Разговор продолжался еще целый час, говорил в основном сотрудник ФСБ. Сначала Вронский внимательно слушал его инструкции, но с какого-то момента его мысли переключились на Анну. Придет ли она на турнир или нет? Для него это гораздо важней и интересней, чем очередная шпионская история. Сколько их уже было, а сколько еще будет! Вронский был убежден: большинство из них приносит мало пользы, вся эта возня и шумиха зачастую не стоит выеденного яйца. Есть, конечно, случаи, когда разведчики добывали очень ценную информацию, которая влияла на судьбы страны и даже мира, но это такая же редкость, как находка большого золотого самородка. Чаще же всего пользы от всего этого крайне мало. Впрочем, он вовсе не собирается отказываться от этих игр, так как если они закончатся удачно, для него это дополнительный шанс сделать карьеру. А шансами в современных условиях не пренебрегают, по крайней мере, у таких, как он, их очень и очень мало.
Майкла Робинсона Вронский немного знал, пару раз они оказывались на одних и тех же тусовках. Это был типичный американец, высокий, широкоплечий, с белозубой улыбкой, очень доброжелательный, по крайней мере, по своему внешнему поведению. Если он — резидент ЦРУ, то лучшей для этого кандидатуры и не подыскать, всем своим видом он менее всего подходит на роль секретного агента. Он из тех, кто вызывает доверие почти сразу, а, следовательно, и желание ему рассказать побольше. Не будь Вронский предупрежден, он бы и сам мог попасть в ловушку его обаяния. А, учитывая все сопутствующие обстоятельства, это могло стать для него опасным. Он даже вздрогнул оттого, что мог, сам того не ведая, совершить непоправимую ошибку.
И сейчас, наматывая круги вокруг дома, Вронский обдумывал ситуацию. Его мысль металась от американца к Анне и снова к американцу. Он вдруг понял, что попал в некую западню; ему все трудней определить, что же для него важней всего в жизни. Еще недавно он нисколько не сомневался, что главное для него это работа, карьера. Едва ли не все его мысли были о ней. А вот сейчас все как-то размылось, к нему все чаще приходит ощущение, что без этой женщины все остальное теряет смысл. О таком раньше он читал только в романах прошлых столетий, а вот оказывается, подобное случается и в наш циничный, прагматичный век. Что лишь подтверждает тот факт, что человек в своей основе нисколько не переменился, хотя очень многие пытаются в этом убедить самих себя, но от этого становятся только несчастными. Без любви ничего не имеет смысла, хотя мы постоянно пытаемся внушить себе противоположную мысль. Но если кто-то живет исключительно для себя самого, рано или поздно начинает испытывать скуку, бессмысленность, а подчас и отчаяние. И он непременно однажды с этим бы столкнулся, так как не понимал, что его ждет. Встреча с Анной на многое открыла ему глаза и только за одно это он должен быть ей безмерно благодарен.
XVI.
Вронский подъехал к месту, где проходил турнир, примерно за час до самого матча. Народу уже собралось немало, а потому скорей всего, когда начнется поединок, можно ожидать аншлага. Но если раньше ему нравилось играть при большом скоплении зрителей, то сейчас его волновало лишь только присутствие одного из них — Анны. Их последнее объяснение оставило у него тяжелый осадок, почему-то он был уверен, что этот разговор завершится иначе. То же, что произошло, свидетельствует о том, что он недостаточно знает свою возлюбленную. В ней вдруг приоткрылись черты характера, о которых он до этого момента не подозревал. Оказывается, ее жизнь связана не только с ним, у нее есть и другие не уступающие ему по важности интересы. Вронский вдруг ощутил что-то вроде ревности по отношению к ним. Это в постели она страстно шепчет ему: "я вся твоя", но когда они оказываются совсем в другой обстановке, что-то в ней неуловимо меняется, она как бы то ли удаляется от него, то ли раздваивается и какая-то немаловажная ее часть ему в те минуты не принадлежит совершенно. Вронский подумал, что эти мысли сейчас неуместны, мешают сосредоточиться ему на предстоящем поединке — и попытался освободиться от них.
