Черные ангелы (дилогия, первый роман)

— Где ты был сегодня в три? — спросил Пионов, усаживаясь напротив, и я почувствовал, что что-то произошло.

— Во дворце спорта... А что случилось?..

Не мог же я им сообщить, что был свидетелем смерти летчика Севостьянова. Они бы с меня шкуру спустили.

— Случилось, дорогуша... — многозначительно произнес Акиндин. — Кто в кони пошел, тому и воз везти.

— Убили вашу заведующую редакцией... — поморщилась от его прыти Люся.

Он нее пахло, как от бывалого курильщика, а два пальца на правой руке были желтыми от табака.

— Не может быть! — воскликнул я.

— Может... — произнес Пионов. — Выворачивай карманы!

Они обыскали меня. На стол полетели: допотопный револьвер, обойма с патронами, планшетник, черный ключ с брелком, который я не успел вернуть блондинке, мой портмоне, блокнот с ручкой, платок и коробка спичек.

Акиндин брезгливо рассортировал вещи. Кончиком пальца он пододвинул к себе револьвер, портмоне и обойму. Я знал, что по закону имею право носить оружие, если применяю его при самообороне, и не особенно беспокоился. Люся внимательно наблюдала за моим лицом. Разумеется, я сделал вид, что меня интересует только портмоне и револьвер. Когда Акиндин снял его с предохранителя и понюхал ствол, я предупредил:

— Осторожнее, у него мягкие курок...

Акиндин испугался и осторожно положил револьвер на стол. Он явно не умел обращаться с подобным оружием.

— Ты что, дуришь нас?! — то ли спросил, то ли воскликнул Пионов.

— Никак нет, — по-военному ответил я. Эту странную фразу я тоже взял из старинных фильмов, и она у меня выскочила совершенно случайно.

Люся невольно улыбнулась, пряча лицо. Пионов как-то неопределенно сказал:

— В общем, так... учти, мы все знаем.

— Даже не сомневаюсь, — заверил я его, изображая на лице святую простоту.

— Что ты искал у нее в квартире?

Я сделал искренний вид, подумал и сказал:

— Блокнот.

— Вот этот? — он взял его и повертел в руках.

— Да, — признался я.

— Врешь?! — сказал он.

— Почему вру? Не вру...

— Ладно... — он наклонился над столом так, что стол заскрипел под его тяжестью и взял в руки планшетник.

Я уже знал, что планшетник раскрывается только в том случае, если брелок с черным ключом находится у человека в кармане или в руках. Пионов поиграл шариком, поглядывая на меня, потом его заинтересовала голограмма, и он с минуту рассматривал ее то на свет, то поднося к носу. Оказалось, что у него неважное зрение.

— Что это такое? — спросил он.

— Понятия не имею, — сказал я. — Нашел на улице...

— Ты что ударился в детство?

— Ага... — ответил я с иронией.

— Подожди, подожди... — вдруг произнесла Люся. — Детство, говоришь?!

Она забрала планшетник у Пионова и покрутила его в руках. Акиндин с глупым выражением на лице взялся помогать в качестве эксперта.

— Я видел такие, дорогуша...

Она его отшила:

— Не суетись!

Акиндин сел на место.

— Ты чего лыбишься? Ты чего лыбишься! — накинулся он на меня.

— Ну ладно, — миролюбиво сказал я, глядя ему в лицо, — ну не поймали, ну бывает...

Честно говоря, он мне уже надоел, а его вечные прибаутки вызывали рвотный рефлекс. Представляю, как мучились его напарники.

— Ты знаешь, что я с тобой сделаю? — спросил он, приподнимаясь.

— Держи свою игрушку, — сказала Люся больше из-за упрямства по отношению к Акиндину, чем из-за служебного рвения. Я с облегчение сунул планшетник в карман. — Лучше с умным потерять, чем с дураком найти, — подмигнула мне она и пристально посмотрела на Акиндина, который, как всегда, ничего не понял.

Они занялись блокнотом. Пионов сказал:

— Я его забираю!

— На каком основании? — спросил я. — Я что, арестован?

— Это можно сделать в любой момент, — заверил он меня.

— Но тогда сделайте! — возмутился я. — А блокнот я не отдам. Это инструмент моего ремесла.

— Как хочешь, — сказал Пионов, — сам напросился. — Он вынул из чехла наручники и надел на меня. — Так тебе легче? — осведомился он, отдуваясь. Его огромный живот мешал ему нормально двигаться. Он пыхтел, как бегемот во время гона.

