Элато. Тропой дерзких

— Да не собираюсь я никого убивать!

— На нет и суда нет. Тогда свободен.

— Как свободен? Можно идти?

— Конечно! Иди по коридору, так и выйдешь в свой мир.

Всё так просто? Я сейчас пойду, мерцающая стена меня пропустит и... всё! Я смогу вдохнуть чистый воздух, увижу солнце! Но не это главное, я попью воды! Водыыы!

Несмотря на нехватку воздуха, я бодро пошёл обратно. Как-то, когда я был ещё десяти лет от роду, среди старших учеников храма поползли слухи, что один из них, по имени Пекка заболел. У него перестала выделяться слюна. И он потом умер. Тогда это для меня было так — кто-то умер. А вот сейчас, без капли воды, с сухим ртом, я сочувствовал этому бедняге, сочувствовал. Видно, не может понять человек чужой беды, пока сам её не испробует.

Я остановился. Просто "увидел", что сюда идёт процессия шаксов. Не хочу я с ними встречаться. Рванув назад, я выбежал обратно в залу с деревьями. Девушка так и сидела на плоском постаменте.

— Что? Шаксы? — участливо спросила она.

Кивнув, я смотрел по сторонам, ища, куда спрятаться — зала оказалась тупиковой.

— Вон там потайная комната, прячься! — белокурая указала рукой на узкую нишу. Я прошлёпал к ней босыми ногами, втиснулся, затаился.

Процессия шаксов всё также двигалась гуськом, взгляды их устремлены в пол, до моего обострённого слуха доносилось бормотание: где человеки? Обходят вокруг деревьев.

От них веяло неописуемой жутью. Да, именно жутью, страхом, липким и чёрным. Главное, сейчас не выдать себя, не дышать громко, а вжаться в стену, стать с ней единым целым, чтобы не заметили, ушли.

А девушка? Она не выдаст? Надо было спросить её имя. Это бы её расположило ко мне.

Попасть в этот мир, гроты, пещеры, было просто, а вот выбраться отсюда задачка посложней. Что-то отсвечивало из глубины ниши, хоть там должна быть непроницаемая тьма. И чем больше я осознавал, что там, тем жутче мне становилось. Потому что, обострив зрение, я отчётливо видел смотрящие на меня два жёлтых глаза.

У демонов и урхов — адских собак, глаза красные, да и у урха три глаза. А сейчас на меня смотрел шакс...

Я не испугался. Мне просто было жутко. И ещё понял, что надо мной продолжают издеваться или насмехаться.

— Спрятался? — шёпотом спросил шакс, когда понял, что я его вижу.

Я хотел сказать, что меня уже достали такие шутки, пора разобраться, либо пусть убьют, либо дадут уйти. Или пусть дадут меч и сразятся по-взрослому. Но губы не разомкнулись, я не смог сказать ничего. Ещё раз попытался открыть рот — тот же результат, не мог вымолвить ни слова. Но я же разговаривал с девушкой здесь!

Получив сильный удар в грудь, я вылетел в залу, раскинув руки, упал на спину. При этом затылок так стукнулся о камни, что дальше для меня всё было жутким долгим сном. Правда, во сне боль малая.

Выскочивший следом шакс схватил меня за руку и почти без усилия швырнул далеко в сторону. Но упал я не в зале.

Упал я в жаркое озеро раскалённой лавы, густой, как подсохший сироп! Жгучей, как алый жар костра. И вокруг не было стен, а если и были, то очень далеко, потому что их не видно в красноватом полумраке.

Боль, острая, жгучая, резкая, страшная. Боль... больше ни о чём не мог думать. Прекратить, прекратить!

Я не кричал — орал. Слов не было, не мог ничего сказать. Только жар, боль и крик. Больше никаких, никаких мыслей. Махал руками, сучил ногами в этом густом жгучем мозги сиропе.

Невыносимо!

Рассудка нет! Прекратить боль! Подпрыгнуть хоть на миг, чтобы меньше жгло.

Миг, когда шакс схватил меня и бросил ещё раз, помню отчётливо, потому что это было избавление от боли.