Это был большой спортивный комплекс, построили его недавно по самому современному проекту. Вронскому тут нравилось, не случайно же его арендовали для проведения турнира его устроители — американцы, а они знают толк в таких делах.
Вронский зашел в свою раздевалку, оставил там вещи и снова вышел в холл. Народу прибывало с каждой минутой, но Анны пока не было. Вронский бродил по кругу, ловил на себе любопытные взгляды, в массе своей женские, но если раньше это его всегда волновало, возбуждало мужскую гордость, то сейчас оставляло равнодушным. Он вдруг постиг простую истину, что любовь — это один из самых надежных панцирей, защищающих человека от лишнего, ненужного, пустого. Пока ее не было в его душе, он откликался едва ли не на любой позыв. Самый последний пример — история с Кити. Зачем он стал за ней ухаживать, ведь с самого первого дня понимал, что эта милая девушка по большому счету ему не интересна. Он волочился за ней, как старый дон-жуан только потому, что добыча, словно рыба, сама плыла в сети. Хотя это вовсе не причина для такого поведения, уж точно это его не красит ни с какой стороны.
Внезапно перед ним возник какой-то человек. Вронский посмотрел на него — и узнал Майкла Робинсона. Американец, как и положено американцу, широко улыбался, демонстрируя два ряда белых, словно сделанных по индивидуальному заказу, зубов.
— Мистер Вронский, какая неожиданная, но приятная встреча, — произнес дипломат.
Вронский спохватился; погруженный в собственные мысли и переживания, он забыл про задание. Такого с ним еще не случалось ни разу. Просто поразительно, как он переменился за последнее время.
— Встреча действительно неожиданная, — засмеялся Вронский, тем самым, показывая собеседнику, что он оценил его юмор, и с удовлетворением отмечая, как быстро он вернулся на профессиональную стезю.
— Наблюдал за тем, как вы играете, мистер Вронский. Вы вполне можете выступать на профессиональных турнирах. Поверьте мне, я в таких делах кое-что понимаю.
— Не сомневаюсь, так как вы играете ничуть не хуже.
— Приятно это слышать. Не думал, что тут в Москве найду достойных партнеров. В свое время я был чемпионом в своем университете. Люблю теннис. Нас дипломатов он многому учит.
— И чему же, по вашему мнению? — Вронскому стало интересно.
— Не желаете ли что-нибудь выпить? — предложил Робинсон. — Разумеется, безалкогольное.
Они подошли к бару, Робинсон попросил налить себе пепси-колу, Вронский — минеральной воды. Главное, вести себя совершенно естественно и расковано, думал он, это залог того, что у американца не возникнет и тени подозрения, что ему известно об его секретной миссии.
— Вы прекрасно говорите по-английски, даже без малейшего акцента, — сделал комплимент американец.
— Я стажировался в Лондоне. Да и вообще, учителя отмечали мои способности к языкам.
— А вот я их начисто лишен, — откровенно признался Робинсон. — Учу русский, но без успеха.
— Наверное, у вас есть другие способности.
— Надеюсь, — засмеялся американец. — Говорят, хорошо рисую. По выходным езжу на пленэр. У вас совсем недалеко от Москвы невероятно красивые места. Хотите посмотреть как-нибудь на мои картины?
У Вронского что-то екнуло внутри.
— Люблю живопись. У меня есть знакомая, у нее своя галерея.
— Это интересно, но пока я не претендую на то, чтобы выставляться. У каждого человека должна быть отдушина, когда он остается наедине с самим собой, а быть с самим собой — это быть с Богом.
Вронский не ожидал от американца таких глубокомысленных высказываний. Да, с ним надо быть настороже, легко попасть в расставленную им ловушку.
— Согласен, очень важно иметь такой канал. — Вронский взглянул на висящее на стене табло. — А сейчас пора идти готовиться к матчу.