— Так справедливее, — ответил я.

— Ну и целуйся со своей справедливостью, — заметил он и принялся листать мой блокнот.

Акиндин участливо спросил:

— Ты в Бога веруешь?

— В какого? — удивился я.

— Пожалел волк кобылу, оставил хвост и гриву! — торжествующе произнес он, намекая, что я убийца.

— Наш чин не любит овчин? — спросил я.

— Чего-о-о?.. — опять не понял он.

— Я к тому, что не надо радоваться раньше времени.

В этот момент в кухню втолкнули сонного Леху. Он был в зеленых армейских трусах и босой. От его прически с перышками не осталось и следа — укатали сивку горки. Следом появилась фитилявая консьержка. На этот раз она предпочла темный атласный халат. На ногах у нее были тапочки-пуфики.

— Это он... — уверенно показала она на меня жилистым пальцем. Край халата распахнулся, и я понял, что она под ним, как всегда, голая. Леха сладко зевнул.

— Ты кто? — спросил Пионов у Лехи.

— Это мой напарник, — ответил я за него.

— Я тебя не спрашиваю, — желчно заметил Пионов.

— Фотограф-профессионал, — галантно представился Леха и щелкнул голыми пятками.

— Вот ты-то мне и нужен, дорогуша, — обрадовался Акиндин. — У меня дочь родилась!..

Леха поморщился.

— Не-е... — гордо ответил он, — у вас зарплаты не хватит...

Акиндин удивленно помолчал, а потом ударил Леху с правой, и Леха сел на пол.

— Ты чего дерешься? — удивился Леха, осторожно ощупывая ухо. — Странный у нас народ, вначале в морду бьют, а потом просят об услуге. Теперь я из принципа...

— Ты был с ним? — сурово спросил Пионов у Лехи, который ничего не боялся.

— Нет, — вступилась консьержка, — он был со мной...

— Ага... — обрадовался Пионов, — вся банда в сборе!

У консьержки побледнели щеки.

— Я же сама позвонила... — пролепетала она.

— Иногда у преступника не выдерживают нервы и он делает глупости, — пояснил Акиндин с умным видом.

— Но ведь это я позвонила... — повторила она с отчаянием.

— Ну и что, дорогуша? — удивился Акиндин. — Сядешь за компанию...

В общем, полиция в своей стихии. Я даже залюбовался. В кухню вошла Люся, чего-то прошептала Пионову на ухо. Я услышал конец фразы:

— ...Хороший адвокат... от этого вопроса... камня на камне не оставит...

Они вышли. Акиндин с тревогой посмотрел им вслед и сказал, обращаясь неизвестно к кому:

— Пока солнце взойдет, роса очи выест...

— Скажите, что я не при чем! — потребовала консьержка.

— Сама скажи, — ответил Леха, поднимаясь с пола.

Консьержка сжала губы и отвернулась.

— Все мужики одинаковы...

Леха посмотрел на меня. Если бы я мог, то развел бы руками. Зато покачал головой. Он понял, что к убийству я не имею никого отношения.

— Не шептаться! — предупредил Акиндин, с подозрением поглядывая то на нас, то в коридор.

Кажется, его основательно выживали из полиции, и даже его друг Пионов ничем не мог помочь.

Затем послышались шаги, и кухню заполнили какие-то люди. Среди них были Алфен и Лука.

— Комиссар, снимите с моего подзащитного наручники! — потребовал человек в светлом летнем костюме и галстуке. Нос он прикрывал, как средневековый граф, белоснежным ажурным платком. Должно быть, на кухней действительно чем-то воняло. Но я ничего не чувствовал.

Пионов безропотно выполнил просьбу. Акиндин даже не попытался возражать. Люся сделала вид, что все происходящее может быть только в правовом государстве.

— Насколько я понял, моему клиенту не предъявлено никаких обвинений?

— Нет... — вздохнул разочарованный Пионов.

— Хотите ли вы продолжить следственные действия? — спросил адвокат сквозь платок.

Единственное, чему я удивился, — адвокат был свежим, как огурчик с грядки, словно не стояла тридцатипятиградусная жара и не полоскал ливень. Потом рассудил, что он прибыл к месту происшествия в автомобиле с кондиционером. Значит, Алфен расстарался. Но ради чего, я так и не понял.

— Нет... — сквозь зубы ответил Пионов.

— Я его забираю, в противном случае буду вынужден подать жалобу в адвокатуру, и вас затягают по судам!

