Сохрани Страну Чудес

— Где они сейчас? — Спросил барон.

— Примерно на долготе замка Эдвин. Здесь будут через час.

— И что мы будем делать? — Растерялась Элис.

— Они нас здесь не застанут. — В голосе Призрака явно слышалась улыбка. — Мы уже удаляемся на север на малой высоте.

— Они нас не заметят?

— Не должны. Барон, ведь рама деревянная, если правда, что он построен по чертежам графа Цеппелина?

— Да. И кабина тоже. Усилена углепластиком слегка, сколько нашёл.

— Отлично, и летим мы сейчас по ущелью, так что заметить нас можно, только натолкнувшись в темноте. Отлетев подальше, мы сможем подняться повыше уже без риска.

Элис показалось странным, что Призрак, находясь в своей башне, говорит про них "здесь" и "мы", словно совсем сжился со своим летучим телом. Или он просто приспосабливается к их понятиям, чтобы говорить на одном языке.

Барон, осмотрел Мартина. Тот лежал неподвижно, но лицо его уже не было бледным. Он просто спал. Крепким, здоровым сном.

— Почему ты молчал про храм Ялайа. — Элис запомнила это название, потому что когда-то уже слышала его.

— Потому что не всё было понятно. Я не знал, кто за этим стоит. И ещё, это помешало бы вам объективно относиться к спиритам, как и мне поначалу. Я хотел, чтобы и ты, и Мартин были бы свободны от предвзятого мнения о них.

Сначала я думал, что это какое-то высшее руководство спиритов. И к Торису тоже относился холодно. Потом я убедился, что он не замешан в этом, и даже стал учиться у него. А когда ты поняла, что он настоятель, у меня уже оставалось мало сомнений: спириты сами по себе не имеют далеко идущих планов. Они просто тихо постигают своего бога. Просто кто-то их использует.

— А откуда ты знал про Ялайа?

— Ну, то, что спириты из Ялайа просветляют всех желающих — кричат на всех ярмарках. А про их подготовку поймёт всякий, кто задумается, кому это надо.

Барон явно недоговаривал. Элис догадывалась, что. Наверное, увидеть дела спиритов под таким углом легче всего, пообщавшись с техами, и, наверняка, барон получил сведения о расстановке сил в мире именно от них.

— А откуда ты знал, что Чаша не там, а в этом монастыре?

— Ялайа занимается, в основном, народом, а этот, северный монастырь Уттара, скорее, исследовательский центр, если такое слово вообще уместно по отношению к спиритам. Все необычные явления обычно привлекают внимание спиртов именно этого монастыря. У них даже одежда другая, серебристого оттенка. Если видишь где-нибудь спирита из Уттары — значит здесь случилось что-то необычное. Уверен: ущелье ещё не просохло от потопа, вызванного приходом Мартина, а кто-то из Уттары уже слонялся около посёлка. Торис показал нам далеко не всё: у них в монастыре есть и библиотека, и лаборатории, и биотехнологии, хотя и своего, особенного рода. Техи знают об этом давно, только никто пока не смог проникнуть к спиритам достаточно глубоко.

Барон завозился в кресле пилота, устраиваясь поудобнее.

— Кто как, а я намерен поспать, пока летим. Кто знает, когда ещё удастся... — Он потянулся, раскинув руки. — Как хорошо, что с нами ты, Дэн. А особенно то, что ты не устаёшь.

Под потолком кабины послышался не то смешок, не то фыркание, и настала тишина, только тихо свистел воздух, рассекаемый моторами.

— А как же любовь? — Вдруг спросила Элис.

— Что "любовь"? — Сонно ответил барон.

— Ну, что Бог — это любовь...

— А... Просто спириты, чтобы объяснить всем и себе, что такое Бог, сравнили его с самым прекрасным, что может быть. В такое хочется верить, но это не обязательно так. Когда веришь во что-то хорошее — проще жить. Поэтому многим поверить так просто, особенно если верить, что кто-то великий и справедливый любит тебя, наблюдает за тобой, желает тебе добра и не даёт ошибиться. А если и даёт, то делает это в воспитательных целях, чтобы сделать тебя лучше.... Это проще... Но неинтересно.