Я упал в залу с тремя деревьями на каменный пол, который сейчас показался холодным. А от меня вверх поднимались видимые потоки горячего воздуха. Но ведь человеческое тело не может выдержать такой температуры. Бултыхаясь в лаве, не думал об этом. Я должен был умереть почти мгновенно. Болевой порог был пройден сразу, как я упал, и сознание должно было покинуть, либо должно остановиться сердце от болевого шока. Но я был жив, а если бы сейчас взял в руку свинец, он бы расплавился! Значит, это не моё тело, или это всего лишь странный сон, жуткий и беспощадный. Но при такой боли спать невозможно. Нельзя так отчётливо видеть трещины на стенах, слышать шепотки шаксов. Значит, тело человека здесь, в аду, другое. Тут другие законы. Как я понял, с шаксом говорить не могу. Зато кричать — пожалуйста, сколько угодно. И тут до меня дошло, что в лаве-то я орал не один, там было много людей. Жуть...

Шакс появился из стены, держа в руках большую каменную дубину, которую я не смог бы поднять. Я медленно встал с пола. Странное дело — руки не дрожали. Сейчас я покажу этому шаксу, пока меня никто не держит. Врежу ногой с разворота по рогам. Но как-то не получилось ударить. Наверное, так тут надо, подумал я, когда тело мне не повиновалось. Зато шакс ударил дубиной по ногам пониже колен. Я падал, потому что кости в ногах сломались как сухие ветки. Тут была боль терпима для храмовника, поэтому стиснув зубы, упал на руки. Дубина через мгновение раздробила левую кисть, в плюшку.

Застонав от боли, спрятал целую руку под живот, инстинктивно пытаясь сохранить. Следующий удар пришёлся по лопаткам, и я не смог дышать. Вернее дышал с трудом, через раз. А когда шакс ушёл, я остался лежать разбитый в прямом смысле слова. Так, с трудом вдыхая, я понял, что человек зря ищет счастье, когда он здоров, может работать и любить, может вдыхать свежий, напоённый запахами воздух и пить прохладную чистую воду.

На левой ноге перелом был открытым, кость торчала... белая в аловатом свете, царившем тут.

Не было крови. Не было совсем. Нога должна быть красной от крови при таком переломе. Но её не было!

Во мне нет крови? Разглядел плющенную левую руку. На трёх пальцах кожа лопнула, раны открыты. Но крови нет! Так не бывает.

— Ну что, убьёшь своих друзей? — с трудом приподнял и повернул голову. Девушка сидела на алтаре, поджав колени руками к подбородку. И хитон у неё алый.

— Я подумаю, — сказал я. У вас тут неплохие методы убеждения. Только ответь на вопрос сначала: что происходит? Почему я не могу разговаривать здесь с шаксами, и вообще, в лаве бултыхаюсь, в теле крови нет.

— Да всё ты понимаешь, — девушка говорила безобидным голосом. — Посмотри на людей, не на всех, конечно.

Мой взор перенёсся к пещере. Элама и Маора сидели недалеко от входа и смотрели на него. Но у них были не такие лица, как раньше, которые я привык видеть. У Эламы лицо хищное, вытянутое. У Маоры, помимо хищности, проглядывалась алчность, большая алчность. Как я понимал, где хищность, а где алчность, не знаю. Но мне сейчас мои друзья не нравились вообще. Хотя... в Эламе было что-то мягкое, нежное. Вернее, доброе, но оно сейчас запрятано глубоко внутри, забито туда, как жертва ногами в угол.

— Будешь смотреть на других, или на себя посмотришь?

— Нет. На себя не нужно, — сказал я. Сел, без усилия, боли. Оказалось, пока моя душа была у пещеры, тело исцелилось, совсем. Но боль уходила постепенно.

— А зачем было устраивать этот балаган с прятаньем в ниши, с процессией шаксов, ищущих человеков?

— Тут скучно просто, — ответила девушка. — А так хоть какое-то развлечение. Особенно смешно Биб про палочки в уши придумал. — Она не сдержала улыбки. — Они со Свейдном — лучшие проводники!

— А издевательства не в счёт? — спросил я с сарказмом.

— Нет, не в счёт. Шаксы так созданы, что муки людей для них — простая работа, как для крестьянина пахать. Трудно и нудно. Ладно, иди. И помни, если не убьёшь своих друзей, тебя ждёт лава. А убьёшь — бессмертие.