— Воля ваша... — согласился Пионов и покосился на меня.

— Тебя били? — деловито спросил Алфен.

В его вопросе даже прозвучали материнские нотки. Я сделал благодарное лицо.

— Нет, его в зад целовали, — не удержался Акиндин, но на него никто не обратил внимания.

— Тогда инцидент исчерпан?

— Да... — Пионов развел руками, изображая покаяние.

— А эти господа? — иезуитски спросил Акиндин, указывая на консьержку и Леху.

Адвокат вопросительно посмотрел на Алфена.

— Только мужчину... — сказал Алфен таким тоном, словно делал Лехе одолжение. Но, по-моему, Лехе было все равно. Наверное, он бы с удовольствием остался, чтобы кувыркаться с тощей консьержкой в постели.

— Да, его мы тоже забираем, — громко сообщил адвокат.

— А я?.. — вопросила спросила консьержка, заламывая руки.

Адвокат вопросительно посмотрел на Алфена. Главный оценивающе разглядывал консьержку. Консьержка выдавила из себя жалкую улыбку.

— И женщину тоже... — веско произнес Алфен.

Черты лица его разгладились, и мы поняли, что лицезреем новую фаворитку. Впрочем, о чем можно было говорить, ведь Таня Малыш была мертва.

— Зачем? — удивился Лука.

Если он и любил женщин, то явно в нерабочее время.

— Тебе не надо, я возьму, — возразил Алфен, улыбаясь консьержке.

Консьержка приободрилась, недвусмысленно распахивая полу халата и показывая гладкое колено.

— В общем, забираем всех и уходим, — поспешно сказал Алфен адвокату. — Там разберемся.

— Никто не возражает? — дипломатично спросил адвокат у Пионова и Акиндина.

— Никто...

У обоих была кислая мина на лице, а Люся сделала вид, что происходящее к ней не относится. Честно говоря, в этот момент я ее пожалел, ведь работа полицейского это не всегда истина на твоей стороне.

— Ну и отлично!

Консьержка бросилась впереди всех и ухватилась за потную руку Алфена. Он победоносно обнял ее за талию. Леха выдохнул из себя воздух и закатил глаза:

— Ха!

— А что ты хотел? — спросил я с укоризной.

Он только поморщился, давая понять, что давно относится к жизни философски. Я оказался последним и приотстал.

— Комиссар, как была убита Таня Малыш?

— Малыш? — переспросил он устало. — Ее застрелили...

— Застрелили? — удивился я.

Я привык, что всех, кроме летчика, убивали ножом. Правда, Бондаря утопили в формалине. Но Бондарь — это исключение.

— Видать, она пришла, когда они что-то искали...

Я не сообщил ему, что у нас с Таней Малыш было назначено свидание в три.

— Две пули в голову, — добавил Акиндин таким важным тоном, что Люся невольно фыркнула.

— Так же, как и летчика! — вырвалось у меня я.

— Вы что-то сказали? — удивилась Люся.

Впрочем, после речи адвоката она выглядела достаточно смущенной.

— Да, я нашел его мертвым.

— А кроме летчика, вы никого не нашли?.. — иронически спросила Люся. Впрочем, глаза у нее разбегались в разные стороны. Должно быть, внушительная свита во главе с адвокатом произвела на нее должное впечатление. — На веранде была лужа крови...

— Нет, больше никого не видел, — соврал я.

— Мы вас найдем, — сказала она, словно извиняясь передо мной, — никуда не уезжайте из города.

— Я не уеду. Только отдайте мой блокнот.

Пионов внимательно посмотрел на меня и покачал головой.

— Кроме лично вас, адвокат больше ничего не требовал.

— Ну и ладно, — сказал я, — тогда я заберу собаку.

— Собака не может быть свидетелей, — подумав, философски изрек Акиндин, — собаку можно, дорогуша...

Пионов и на этот раз сделал вид, что глупости, изрекаемые Акиндиным, не имеют лично к нему никакого отношения:

— Забирайте.

Я пошел искать Росса.

— Почему рядом с вами всех убивают? — спросил Пионов, делая шаг за мной в прихожую.

Я удивился, потому что впервые он у меня о чем-то спрашивал, а не вырывал силой.

— Почему всех? Не всех.

Росс стоял в дверях и нервно зевал. Мы были с ним дружны.

— Да? — скептически переспросил Пионов.

— Вы же живы, — сострил я.

— А этих? — Он сунул мне под нос фотографии.