Элис сидела и смотрела в темноту. Сон не приходил, слишком много мыслей не давали ей успокоиться. Стало совсем темно. Так, что все направления были одинаково чёрными, и было непонятно, как Призрак находит направление.

Мартин чуть пошевелился. Элис нащупала его руку. Он не спал. Элис не смогла бы этого объяснить, но это чувствовалось по его руке.

— Что ты чувствовал? Что было там? — Спросила она тихо.

— Ничего... Полная пустота и покой.

— Не умирай больше, ладно?

Мартин молчал, но Элис почувствовала, что он тихо кивнул.

— Он видел всё.

— Кто?

— Учитель Мельхо. Он сидел на утёсе, прямо посередине и смотрел, как вы пришли, как не дали мне умереть.

— Там не было никого...

— Был. Просто вы не умели смотреть.

Барон был неумолим. Его жажда действий и обострённое чувство справедливости просто взрывали его.

— Мне надоело убегать. Сейчас мы как беспомощные младенцы перед ними. Надо показать, что мы хоть что-то можем. Они, конечно, не станут разговаривать с нами как с равными, но хотя бы примут нас всерьёз, а не отнимут у нас цеппелин, как опасную игрушку, как ножик у младенца и не выкинут куда-нибудь подальше, чтоб не поранились.

— И что ты предлагаешь?

— Нам нужно оружие и средство передвижения. Жабль в этом виде не подходит. А без оружия я к солам не сунусь. Надо лететь в город.

— Барон, — подозрительно сощурился Мартин, — мы ещё не решили окончательно, можно ли тебе доверять! Полетишь в город, заложишь Элис за хорошую цену, продашь ампулу смерти... Короче... Или мы летим с тобой, или я вспоминаю все свои подозрения.

Эдвин недовольно поморщился. Он отлично понимал, что Мартин уже давно доверяет ему, просто хочет разделить с ним все события. Таким он был: относился ко всему, что с ним происходило, как к очередному приключению.

Элис выразительно посмотрела на Мартина. Это значило: "А куда я без тебя?"

— А потом? — Спросила она.

— Пока не знаю. — Честно ответил Эдвин. — В городе у меня есть знакомый тех, который поменяет нам моторы. Потом надо будет раздобыть планы города солов в Норвегии. Уверен, Чашу увезли туда, раз Дэн говорит, что это они контролировали Уттару. А потом... придумаем.

— Норвегия... где это?

— Большая группа островов на западе. На нашем жабле — сутки лёта. Красивое место, крутые скалы поднимаются прямо из океана, все заросшие лесом. Солы знали, где селиться... А раньше там в горах были ледники. Представляешь, лёд ярко-синего цвета, даже чуть зеленоватый. Сейчас нигде такого нет.

— Холодный?

— Да. А когда держишь его в руке — он становится гладким и прозрачным. И капает холодными каплями.

— А куда они делись?

— Растаяли.

Элис вспомнила, как ловила на ладонь снежинки, стоя на уступе у пещеры. А потом ещё один старый сон...

В мастерской было постоянное движение. Люди ходили в разных направлениях, таская детали и инструменты, и центром этого движения был стол в глубине помещения.

Ещё издали Мартин услышал знакомый голос, насмешливый и неестественно скрипучий, словно ярмарочный актёр неумело изображал ворчливого старика. "Я просил три гайки на девять, а это восемь! И скажите Бенедикту, чтоб поторопился с питанием, мне оно скоро понадобится", — возмущался он. Но на это никто не возражал, механики лишь ускоряли шаг.

Подойдя ближе, Мартин, наконец, увидел источник этого движения. Над столом с потолка свисали три причудливые железные руки, все оплетённые трубками и проволокой. Они постоянно двигались, точными движениями переставляя что-то на столе, поворачивая и присоединяя мелкие детали. Пальцы одной напоминали тиски, другая была тонкая и слабая на вид, третья более остальных напоминала руку человека. Правда, скорее, мёртвого.

