы на бурбон. Только для них в забегаловке бурбон и держали. Потому что никто кроме них бурбон не употреблял. Никто не употреблял, а они употребляли.
На текилу и кроме них охотников хватало, а бурбон только они и употребляли. А уж как наупотребляются, так их на подвиги тянуло. В забурбоненом сознании рисовались героические картины — как они, к примеру, берут кассу, или как с ОМОНом махаются. Увы, ни кассы, ни ОМОНа в ближайшей окрестности пока не предвиделось.
* * *
Команда дадена, собаки спущены. Свора борзых идёт по следу. Беда только в том, что зверь то оказался крупноват. Впрочем, нет никакого зверя, следа тоже нет.
Свора бежит, руководствуясь ей одной ведомыми, вернее, неведомыми инстинктами, не разбирая дороги, не обращая внимания на изменение погодных и прочих условий. Со стороны это движение выглядит целенаправленным и целеустремлённым, но цели то никакой и нет, свора рванула и бежит в никуда.
Я бы, может быть и сказал, что в пропасть, но и пропасти никакой нет. Свора бежит по кругу. Только круг этот настолько велик, что заметить искривление можно только с высоты птичьего полёта, а может даже и не птичьего.
Но она всё равно вернётся туда, откуда всё и началось, и сама не поймёт, что же произошло на самом деле. Потому что никакого 'на самом деле' не существует. Как бы. Потому что нет никакой своры.
Она существует только в головах тех, кто думает, что он рулит. Правда, надо признать, что в этих же головах и зверь тоже существует, и что там, в головах, произойдёт, когда свора настигнет зверя? А возможно, и что произойдёт с самими головами?
Вы у меня спрашиваете? Зря спрашиваете. Я не знаю. Впрочем, мне это и не интересно. Я не хочу иметь никаких дел ни со сворой, ни с теми, кто ее послал, ни со зверем, ни с вами, если вас кроме этой своры ничего не интересует. Меня-то интересует. Всё остальное. Что не имеет никакого касательства к этой ситуации.
* * *
Прочитал вчера в сети прелестнейшую миниатюру про семь красных перпендикулярных линий. Профессионалы — они все такие. Это, чтобы было понятно, шикарный текст про офисный планктон. Ничего лучше про офисный планктон я до сего дня не встречал. Понимаю, что меня-то этот текст изменил.
И мою объективную реальность тоже. В смысле мир, в котором я живу. А значит и не только мой мир, но и ваш. Хотя я вовсе не Будда. Вы, как мне кажется, тоже не бабочка. Потому что до сего дня вы ничего про семь красных перпендикулярных линий не знали.
Про профессионалов-то вы, конечно, догадывались, но чтобы вот так. Нет, я полагаю, вам это уже могло быть известно до меня, но это вряд ли. Вы же, как я, не проводите дни и ночи в сети, а если и проводите, то ваш круг общения, естественно, не совсем такой, как у меня. Иначе было бы удивительно.
А вот я вам сейчас тут ничего не расскажу про семь красных перпендикулярных линий. Это чтобы создать подобие интриги. Ну и авторские права ничьи не нарушать. И рекламу никакую никому не делать. Ни контекстную, никакую. Тем более если не платят. Потому что никто платить и не собирался.
А если вам уж совсем невтерпёж, вы в сеть войдёте и в поисковик забьете семь красных перпендикулярных линий. А чтобы вы еще больше изменили свой, в смысле, наш мир, забейте туда же еще прелестную миниатюру про Жозефину. Вот тогда и увидим, кто из нас Будда, а кто бабочка.
* * *
Старичок боровичок-то, откуда тут вылупился? Чего он себе тут олицетворяет? Вроде все проблемы на этом участке пути я уже порешал. Может, упустил чего?
Раз он тут стоит, значит разговора с ним избежать не удастся. Хотя я на контакт в последнее время очень неохотно иду, у меня все эти детские неожиданности уже в печенках сидят.
— Здравствуй дедушка. Как ты тут себе живёшь-можешь?
— Здравствуй, коли не врёшь. Ты уже, я вижу, лыжи навострил? С дедушкой-то и поговорить по-человечески не возжелал?
— Возжелал, дедушка, отчего же с тобой не поговорить? Об чем речь вести будем?
Вот так, сразу мячик на его сторону перекину, пусть сам инициативу проявляет. Может и польза какая обоюдная возникнет, не зря же он тут появился, ой не зря.
— Ты мил человек под ноги то почаще посматривай. Тут тебя такие радости на пути ожидают, подстерегают, предупредить я тебя тут поставлен.
— Ну, спасибо, дедушка, спасибочко, дорогой ты мой.
* * *
У каждого народа есть свой язык. Иначе это не народ. Но, оказывается, внутри народа есть социальные группы, назову их так, потому что группы эти весьма условны и границы групп весьма расплывчаты. А внутри языка есть диалекты.
Еще их называют по разному, кто назовёт сленг, кто жаргон, кто арго, кто еще как-нибудь назовёт, это, по сути, и не важно, важно то, что по языку чаще всего можно определить принадлежность индивида к тому или иному сообществу.
Чтобы было понятно, если человек научился говорить по маасковски, это не значит, что он стал москвичом. Чтобы стать москвичом, надо получить московскую прописку. Но даже получив московскую прописку, человек не говорящий по маасковски москвичом не становится, а становится понаехали тут. И даже получив московскую прописку и научившись говорить по маасковски человек всё равно остаётся понаехали тут. Или уже не остаётся.