Я сразу узнал Мамонта, Апельсина и Атлета. Только теперь к неопределенному возрасту Мамонта добавилась большая дырка во лбу, а лица Апельсина и Атлета остались целыми, зато оба, похоже, были исполосованы таким же самым ножом, который подкинули мне. Выглядели они так, словно стали жертвой заклания какого-нибудь племени тумбу-юмбу.

— Чего они от тебя хотели?

— А кто они? — в свою очередь спросил я.

— Бандиты с Марса. Что же ты такое наделал, что они за тебя взялись?

— А как там Мирон Павличко? — спросил я в свою очередь, в надежде, что пока он расслабился, выведать информацию.

— Мы предполагаем, что его похитили, — вмешалась Люся, выглядывая в коридор из кухни. — Трупа нет, мотивов для убийства тоже.

— Вы так всем отвечаете? — спросил я.

Она поморщилась и выдохнула из себя воздух.

— В городе ежедневно пропадают десятки людей. Мы не успеваем...

— Это что-то новенькое... — удивился я. — Впервые полиция расписывается в своем бессилии. Целый год, и никаких новостей.

— Надеюсь, вы обойдетесь без новой панической статьи? — осведомился Пионов, впрочем, без обычной угрозы в голосе. — Так как насчет бандитов с Марса?

— Я с ними юридически не знаком. Не пожимал руку, не говорил, что меня зовут Викентием Сператовым. Да, они меня избили, потому что у меня оказалось мало денег. Комиссар... — добавил я не без злорадства, — на сегодня вечер вопросов и ответов закончен. Если я вам понадоблюсь, вы знаете, к кому обращаться.

— Ух-х-х! — издал он странный звук, что, должно быть, означало бессилие, и я торжествующе вышел как раз вовремя, чтобы пройти мимо адвокатского платка, который валялся на крыльце, и усесться в одну из двух машин рядом с Лехой и Лукой. Алфен уселся в другую, чтобы увезти свою добычу подальше от чужих глаз. Что касается адвокат, то он уже укатил на своем супер-пупер четырехколесном чуде, напичканном самыми современными приспособлениями, в том числе кондиционерами и распылителем ароматов. Росс разместился у меня между коленями и преданно заглядывал в глаза. Кажется, он тоже был рад покинуть квартиру Тани Малыш.

— Я хочу выпить! — заявил Леха.

— И я! — провозгласил Лука.

Чему мы страшно удивились. По пути мы заехали ко мне, и я оставил Росса в квартире, предварительно выдав ему в виде пайка палку сухой колбасы, которую он, не успел я закрыть дверь, тут же уволок на диван и принялся с вожделением пожирать.

Глава 5

Черные ангелы

Стихийная жажда перешла в поминки, поминки — в обыкновенную редакционную пьянку. Откуда-то взялись веселые женщины: там были курносая Лена-декоратор, с которой мы обычно болтали на разные жизненные темы и которая дважды была замужем и не прочь была выйти в третий раз, там была фигуристая длинноногая Элла, жена художественного редактора, которая страшно кокетничала со всеми мужчинами и говорила басом: 'За второе дыхание!..' На этот раз она была рыбкой, потому сделала себе двухнедельную татуировку в виде легкомысленной чешуи. Там была еще какая-то гриваста женщина, которую я плохо запомнил, и мне даже показалось, что среди них мелькнула скуластая блондинка, которую Леха снял в баре и у которой были соблазнительно гладкие колени. Там были еще кто-то, кажется, жена Луки, но, честно говоря, мне хватило и этих. Сам Лука быстро напился и стал выражать недовольство руководством газеты. Было ужасно смешно, потому что от непривычки к алкоголю он потерял речь и общался с помощью жестов. Вернее, пытался. Сердобольный Сашка Губарев отвел его в кладовку, а сам вернулся с изрядной дозой 'наркоза', жена Луки пересела к нему, и они очень тихо копошились в уголке среди клавиатур и папок с материалами. Некоторое время мы все дружно пытались перепить Забирковичуса, пока нам это не надоело и Леха не объявил тур-вальс — в обнимку с блондинкой он выскочил на середину комнаты. Потом мы выпили за Мирона Павличко. Потом пели какие-то грустные романсы и главный художник страшно фальшивил, потом, кажется, курили дрянные местные сигареты — биди. Один Сашка Губарев, у которого был шикарный черный чуб, баловался с контрабандной сигарой толщиной в палец. От этого в помещении стало дымно, как во время пожара.