Я ушёл молча. Не прятался больше, потому что нет смысла. Да никто меня и не ловил. А вот где кашит, интересно?

А кашит уже был на площадке, когда я прошёл без труда мерцающую стену. Увидев бегущую ко мне Эламу со штанами в руках, я остановился и вдыхал чистый, влажный воздух, такой желанный. Хвоста у Эламы не было — это уже хорошо. На своей кисти, где выступала вена, приложил палец и нащупал пульс. Всё в порядке, в моём теле течёт кровь. Оно такое, как и было раньше.

И понял, где счастье человеков. Сейчас ещё выпью мех воды, мокрой воды, волшебной. И буду счастлив.

Рукой отведя в сторону предложенные Эламой штаны, я подошёл к меху, откупорив, выпил всю воду. Следующее, что я сделал, это вытащил палочки из ушей. Больше меня тут не надурят, ничему не буду верить.

— Ты как, Мегед? — участливо спросила Элама. — Она молчала до этого, сдерживала эмоции, понимая, где я побывал.

— Палочки из ушей повытаскивайте, — зло сказал я. Оказывается, Биб со Свейдном — это проводники!

— Мы знаем! Матэс нам рассказал.

— А он вам не рассказывал, что там, — я кивнул на пещеру, — предлагают убить своих спутников, чтобы таким образом заработать бессмертие? А если не убьёшь, то накажут: в лаву будут кидать и каменной дубиной дробить конечности?

— Не знаю, где ты был, — сказал недовольно Матэс, — но мне ничего такого не предлагали. Может, потому, что я другого вида, не человек.

— Может быть, — я надевал штаны. — Но в любом случае знайте, что могли ему предлагать. Поэтому с ним держите ушки на макушке.

— А с тобой? Тебе ведь предлагали, раз ты заговорил об этом? — кашит нервничал.

— Но я же вам сказал!

— А может, у тебя тактика такая: сказал, втёрся в доверие, меня обвинил. Все на меня косятся, а ты вжик ножичком одного, второго!

— Думайте, что хотите. Я сказал, а дальше ваше дело! Можете идти отдельно. Я сам пойду, если что. Тем более, у меня теперь с шаксами будет кровавая баня. В том мире я ничего не смог сделать, а из этого просто так не выпущу и умирать теперь не собираюсь. Я сейчас так настроен, что могу скалу зубами откусывать.

— Ладно, хватит, примирительно сказал Маора. — Давайте отсюда подальше отойдём, присядем где-нибудь в тенёчке, перекусим да отдохнём. Что-то староват я стал для таких забегов и походов.

Никто не спорил, для всех слово перекусим было за счастье.

Мы шли рядом с Эламой, я был так истощён физически и морально, что еле плёлся, да и разговаривать не хотелось.

— Что там было, Мегед? — тихо спросила она, поглядывая на моё измождённое лицо.

— Ничего хорошего! Всё это время шаксы над нами издевались. Нельзя тут верить никому! В общем, никуда не заходить, никого не слушать!

— Это сейчас уже всем понятно. Вот не пойму одного, почему они заставляют тебя, чтобы ты убил нас? Если испытывают тебя, нас то не испытывают, выходит.

— Я так думаю, — сказал я нарочито громко, чтобы слышал и плетущийся позади нас кашит, — шаксы, предлагая вас убить, опять развлекаются, только от такой шутки что-то сводит челюсти. А результат будет точно такой, как с шиноком — поржут и всё.

Матэс ничего не сказал, наверное, обиделся.

Зайдя в тень большой скалы, мы уселись у кучно лежащих валунов. Маора вынул из заплечного мешка сыр, вяленое мясо и яблоки. Затем достал большую лепёшку хлеба. Ни у кого больше еды не осталось.

Элама спешно разделила на всех хлеб, и мы жадно принялись за еду. Ели молча, рты были забиты, так мы были голодны. Маора от своей доли отказался, лежал на спине и, запрокинув верхние руки за голову, смотрел в небо. Мы быстренько разделили его харчи между собой.

— Вот скоты! — в сердцах сказала Элама, когда откусила яблоко.

