"Последний паладин". Книга первая: "Рождение".

— Род! Погоди, не уходи! — окликнул меня Блуд и направился в мою сторону.

Я, собственно, никуда и не собирался уходить.

— Слушай, ты не обижайся на Брэйна, хорошо? Он, конечно, еще та зануда, и постоянно пытается показать себя самым умным, но человек хороший, и верный товарищ.

— Да нет, он в чем-то прав, на самом деле. Просто... а, не важно, техподдержка все так же молчит?

Блуд лишь утвердительно покачал головой и опустил взгляд вниз.

— О! А это у тебя чего такое?

— Не знаю, пацан какой-то вручил.

— Пацан? — оживился собеседник, — дык открывай скорее, вдруг там что-то интересное?!

— Что там может быть интересного? — возразил я, но принялся развязывать узелок. Честно говоря, самому до жутиков было интересно, что внутри.

И вот на свет божий из темноты мешочка явились две фигурки.

— Это что?

— Без понятия. Солдатики какие-то.

— Дай-ка, посмотрю.

Я отдал фигурки Блуду, а сам снова запустил руку внутрь и нащупал там что-то еще. Это оказалась бумажка, свернутая в трубочку. Пока собеседник увлеченно разглядывал фигурки, я развернул лист, на котором была написана короткая фраза, от которой внутри похолодело "Если хочешь увидеть их живыми приходи один. Сегодня. Таверна Золотой теленок, комната 54".

— Бирин Первый молот и Благодар Несущий свет, прикольно! Мне б таких в мою коллекцию солдатиков я бы...

— Постой-постой! Как ты сейчас сказал?

После услышанной фразы перед глазами на долю секунды мелькнула картинка всплывшего кусочка воспоминания, и в голове раздался радостный детский крик "Папка, пака вернулся!"

— Мне бы в коллекцию их.

— Нет, до этого!

— Бирин Первый молот и Благодар Несущий свет, так на подставках написано.

Я забрал у Блуда фигурки и вцепился в них взглядом. Секунду ничего не происходило, потом окружение перед глазами замелькало, сменяемое обрывками воспоминаний.

— Бирин Первый молот, — вперед своего младшего брата справился Санька.

Вспышка и картинка сменилась:

— Вот это, великий кузнец и ремесленник своего народа, — показывал я первую фигурку своим сыновьям. — Давным-давно...

Снова вспышка:

— Ух тыы, крутооо!

Еще одна:

— Но ведь завтра суббота, мальчишки так ждали этого дня.

Воспоминания, будто через прорванную плотину, хлынули в мою голову, сменяясь ускоряющимся калейдоскопом и сливаясь в одно.

— Ха, да ты меня сначала поймай! Мэээ! Род, жив чертяга! Восемь миллионов золотых каждому! На Брайтон-Бич опять идут дожди. Родомир, друг мой!

— Ааааа!!! — закричал я от нарастающей боли. Казалось, голова сейчас взорвется изнутри. Я упал на колени и сжал руками виски, что было сил.

— Твою мать, что за фигня!? Род, ты чего?!

А воспоминания продолжали возвращаться, принося адскую боль и перемешиваясь в одно не воспринимаемое месиво.

— Оп, а вот и командир! Это что за клоун? Добрый день, господин Баал и добро пожаловать! А мне пофиг, главное чтобы платили. В чем дело, паладин? Sic fiat! Venturum verum! Я не буду этого делать! Мерзкое отродье света! Ты слаб! Глупец! Нееет!

— НЕЕЕЕТ!!! ААААА!!! — все мое тело будто пронзило сотней горячих острых осколков, которые впивались в мою плоть, рассекая ее, принося невыносимую боль и обжигая все внутри. — ГОСПОДИ КАК ЖЕ ЖЖЕТ! — Глаза слепило ярким светом, хотя веки были закрыты. Я упал на спину и пытался разодрать на себе доспехи руками, выковырять каждый осколок голыми руками, лишь бы прекратить эти мучения.

На границе сознания слышались панические крики Блуда. Боль нарастала, и когда терпеть уже стало совсем невыносимо, все неожиданно закончилось, будто ничего и не происходило, а на глаза опустилась темная пелена. Я лежал абсолютно неподвижно и даже не дышал. Неужели я умер?

