— А-а-а! У меня котёл взорвался! Я к маме хочу! А-а-а!
Невилл испуганно заметался по купе, ища, куда бы спрятать палочку, и даже открыл было окошко не то для того, чтобы выбросить её туда, не то для того, чтобы самому выпрыгнуть, но Луна, прыгнув ему на спину, тут же опрокинула его на сиденье, не дав совершить задуманное. Весело гогоча, они принялись бороться. Разгулье прекратила зануда Джинни, усталая и растрёпанная, которая тихим голосом произнесла:
— Эскуро! — и взмахнула палочкой.
Смердящий Сок исчез. А тут и тележка со сладостями подоспела. М-да. Тележка со сладостями. Нет, шоколад я, конечно, могу хоть горстями есть, хоть мешками — мои кости всё сожгут. Но... тыквенное печенье? Вы это серьёзно? Интересно, тот мерзавец, что с детства приучает людей есть эту гадость, просто не пробовал никогда миндального, или эти кулинарные изыски имеют под собой какой-то глубинный смысл? К примеру, научиться сдерживать рвотный рефлекс? Или вырабатывать какую-то особую островную силу воли? Ведь наверняка в каком-нибудь Шармбатоне никто не кормит утончённых студенток тыквенным печеньем. Скорее всего, эклерчики какие-нибудь предлагают или корзиночки с кремом! Утончённых студенток... Пф! Я поглядел на Джинни, держащую в каждой руке по тыквенной печеньке и попеременно от них откусывающую, и решил, что всё-таки богу — богово. С другой стороны, опять же, закономерный вопрос — а меня-то за что? Опять же, глядя на Джинни.
Вопрос решил Рон, который наконец-то остановился во всех купе поезда, демонстрируя свой значок и метлу, и решил осчастливить и нас своим присутствием.
— О, Рон, у тебя новая метла! — шепнул я на ухо Невиллу.
— О, Рон, у тебя новая метла! — радостно заорал он.
— Это, что, самая последняя модель Чистомёта? — продолжил подсказывать я.
— Это, что, самая последняя модель Чистомёта? — ещё громче крикнул Невилл. Мой друг был уже на седьмом небе от счастья. Мне показалось, что у него сейчас даже слёзы потекут. Трясущейся рукой он попытался показать на значок на груди.
— Какое счастье, Рон, что тебя назначили старостой.
— Какое счастье, Рон, что тебя назначили старостой! — проорал Невилл, а потом нахмурился и повернулся ко мне, уже спросив шепотом: — Рона, что, назначили старостой? И какой идиот это придумал?
— А у них круговая порука, у идиотов, — подмигнул ему я. — Рука руку моет.
Так вот, Рон умудрился поставить точку на моих глубокомысленных размышлениях по поводу гастрономической ценности нашей пищи, одним махом сожрав всё, что не успели съесть до его появления. Он даже отобрал у Луны шоколадную лягушку, только она успела откусить ей голову, и отобрал у сестры пару печенек, которые та безуспешно пыталась спрятать в лифчик. После этого он всем по очереди чуть не под нос сунул свой значок, даже таки образом представившись Луне, которая уже собралась лить слёзы по поводу безвременно и бесследно сгинувшей лягушки:
— Позвольте представиться, Рон Уизли, староста, очень приятно!
— Л-луна Л-лавгуд! — испуганно произнесла она.
— Очень приятно, Ллуна Ллавгуд! — важно повторил Рон. — Помните — мы всегда на страже! — он поднял голову и, перекинув мантию через плечо, выпятил подбородок. — А это — моя новая метла! — он продемонстрировал Луне указанный предмет. — Новейший Чистомёт! Даже в магазинах такого нет!
— З-замечательно! — произнесла Луна.
Что-то зацепило мой взгляд. На черенке кто-то гвоздиком или перочинным ножиком, правда, я, скорее, склоняюсь к версии гвоздика, поскольку вряд ли этому кому-то стоило бы доверять такой травмоопасный предмет, как перочинный ножик... Так вот, кто-то рядом со словом Чистомёт накарябал эмблему почти так, как мне описывал Рон — два жёлудя у основания стилизованного дубового листа. То есть, лист был настолько стилизован, что походил, скорее, на ракету. Или торпеду. С двумя желудями, ага. Концептуально подобный арт, конечно, вполне вписывался в парадигму мироустройства Рона, но на метле выглядел, скорее, как чья-то злобная шутка.
Пока я раздумывал об уместности подобной символики, я чуть не пропустил то, что сказала Гермиона:
— И эта жуткая корова Панси Паркинсон. Какая из неё староста, если она толстая и медлительная, как тролль, которому дали по башке...
Это Панси-то — корова? Ах, Гермиона, Гермиона!
— Герми, милочка! — сказал я вкрадчивым голосом.
— Не называй меня так! — надулась она.
— Герми, душечка! — исправился я. — А погляди, что я тебе купил!