— Кто? — спросил я с наполовину набитым ртом.

— Шаксы!

— Больше насмехаться у них уже не получится, — сказал Маора, не отрывая взгляда от неба.

— Да кто их знает, до этого времени же получалось! — сказал Матэс. — А насчёт бессмертия через убийство друзей, это тоже козни.

— Странное у нас путешествие получается, — сказал я, — вроде, идём за бессмертием, а сами только и делаем по дороге, что убиваем.

— Не скажи! — Маора приподнял руку и покачал пальцем. — Банда на горе, убивавшая из-за оружия не в счёт. Они злодеи. Мы наоборот доброе дело сделали. Скелеты всякие и шаксы тоже не считаются. Так что мы трое по настоящему-то никого и не убили. А вот ты... немного подземников покрошил, как я понял. Но если разобраться, то они сами напросились. Так что мы по большому счёту никого просто так не обидели.

Все замолчали, Элама улеглась на песок недалеко от нас, положив рядышком свой не очень-то и лёгкий меч. Я ещё не дожевал яблоко, а веки мои слипались.

— Маора, — тихо позвал я, — подежуришь, пока я посплю?

— Отдыхай, Мегед... ты истощён, раздавлен. Отдыхай.

— Когда затылок коснулся песка, я лишь успел подумать, что если Маора уснёт, кашит может нас перерезать. Я ещё пытался уловить какую-то мысль, но, наверное, это уже был сон.

— Эй вы! Хорош дрыхнуть! — раздался где-то вверху зычный голос Маоры. — Вставайте! — Голос стал ближе, почти рядом.

Вскочив, я протёр слипающиеся глаза. Хотелось спать и спать, завалиться снова и долго не поднимать веки. Элама тоже вскочила, а кашит сидя лениво потягивался. Маора стоял, опираясь на блестящий посох из чёрной кости, их вытачивают из бивней тогоров, обитающих на востоке. Навершие сделано из узкого рогатого черепа неизвестного существа. В хищных зубах черепушки пульсировал тёмно-синий кристалл.

Маора доволен собой, видно, что ждёт вопросов.

— Где ты взял такой посох? — удивлённо спросила Элама.

— Нашёл в песке, я чувствую такие вещи. Как кот мышку!

— Плохо, что кроме посоха и магических вещей, ты слеп, как старый дед! — сказал я недовольно. — Что-то шаксов ты распознать не мог. Элама тоже видящая! Никто из вас не распознал шаксов.

— Мегед, всё закрыто, как кувшин пробкой! Ничего не вижу, вообще. Они умело отводят глаза, — Элама разочарованно развела руками.

— У меня зрение немного другое, не то, что у вас! — сказал Маора. — Я тоже не учуял шаксов. Зато, пока вы дрыхли, я поднялся на скалу!

— Да ты молодец! — сказала Элама с вызовом. — Поднялся и что?

— А то! Идём мы правильно, но скалы скоро закончатся. Там впереди внизу одеяло облаков, вот так.

— Одеяло... облаков? Внизу? Первый раз такое слышу! — Элама фыркнула. — А ты ничего не перепутал? Может, там туман?

— Туман — он ровный, а облака кучерявые. Тем более у меня зрение иное. Могу запросто за три тысячи шагов форму меча или кинжала разглядеть.

— Хорошо. Мы знаем, что впереди облака. Что это может значить? Дерево за ними видно?

— Дерево там на полнеба, а идти к нему через этот туман или облака.

— Сквозь кучерявый туман. — Элама улыбнулась. — Выбора нет, значит думать особо нечего, топай вперёд, смотри по сторонам.

Сухой песок и скалы не обещали нам уюта, а вот там, где облака, можно скрыться под ними от жалящего солнца, которое никогда не спрячется за горизонт. Тем более, там должно быть влажно. Должна быть вода.

Несмотря на то, что ноги упрямо грузли в песок при каждом шаге, мы бодро шагали вперёд, к облакам, которые видел со скалы Маора. Не факт, что он видел именно облака, но от этого становилось лишь интересней. Я даже позабыл про шаксов, хотя, если они будут падать с неба, я это увижу. Подумав это, я нащупал в заплечном мешке черепушку и одну зихару. Это успокоило.