— Род, ты чего, Род! — Блуд тормошил меня.

Нет, живой. Живой!

— Вспомнил, — невнятно прохрипел я.

— Чего? — не расслышал Блуд.

— Я все вспомнил, — зрение потихоньку возвращалось, вырисовывая знакомое окружение.

— Что вспомнил?

— Все, абсолютно все.

СТОП! Записка! Там про мою семью. Они в беде!

Разум, еще не отошедший от пережитого стресса, затмила ярость. Никто не смеет угрожать моей семье. Я резко вскочил, но тут же потерял равновесие, благо Блуд успел меня подхватить и не дал упасть.

— Золотой теленок, отведи меня туда. Срочно!

— Что? Зачем?

— ВЕДИ! — прорычал я, схватив юнца за грудки.

— Хорошо, хорошо, как скажешь.

Хоть заведение и оказалось буквально в двух шагах, мне показалось, что мы шли до него вечно. Внутри все кипело от злобы. Не знаю, кто там внутри, но я его убью, разорву, загрызу, если он вздумал навредить моим детям или жене!

Наконец мы стояли возле двери, над которой весел кованый золотой теленок. Изнутри доносилась музыка и веселые крики.

— Дальше я сам.

— Но... — попытался возразить Блуд, однако увидев мой взгляд, решил не продолжать.

Быстро зайдя внутрь, я оглянулся и, увидев стойку бармена, направился к ней.

— Чем могу Вам помочь? — поинтересовался коренастый мужичок, продолжая протирать стакан до блеска.

— Где комната пятьдесят четыре?

— Второй этаж, после лестницы налево, восьмая дверь.

Перепрыгивая по несколько ступеней за раз, я быстро поднялся наверх и, пройдя несколько шагов, уже стоял напротив двери с табличкой "Комната 54".

Не церемонясь, резко распахнул дверь и залетел в комнату. У окна стоял человек в длинной накидке, спиной ко мне. Он медленно повернулся и молча снял капюшон.

— Ты? — я растерялся, увидев перед собой Мэда. Того самого верзилу, чьих прихвостней я тогда отметелил в подворотне.

Тот стоял молча, и лишь внимательно смотрел на меня, будто пытаясь что-то разглядеть.

— Где они? ГДЕ МОЯ СЕМЬЯ! — направился я в сторону негодяя, сжимая от ярости кулаки, намереваясь выбить из него весь дух, — Если ты что-то сделал с ними, я убью тебя! КЛЯНУСЬ, Я ТЕБЯ УБЬЮ! Из-под земли достану, но тебе конец, слышишь!?

Я подошел уже в упор, но Мэд даже не пошевелился. Он все так же стоял как истукан и смотрел на меня.

— Какого черта ты молчишь? Где мои дети? Где жена? ЧТО ТЫ С НИМИ СДЕЛАЛ, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ?!

Я брызгал слюной в бессильной ярости, не понимая, что происходит. А верзила вместо драки, угроз, ультиматумов, просто стоял и молчал, а на его глазах стали проступать слезы.

СЛЕЗЫ?! Серьезно? Что за хрень?

— Это...все-таки это ты, — наконец выдавил из себя Мэд.

Я полностью растерявшись от происходящего уставился на верзилу.

— Эти глаза, я...я узнаю эти глаза... — сердце в груди сжалось от осенившей мысли.

— Крупные слезы побежали по грубым щекам Мэда, а он дрожащим губами, сделав шаг мне навстречу, произнес:

— П-папа...

Что?! Не может быть! Этого не может быть!

Сердце в груди бешено заколотилось, а руки затряслись.

— Максим?

Амбал ничего не сказал, лишь кивнул головой, его тело обмякло, будто в раз кто-то вытащил поддерживающий стержень из его спины.

— Отец, ты вернулся, я знал! Я знал, что ты вернешься! — Мэд кинулся ко мне, и, схватив обеими руками, обнял так крепко, что даже дыхание перехватило, а потом разрыдался как мальчишка.

— Сынок! Мой мальчик!