Заинтересованно она следила, как я открываю чемодан, достаю оттуда небольшую продолговатую коробочку и подаю ей:
— Вот, от самого чистого сердца!
Она с придыханием взяла подарок, осторожно открыла коробочку и заглянула в неё... Лицо её внезапно стало злобным.
— Это что? — прошипела она.
Луна склонила голову набок и тоже заглянула в коробочку.
— Я точно не знаю, — сказала она, наматывая свои спутанные волосы на палец, — но, по моему — я повторяю, по-моему — люди называют это расчёска.
Гермиона покраснела и стала цвета волос Джинни.
— Я знаю, что это расчёска! — прорычала она, глядя на меня. — Что это значит?
— Это значит, — снова ответила Луна, — что вам пришла пора познакомиться.
— Кому? — не поняла Гермиона.
— Тебе, — кивнула Луна, — и ей, — она кивнула на расчёску. — Так решил Северный Олень.
Невилл загоготал в голос. Я осторожно взял у Луны её Придиру и, временами тихонько посмеиваясь, стал вчитываться в фельетоны, которые писал Ксенофил Лавгуд. Ха-ха, надо показать Римусу. Теперь мы будем называть Сириуса не иначе, как Коротышка Бордман! Ха-ха, Фадж — гроза гоблинов!
Когда мы вылезли из поезда, я опять увидел Панси, но подойти к ней не смог, поскольку она буквально висела на локте Малфоя, который с компанией загружался в карету, отобранную у второкурсников. Расстроенный, я в ступоре проводил их карету взглядом, а потом, вдруг, осознал, что по-прежнему не вижу никаких фестралов, которые в Сценарии точно были. Я подошёл к нашей карете и, сделав удивлённое лицо, дёрнул Рона за рукав.
— Что такое, Гарри? — спросил он.
— Что это за чудо-лошади? — задал я свой вопрос.
— Какие ещё лошади?
— Которые повезут кареты! — слегка раздраженно ответил я.
— Да о чём ты, никак не пойму?
— Вот о чём — посмотри!
Я схватил Рона за руку и повернул так, чтобы его лицо оказалось прямо перед воображаемой мордой воображаемого коня. Поглядев секунду-другую в пустоту, Рон уставился на меня.
— На что ты предлагаешь мне смотреть?
— Да на эту, которая между оглоблей! Которая в карету запряжена! Вот же она перед тобой...
Рон, естественно, по-прежнему таращился с полным непониманием.
— Ты... ты не можешь их видеть? — спросил я.
— Кого?
— Тех, которые запряжены в кареты.
Рон встревожился:
— Да что с тобой, Гарри?
— Со мной? Ничего...
К нам подошла Луна и, протянув руку, погладила воздух прямо передо мной.
— Не волнуйся, — сказала она. — Ты не сходишь с ума, ничего такого. Я тоже их вижу, — и она продолжила гладить коня.
— Правда, они прекрасны? — спросил я.
— Они великолепны! — сказала она. — Эти крылья!
— А чёрная кожа, которая обтягивает их скелеты! — поцокал я языком.
— А их драконьи головы! — в экстазе вскричала она. Рон, закрыв руками уши, в панике забрался в карету. Я с недоверием посмотрел на неё:
— Ты, что, вправду их видишь?
— Кого? — удивлённо спросила она. — Никого я не вижу. Я, что, похожа на сумасшедшую?
Она хитро улыбнулась и забралась вслед за Роном в затхлый кузов экипажа. В карете мы на пару ещё немного поиздевались над Роном, который уже всерьёз начал думать, что у него крыша поехала, а потом разговор перешёл на Хагрида, и Рон безобразно наорал на Луну, которая, по-моему, в этот момент была близка к обмороку от того, как ей хотелось рассмеяться. Мы вышли из кареты и я приветливо ей кивнул:
— Это было замечательно!
— Да и ты даром времени не терял... Северный Олень! — улыбнулась она и пошла в компанию к своим. В обеденном зале я снова нашёл глазами Панси, но она, казалось, намертво прилипла к Малфою, не обращая никакого внимания на мои потуги поймать её взгляд. Дафна грустно мне улыбнулась через весь зал. Дождавшись окончания обеда, я рванул в толпу, пытаясь догнать Паркинсон. Когда мне это удалось, я, шепнув ей на ухо:
— Панси, на минуточку! — потащил её в сторону. Как мне показалось, Хорёк, за которого она цеплялась, даже не заметил её исчезновения. Остановившись, она ещё раз попыталась вырваться и даже подпрыгнула на месте от досады, провожая Малфоя взглядом, а потом, когда он окончательно скрылся, наконец, она повернулась ко мне:
— Что тебе надо? — прошипела она.
— Мне нужно тебе сказать пару слов, — я мирно поднял было руки, но сразу их опустил, поскольку она попыталась развернуться и уйти, и мне снова пришлось хватать её за локоть. — Пожалуйста, давай зайдём сюда! — я показал на ответвление коридора, в котором нас бы не заметили. Поняв, что я так просто не отстану, она вздохнула:
— Давай, только быстро! — она снова подпрыгнула от нетерпения. — Мне нужно идти!