— Вы правы, нас ждет бескомпромиссный поединок.
Они дружески улыбнулись друг другу и разошлись.
XVII.
Вронский уже хотел спуститься в раздевалку, когда вдруг увидел, как в спортивный комплекс вошла Анна. Его словно что-то ударило, несколько мгновений он не отрывал от нее взгляда. Как же она была прекрасна! Элегантный бордовый костюм сразу же выделял ее среди зрителей, она шла своей энергичной походкой, но при этом оставалась совершенно женственной.
Вронский хотел было уже броситься к ней, но в последний миг остановился. Сейчас не тот момент, если он подойдет к Анне, они начнут разговаривать, все мысли о предстоящем поединке тут же вылетят из его головы. Он же должен быть сосредоточен на нем, в том числе и ради нее. Ему известно, как она переживает за него, как сильно желает ему победы. Потом они наговорятся всласть и никто им не помешает это сделать.
Их взгляды встретились, Вронский легким кивком головы показал, что ему надо идти готовиться к матчу. Анна тоже слегка наклонила голову, как бы говоря: я прекрасно тебя понимаю, иди и готовься, а я желаю тебе победы.
В раздевалке Вронского уже поджидал тренер. Он высказал свое недовольство тем, что его подопечный слишком задержался в холле, занимаясь совсем не обязательными и даже лишними в такой момент делами. Вронский ничего не ответил, он прекрасно понимал, причины этого высказывания: в случае победы наставника ждал весьма приличный гонорар, в два раза больше, чем, если он проиграет. Что ж, он постарается обогатить его по максимальной ставке.
— Американец любит напор, — говорил тренер, разминая обнаженные плечи Вронского. — Я специально наблюдал за ним на тренировке, у него очень сильная подача. Зато прямолинейная, он бьет постоянно в одно и тоже место. Ты знаешь, куда. Поэтому принимай спокойно, а если видишь, что тебе удалось хорошо отбить, попробуй выходить к сетке. Ты на выходе играешь лучше его, зато у него удар сильней. Поэтому используй свои преимущества и, по возможности, нейтрализуй его. Главное, сохраняй хладнокровие, я заметил, что он начинает суетиться, если чувствует, что соперник ему не поддается.
Вронский внимал каждому слову тренера, хотя все это они уже обговаривали, но лишний раз не помешает. Когда выходишь на корт, зачастую все мудрые наставления мгновенно вылетают из головы и играешь так, как придется. Благодаря мастерству это нередко приносит результат, но не в данном случае, так как сейчас он будет иметь дело с достойным соперником. Тут каждый совет может оказаться решающим. А к советам этого человека стоит прислушаться. Он, Вронский, на практике в этом уже не раз убеждался.
Вронский надел форму, посмотрел на себя в зеркало — и остался доволен своим видом. За последнее время он сбросил вес и теперь снова стал стройным и легким. Прозвучал сигнал к выходу участников матча на корт.
Народу собралось много, Вронский посмотрел на зрительские трибуны, пытаясь найти Анну, но это ему не удалось, впрочем, времени на подобные занятия больше у него уже не осталось.
Вронский и Робинсон пожали друг другу руки, и с этого мгновения все, что не касалось напрямую матча, на время исчезло из его сознания.
Матч длился уже больше часа. Все происходило примерно так, как и предсказывал тренер Вронского. Пущенные соперником с подачи мячи неслись с огромной быстротой, но всякий раз в одну и ту же зону, но даже знание этого обстоятельства, не всегда помогало, несколько раз он проигрывал розыгрыши.
Вронский чувствовал, как начинает уставать, что же касается соперника, то казалось, что тот сохраняет почти первозданную свежесть. Впрочем, Вронский был уверен, что это только видимость, так как и темп и напряжение было такими, что не могло не отразиться и на нем, каким бы выносливым Робинсон не был.