— О! Мартин. — Голос исходил из чёрного рупора на потолке. — Я теперь счастливый человек! Я могу, наконец, сделать хотя бы сотую часть того, о чём мечтал все эти годы моего призрачного существования.

Конечно же, он говорил о машинах, которые придумал за это время без возможности построить их. Мартин хорошо знал Индрэ, и теперь он, действительно, чувствовал, что это странное существо, этот призрак с механическими руками, действительно, и есть тот самый кузнец, который учил его механике. Если закрыть глаза, то очень легко представить себе, как он мечется по кузнице, распихивая подмастерьев.

— Смотри, теперь вам не придётся подавать знаки с земли, чтобы вызвать цеппелин. — Тонкая рука протянула Мартину небольшой блестящий цилиндр. — Я прилечу, лишь только позови! — Фальшиво пропел голос. На этот раз он доносился не с потолка, а из этого предмета. Мартин осторожно взял его. Теперь ощущение усилилось. Перед ним был мастер Индрэ, показывающий ему своё новое изобретение.

Кузнецы принесли ящик каких-то деталей, и Мартину пришлось посторониться. Чтобы не мешать, он вышел на тёмный двор. Несколько звёзд отражались в пруду. Каждый видит то, что хочет увидеть: утопленников, или звёзды, подумал Мартин. Было уже поздно, но спать не хотелось.

— Дэн, ты меня слышишь? — Он впервые обратился к Призраку по имени.

— Да. — Отозвался голос из железного чуда, которое Мартин по-прежнему держал в руке.

— Скажи мне, только не обижайся... Ты настоящий Индрэ?

— Не обижусь. Мои эмоции не сопровождаются химическими реакциями, как у живых людей, поэтому я не могу злиться по-настоящему. — Мартин почти видел, как Призрак улыбается. Диковатой, хищной улыбкой его учителя. — Нее, не Индрэ. Скорее, Дэн Винский. Впрочем, я понял, о чём ты спрашиваешь. Тебя интересует, действительно ли я — сознание Винского, сохранившееся в машине, или искусная имитация внешних проявлений этого сознания. Я и сам много задумывался об этом... И пришёл к выводу: если различить невозможно — так ли это важно.

Мартин не понял. Точнее, он не мог представить себе, как такое может быть, как Индрэ мог сказать такое. Совершенно дикая мысль. Истина — вот она, а подделка — это совсем другое. Как они могут быть одним и тем же? Но тут слово "истина" вытащила свежие воспомнинания. Из монастыря. Он вспомнил длинные дискуссии вокруг этого слова, и его твёрдое убеждение чуть дрогнуло. Призрак продолжал:

— Вот, например, ты услышал чудесную песню, в которой каждый звук, каждое слово пронимат тебя от макушки до пяток, словно поэт помнил те же самые дворы где ты играл в детстве, видел все твои самые сокровенные воспоминания, знал все твои тайные мысли, и в песне аккуратно чуть коснулся их. Так, чтобы напомнить о них, но не сделать тебе больно... А потом, вдруг, тебе говорят, что эту песню создала машина, точно расчитав образы примерно соответствующие времени твоего детства.

— Такого не будет, потому что этого не может быть. Машина не сможет написать такую песню.

— Сможет, и неоднократно делала. Понимаю, поверить сложно, пока сам не услышишь. Мало того, даже без машины... в искусстве это происходило и происходит каждый день. Дело вот в чём: то, что чувствует поэт, когда пишет, и то, что ощущаешь ты, когда слушаешь — совершенно разные вещи. Общего в них лишь то, что можно описать словами, остальное — твоё воображение. А словами можно описать не так уж и много. Вот и получается, что всё искусство — это по большей части твоя фантазия, вытащенная на свет умелым словом. Так ли это важно, откуда взялось это слово, существовал ли этот поэт в каком либо из миров, или просто мог существовать... Песня-то, вот она, и ты готов слушать её снова и снова. И она прекрасна. Есть ли разница, сохранился ли мой образ от настоящего Винского, или был придуман Ондионом, если узнать это нет возможности? Когда передаёшь чьи-то слова, это те же слова, которые были тебе сказаны, или уже другие?