— Ага! — согласился я. Мы зашли в тень, и она блеснула оттуда своими зелёными глазами:
— Что тебе надо?
— Я хотел извиниться... — начал я.
— Извинения приняты! — отрезала она. Я в неожиданности раскрыл рот, но сдаваться не собирался:
— Я поступил опрометчиво...
— Ты поступил замечательно! — снова оборвала она меня.
— Дай мне договорить! — начал сердится я. — Когда мы встретимся? Как насчёт Астрономической Башни? Или на выходные в Хогсмид?
Она прикусила губу и задумалась.
— Ты знаешь, я всё детство и подростковый возраст провела, зная, что, когда придёт срок, я выйду замуж за человека, которого мне назначили в женихи мой отец и отец Поттера. Мне были безразличны мальчики, их для меня просто не существовало. И тут мне говорят — ты свободна! ты можешь выбирать!
— Выбери меня, Панси! — попросил я. Она покачала головой:
— И я просто посмотрела по сторонам... Оказывается, вокруг много мальчиков!
— Вот, значит, как... — едва слышно пробормотал я.
— Не огорчайся, — сказала она. — У тебя ещё есть запасной вариант. Не так уж и плохо, когда у тебя две невесты!
— Мне нужна ты! — сказал я.
— Мне нужно идти, — ответила она.
Я остался один в пустом коридоре. Мой воображение рисовало мне, как Волдеморт убивает меня, и она плачет на моей могиле, наконец-то поняв, что она потеряла. Я что есть силы ударил лбом в стену, в голове взорвалось маленькое солнце, и я ещё успел заметить потолок надо мной прежде, чем с размаха приложился затылком о каменный пол.
10. Нарцисса
Очнулся я с таким ощущением, словно меня конь в голову лягнул. При попытке поднять приподняться голова сразу начала кружиться, и я почувствовал, что меня сейчас стошнит. Я аккуратно, стараясь не раскачивать, переместился на полметра и осторожно положил голову на пол там, где он был холоднее. Стало немного полегче. Попытка понять, что произошло, окончилась полнейшим фиаско. Я по-прежнему отказывался верить, что Панси так легко от меня ушла к Хорьку. С другой стороны, так же легко она и меня признала своим единственным и неповторимым всего лишь две недели назад. Нет. Всё равно, не верю.
Мне на лоб легла тонкая прохладная ладошка. Шишке на лбу сразу стало легче.
— Ты что, пытался убиться об стену? — хихикнула она.
— Нет, Дафна, я тут просто лёг на потолок полюбоваться!
Она улеглась рядом со мной на каменный пол, плечом к плечу, и стала разглядывать трещины в пяти метрах над нами.
— Что показывают? — спросила она, подлезая ладошкой под мою.
— Я не с начала смотрю, — ответил я. — Похоже, какая-то любовная драма!
— Фу, — надула она губки. — Да ну! Я бы лучше какой-нибудь детективчик!
— В соседнем коридоре триллер показывают. В самые напряжённые моменты из стены выплывает Кровавый Барон...
— Ты долго здесь лежать будешь? У меня уже попа отмёрзла.
— Не верю, — заявил я.
— А придётся! — вот, обломщица!
— Заодно бы и согрелась!
— Алекс! — с упрёком в голосе сказала она.
— Не называй меня так... У меня, кажется, сотрясение...
Дафна повернулась на бок и приподнялась на локте, при этом щекоча волосами мою щёку. Достав палочку, она начала ей водить вдоль моего лба и что-то нашёптывать. Я почувствовал, что мне сразу стало легче.
— Ну, попробуй теперь! — она привстала и уселась на колени, наблюдая, как я поднимаюсь с пола. Голова больше не кружилась. Встав на ноги, я подал ей руку и притянул к себе. Она отстранилась, положив мне руки на грудь.
— Я буду называть тебя Поттер! — заявила она.
— Странный выбор, — удивился я. Она улыбнулась:
— Не бейся больше головой о стену, пожалуйста! Ты мне живой нужен, — я вздохнул. — И не вздыхай. Кое-в-чём Панси права. Ей нужно самой понять, что ты — её судьба.
— А ты? — спросил я.
— А я, в отличие от неё, не была отдана какому-то неведомому Поттеру, которого она и в глаза не видела, а провела детство со своим женихом.
— Но я же — совершенно другой человек, — попробовал возразить я.
— Это ты только так думаешь. Спроси у мамы. Ты всегда был упрям, как баран, и у тебя всегда было большое сердце, как у льва.
Я не знаю, что такого Дафна сказала, но только сдержаться я не смог, и, убрав её руки в стороны, прижал её к себе. Обняв меня, она положила голову на плечо.
— Знаешь, если кто-то сейчас застукает нас...