Весь матч они шли вровень, Вронский сознавал, что так хорошо он, может быть, еще никогда не играл. Но и Робинсон был в прекрасной форме, и даже по издаваемым болельщиками звукам Вронский ощущал, как захватывает всех присутствующих их поединок. А потому он должен непременно выиграть. И даже дело не в задании ФСБ; он как-то о нем не очень и помнил, дело в чем-то другом. Здесь сидит любимая им женщина, и он должен ей доказать, что она по праву может гордиться выбранным ею мужчиной.
Эти мысли неслись в его голове с такой же стремительностью, как и посланный соперником мяч. Наступали решающие минуты поединка. Разыгрывался тай-брек. Счет был четыре три в пользу Вронского. Но он понимал, что до успеха еще надо как следует постараться, ведь нужно иметь преимущества в два мяча.
Подача перешла к Робинсону. Если сейчас он, Вронский, возьмет очко, то до победы будет рукой подать. Он встал в свою любимую позицию: ноги слегка согнул в коленях, туловище немного наклонил вперед, руку отвел чуть назад. Теперь он готов к приему.
Мяч с другой половины корта, перемахнув через секту, словно снаряд, стремительно летел прямо на него. Вронский выпрямился, еще больше отвел назад руку с ракеткой. Затем резко дернул ее вперед. Мяч ударился о ракетку и полетел в обратном направлении и в этот миг сильная боль пронзила его грудь. Перед глазами все померкло, Вронский упал на пол.
Сознание его не покинуло, но оно словно бы съежилось, перестало воспринимать окружающее пространство, так как было целиком поглощено болью. До Вронского донесся мощный вздох зала, но он уже слабо понимал, что происходит вокруг. И уж тем более не видел, как одна из зрительниц вскочила со своего места и бросилась к корту. Однако охранники ее вовремя перехватили. И хотя она пыталась вырваться из их цепких и сильных рук, это ей так и не удалось. Зато окружающие люди с удивлением смотрели на истерику изысканно одетой дамы.
На корт вбежали дежурившие на всякий случай санитары, положили Вронского на носилки и понесли к выходу.
XVIII.
Каренин прилетел в Москву из Лондона, где он был в командировке по делам министерства почти месяц. Командировка была очень ответственная. Состав делегации утверждался на уровне президента и то, что ему поручили ее возглавить, Каренин расценивал, как важный и весомый знак в пользу того, что дела его по карьерной лестнице продвигаются весьма и весьма успешно. Если все для него будет и дальше складываться самым наилучшим образом, то так недалеко и до вожделенного кресла министра культуры, о котором Каренин страстно и тайно мечтал вот уже несколько лет. Да что там мечтал. Нет, он не был простым мечтателем или фантазером. За всю свою долгую жизнь Каренин давно понял, что мечты никогда не сбываются, а желания не исполняются, если к их осуществлению не приложить нечто особое, нечто такое, что является неотъемлемой составляющей частью успеха.
Каренин рано задумался об этом. Ему всегда хотелось знать, где, на каких полях обитает та пресловутая птица счастья, которая приводит своих избранников к выбранной цели. Именно к цели, а не к мечте. Мечтают многие, лежа в кровати, ковыряясь в носу, часами разглядывая потолок, но все эти действия нисколько не приближают мечтателей к исполнению заветного желания. Статика, в ней все дело. Она обездвиживает не только тело, но и ум. Человек становится ленивым и не способным сделать ни шагу по направлению к своей мечте не только в пространстве, но даже подумать о том, как приблизить столь желаемое в свою жизнь, он уже не в состоянии. Проанализировав сотни историй чужих людей и своих знакомых, Каренин понял: к цели надо идти. Упорно, целенаправленно, уверенно. Причем третьей составляющей успеха он придавал самое большое значение. Вера — это то особое состояние, которое нельзя терять ни при каких условиях. Если даже все плохо, если против весь мир и даже в близких нет ни грамма поддержки, все равно надо идти вперед, как стойкий оловянный солдатик нести и развевать над своей головой знамя веры и знания: что будет так, как я пожелаю.