Мартин чувствовал себя запутавшимся и обманутым, словно кто-то убедительно доказал ему, что правда и ложь — это одно и то же, и всё, что он делал и думал раньше — не имеет значения, потому что он всю свою жизнь разделял правду и ложь, а теперь вся его работа оказалась напрасной. Но в то же время, теперь он, как никогда до этого, был уверен, что перед ним, вот в этом маленьком железном цилиндре — голос его учителя, кузнеца Индрэ.

— Иногда я думаю, что Винский и правда умер. А Ондион просто создал меня. Но не на пустом же месте! Если через машину проходили данные, которые воскресили Индрэ и заставили его хоть частично чувствовать себя Винским — значит эти данные и есть Винский, или, по крайней мере, значительная его часть, его индивидуальность, его самосознание. Его сохранённая душа. Просто там, у вас, она живёт в теле Индрэ а здесь — в машине.

— А где сейчас Ондион?

— Не знаю. Умер, наверное. Это же было триста лет назад, даже больше. Люди столько не живут, только призраки.

Ему показалось что Дэн подмигнул, но только показалось, ведь не может же подмигивать железная коробочка.

Пузырь быстро опускался, и чем ближе была каменная мостовая, тем становилось тревожнее.

Кабина коснулась камней и чуть вздрогнула. Барон неловко полазил по карманам, ещё раз проверяя, всё ли на месте.

— Итак, действуем, как договорились. Вы сидите здесь и ждёте. Я скоро вернусь. Если заметите посторонних — сразу взлетаете и висите над площадью, пока не приду я. Если я не вернусь до заката — вы возвращаетесь в замок. Связь у меня, обо всём сообщайте.

— Окей, — без выражения подтвердил голос Призрака. Но барон был уже снаружи и быстро шёл к ближайшему зданию.

Элис огляделась. Площадь была широкая, каменные дома по краям не были разрушены. Похоже, что это были Старые Дома. Старые по сравнению с теми, которым всего триста-четыреста лет. Теми, что в большинстве уже разрушились, оставив после себя лишь ржавые решетчатые конструкции и пыль. А этим домам на площади было лет пятьсот-шестьсот, тогда ещё умели строить надолго, возводя их из долговечного чёрного камня и не более двух-трёх этажей.

Она вышла наружу, разминая уставшие ноги. Было тихо, только ветер гнал по камням пыль. В городе совсем другая тишина, не такая, как в лесу или в замке. Здесь она мёртвая. Тут нет никого: ни птиц, ни мелких зверей. Барон говорил, что поначалу в городах было много крыс, но потом они передохли от голода, ведь они живут только там, где есть люди.

Ветер принёс странный слабый, но всё равно резкий запах. Он показался ей знакомым, хотя она не могла точно сказать, где она его ощущала в последний раз. Может быть, на ярмарке... точно, так пахнет свежесмазанная телега. Это был запах мазута и смолы. И немножко дыма. Запах был слабым, но чётко различимым. Она посмотрела в сторону ветра. на той стороне площади находилось широкое ржавое здание с провалившимся фасадом. Вместо крыши она различила железные арки. Это было даже красиво, арки пересекались в пространстве, поддерживая несуществующую крышу, образовывали затейливые фигуры.

Ветер снова принёс запах, и Элис сделала несколько шагов в сторону ветра. Она услышала шорох сзади и обернулась. Мартин стоял у неё за спиной, готовый прийти на помощь, если что-то случится. До края площади было шагов тридцать открытого пространства. Чуть в стороне стоял странный навес, похожий на полупрозрачную морскую раковину, три шага закрученного пространства и причудливые выросты, поднимающиеся к небу, как ресницы гигантского глаза.