Из моих глаз тоже предательски хлынули слезы. Так мы и стояли около минуты, рыдая как девчонки. Я взял себя в руки и попытался успокоить Максима.

— Тише, тише...

Тот тоже вскоре пришел в себя, и, отпустив меня, устало присел на стул, не отводя взгляда.

Я попытался мыслить трезво и найти объяснение происходящему, но как не крути...ЭТО НЕВОЗМОЖНО! Этот детина не может быть моим сыном! Да, те же мамины глаза, ее нос, но Максимке сейчас всего пять лет! А этому двадцать с лихвой.

— Докажи что это ты?

Мэд промедлил несколько секунд, а потом начал говорить:

— Эти фигурки, ты подарил их нам, когда вернулся после очередного рабочего дня. Ты всегда нам дарил что-нибудь, после того, как мы выполним определенный "квест". В тот день, заданием для меня было узнать, что мама приготовила на ужин. Спагетти и курица в сливках. Это блюдо у нее получалось лучше всего, хотя мама всегда вкусно готовила. Но это, это было мое любимое. Когда ты рассказывал нам историю, Сашка постоянно тебя перебивал, за что я был на него зол, ууххх, чертовски зол! После ужина, ты рассказал перед сном нам с братом историю про Благодара — война света — что спас королевство и основал орден паладинов. А на следующий день мы должны были идти в кино, но...

— Достаточно, — перебил я Максима. Конечно, такую информацию можно было выпытать, но то, как он ее произносил, нет, это действительно был мой сын. — Но как? Как такое возможно?

— Двадцать лет, отец! Двадцать лет тебя не было...

Меня как будто обухом ударили по голове. НЕТ-НЕТ-НЕТ! Не может быть, этого просто не может быть!

— А где Санька?

— С ним все хорошо, он жив здоров, растит трех сыновей, — поспешил успокоить меня Максимка и, улыбнувшись, добавил, — так что ты уже дедушка.

— А мама? Что с мамой?

Мэд тут же стал мрачнее течи и опустил глаза, впервые за все время.

Дыхание перехватило, а внутри невидимая пружина сжалась до предела.

— Не молчи, сынок! Что с мамой?

— Её... её больше нет...она умерла...

Эти слова прозвучали как приговор. Внутренняя пружина оборвалась, а вместе с ней и еще что-то, глубоко внутри. Опустошающее чувство потери, мучавшее меня с самого пробуждения, снова вернулось и принялось кромсать душу на части. Только теперь я явственно представлял, что потерял, не успев обрести вновь.

— Когда? — только и смог я выдавить из себя, после того, как ощущение реальности немного вернулось, а гул в голове спал.

— Десять лет назад...

— Где? Я...я... — вопрос так и не удалось закончить из-за вставшего поперек горла горючего комка тупой боли.

— Там, где она и завещала, на кладбище, рядом с... — Максим запнулся, а потом глядя прямо мне в глаза, едва слышно, добавил, — рядом с тобой...

АХРИНЕТЬ! — раздался где-то на периферии сознания возглас Блуда.

Ноги предательски подкосились, и я тяжелым кулем рухнул на пол.

Максим подскочил ко мне, испуганно что-то крича, но я его не слышал. В ушах стоял звон, а вокруг все стало каким-то отрешенным, будто происходило не со мной.

Последнее, что удалось увидеть, это проявившегося из воздуха Блуда и его неудачную попытку сбежать, а затем мир померк и провалился во тьму.

Глава 11.

Сколько я пробыл в отключке? Без понятия. Сознание не до конца оправилось от шока, поэтому окружающий мир, чьи очертания снова начали проявляться пред глазами, воспринимался будто с задержкой. Как игра с высоким пингом. Голова была тяжелая, мысли и воспоминания перемешались в одну бурлящую кучу, отчего соображалка напрочь отказывалась работать.

Наведя, наконец, резкость зрения, я понял, что лежу на кровати. Предо мной, посреди комнаты стоял стул, на котором сидел привязанный Блуд, вжав голову в плечи, и испуганно смотрел на Максима. Тот нависал над бедолагой грозной молчаливой фигурой. Эта немая сценка всеми внешними признаками указывала на то, что сейчас мой сын будет делать моему новоиспеченному товарищу бо-бо, очень бо-бо. Интересно бы еще узнать за что?

— Он очнулся! Очнулся! Ха, ха-ха! — радостно закричал Блуд, кивая в мою сторону, и облегченно выдохнул, когда Максим поспешил ко мне.

— Отец, как ты?

— Нормально, — прохрипел я в ответ, присаживаясь на кровать. — Что тут происходит?

— Да вот, объясняю одному не особо одаренному молодому человеку, что подглядывать или подслушивать, а тем более делать это одновременно — нехорошо и временами даже опасно для здоровья.

— Все хорошо, сын, он друг и никому ничего не скажет из услышанного, так ведь?

Блуд в ответ закивал головой как китайский болванчик.

— Конечно не расскажет, — усмехнулся Максим и направился в сторону своего пленника, — мы этот вопрос уже обсудили.

Мой горе товарищ еще сильнее вжал голову и с опаской смотрел на приближающегося собеседника.

— Да, Артем? — массивная ладонь тяжело хлопнула по дрогнувшему плечу. — Мы ведь договорились? Или, в противном случае твоя "маленькая" тайна тоже станет достоянием общественности, и тогда мы уже будем разговаривать по-другому и в реале.

Тут я понял, что до этих пор Блуд лишь играл испуг, а сейчас на его лице был реальный страх. И почему Максим к нему обратился по имени, они что знакомы?

— От-ткуда ты знаешь? — заикаясь спросил бедолага.

— Я все знаю, и не только про тебя. Так мы договорились?

Блуд лишь молча кивнул, не отводя испуганного взгляда от собеседника.

— Тогда больше не задерживаю.

Ловким движением руки Максим развязал своего пленника, и того тут же как ветром сдуло. В воздухе повисло гнетущая тишина.

— Как это произошло? — наконец нарушил я молчание.

— Что?

— Как я... — вопрос оборвался, уткнувшись в преграду, выстроенную мозгом, не желающим принимать реальность. — Как я умер?

Сын тяжело вздохнул и, присев на стул, начал свой рассказ, явно с силой заставляя себя произносить каждое слово.

Двадцать лет назад в тот самый день:

Двое озорных мальчуганов вприпрыжку шли вперед, увлеченно о чем-то споря.

— Мальчики, куда вы так спешите? — послышался сзади уставший женский голос.

— Ну же, мам, не отставай!— ответил старший, а младший взял мать за руку и потянул вперед. — Папа, наверное, уже вернулся с работы!

Ребятишкам не терпелось поделиться впечатлениями от просмотренного фильма со своим отцом.

Вот, наконец, ключ с характерным щелчком открывает заветную дверь, и два сорванца забегают в квартиру с радостными криками "Папа! Папа!", спешно разуваясь и скидывая верхнюю одежду. Вместо ожидаемого мужского голоса им отвечает приглушенный тревожный писк.

Мать тут же спешит вперед, распахивает дверь в комнату с вирткапсулой и кричит от ужаса, а затем бросается внутрь. Испуганные дети спешат за мамой. Приглушенный звук превращается становится громче и бьющий по ушам. Стены комнаты периодически окрашиваются в угрожающе красный цвет от мигания аварийных систем.

Женщина в панике мечется возле капсулы, нажимая на все кнопки, но ничего не помогает. Тогда она пытается открыть ее голыми руками, но та не поддается. Через прозрачную крышку видно как лежащий внутри мужчина изгибается и кричит от жуткой боли. Видно, но не слышно. Немая картина ужаса. Тело его окутывают серые мелькающие тени.

— ПАПА! — со слезами на глазах Максимка бросается к отцу.

— Саша, уведи брата! — кричит мать и предпринимает последнюю отчаянную попытку спасти своего мужа, вырывая блок питания из розетки. Все тщетно.

Старший пытается увести своего младшего брата, но тот сопротивляется, цепляясь за все подряд, и зовет отца, обливаясь слезами от страха и не понимая происходящего.

Тело мужчины неведомой силой выгибает коромыслом, лицо искажает немой крик от невыносимой боли. Затем он падает тряпичной куклой на ложе капсулы, тени рассеиваются, а из ушей и рта течет темно-алая кровь.