"Хорошо", — сказала она. — "Тогда в чем же проблема с..."
"Голгохаштом? Проблема в... восстановлении. Он — исключение из правил. Чувства и сила человека должны быть достаточно сильны, чтобы заглушить тысячелетнее мучение".
"Как это произошло с тобой?" — спросила она.
"Я..." — я останавливаюсь. Вопрос застал меня врасплох, и я не знаю, что сказать. Мое спасение пришло благодаря ему. Как можно объяснить это тому, кто никогда такого не чувствовал? Я перехожу на Джереми. — "Память мальчика позволяет Голгохашту ориентироваться в мире, но он не воспринимает его чувств, он — не более, чем освободившийся негодяй".
"Почему?"
Я улыбаюсь.
"У Голгохашта большой опыт общения с людьми, подобными Джереми. Мальчик был наркоманом, он нюхал клей и разбавители красок. Его родители пытались помочь ему, но им не удалось. В конце концов, они умыли руки и предоставили ему возможность делать то, что ему хочется. Вот так Голгохашт получил доступ в его тело".
Свежее мясо
"Следовательно, вы забираете жизнь у людей, которые потеряли свою душу?"
"Метафорически говоря, да. Мы входим в людей, чьи души разрушены отчаянием, гневом, пагубными привычками — в смертных, которые потеряли человеческую искру, без которой они просто существуют. Когда мы находим такого человека, мы проникаем в их тела, и изгоняем их, чтобы они вошли в забвение или же спрятались в глубине своих разумов, не могущие помешать нам".
"И что же случилось с Джереми?"
"Возможно, пагубное пристрастие Джереми разрушило его душу, но это только предположение", — сказал я. — "Если бы Джереми сделал что-нибудь, это бы было сделано во имя удовольствия; бессмысленное наслаждение без поисков чего-нибудь высшего. Он, наверняка, никогда не заботился ни о чем, кроме своей пагубной привычки, это разрушило его разум, не оставило в нем ничего человеческого — прекрасное вместилище для Голгохашта и его ненависти".
"Это всего лишь предположение", — сказала Ханна.
"Хорошо, второй вариант — то, что Джереми совершил самоубийство".
"В этом случае в его жизни было что-то, о чем он жалел," — сказала Ханна. — "И Голгохашт бы принял его чувства".
Я покачал головой.
"Ты не видела место преступления. Если Голгохашт и жалел о чем-то, так только о том, что жертв было недостаточно, чтобы насытиться".
"Есть ли другие варианты?" — спросила она.
Бездушные
"Хорошо", — сказал я. — "Существует еще смерть мозга. Джереми, к примеру, постепенно разрушал свой мозг. В сущности, он делал это по доброй воле и вполне осознанно. Другие люди могли быть жертвами случайностей, ставшие овощами благодаря поражению головного или спинного мозга".
"Болезням, разрушающим их мозг, как, например, менингит?" — сказала Ханна. — "Ты не можешь говорить, что эти люди не имеют души".
"Извини. Жестокая истина заключается в том, что душа все еще остается к телу, но более тонкой нитью, похожей на паутинку. Когда мозг поврежден, ему нужно что-то еще, чтобы выжить. Мы просто легким щелчком разрубаем нить, освобождая душу".
"Ты шутишь", — говорит она, ошеломленная.
"Представь себе", — сказал я. — "Ты заточена в тюрьме собственного тела, которое не умрет еще много лет. Душа хочет освободиться, она уже выполнила все свои цели. Овладение в этом случае — просто формальность. Это — всего лишь сдача поста".
Я вижу, что лицо Ханны темнеет, как она ищет среди кипы книг сигареты. Меня это удивляет, неужели кто-то, кого она любит, находится в коме или болен?
"Другой вариант — простое разрушение личности", — пытаюсь перевести разговор на другой предмет. — "Личность и желание жить люди могут потерять и по другим причинам — например, много лет живя в состоянии напряжения, эмоциональных проблем или же, как в случае Джереми, употребления наркотиков". — Я привожу себя в пример. — "Посмотри на меня. Герхарду было всего лишь двадцать девять лет, когда его идеалы были разрушены о коррумпированность и двойную игру полицейских, и работа полицейского потеряла для него смысл. Он начал сильно пить и впал в глубокую депрессию. В конце концов, он потерял свою душу. Он был просто ходячим трупом, каких полно на улице".
Безумие
"Как насчет безумия?" — спросила Ханна.
Я кивнул.
"Умственная нестабильность, подобная сильному аутизму не позволяет телу реализовывать свою волю, делает его уязвимым".
"А что насчет души? Она тоже... Слабо привязана?"
"Не столь слабо привязанная, сколь не в состоянии противостоять нам с помощью своей воли. То, что случается с ними... от нас не зависит. Некоторые изгоняются из тел, независимо от того, какая судьба их ждет в дальнейшем, другие прячутся в самой далекой части разума, неспособные помешать вселившемуся демону. Да, мы берем тела сумасшедших. Мы находим их в узких переулках с перерезанными венами. Мы находим их в глубоких, темных комнатах домов инвалидов, и домов престарелых, которые намного хуже иного приюта. Когда это происходит", — я признаюсь. — "Мы остаемся демонами даже тогда, когда найдем тело".
"Ты забыл упомянуть добрую волю", — сказала Ханна, вспышка озарения осветила ее лицо. — "Что, если Джереми позволил Голгохашту вселиться в себя?"
Добрая воля
"Черт возьми!" — сказал я. Она сказала то, о чем я не задумывался всерьез. — "Мы нашли несколько оккультных книг в библиотеке Джереми, но я списал все на подростковые фантазии".
"Что это были за книги?"
Я достал свою записную книгу.
"Дай посмотреть... У него был "Некрономикон"..."
"Дерьмо", — презрительно сказала она.
"..."Колдовство"..."
"Есть несколько полезных страниц, но этого недостаточно", — сказал она.
"... "Книга Золотого Рассвета"..."
"Может быть".
"..."Призывая Духов"..."
"Что это?" — спросила она.
"Ты шутишь?" — сказал я. — "Я перелистал ее, но там ничего нет кроме основных принципов Кабаллы, Энохианства и колдовства. Несомненно, она имеет несколько хороших замечаний, но ее слишком многие ругали".
"Это есть во многих книгах, но большинство использует Интернет, чтобы узнать основные принципы".
"Вы публикуете ваши ритуалы в Интернете?"
"Это Интернет. Почему бы и нет?" — говорит Ханна.
"Но я не видел у тебя оккультных принадлежностей. Ни свечей, ни алтаря..."
"Когда я провожу ритуал, я черчу защитный круг. Алтарь может быть и в другом доме".
Я хватаю Ханну за руку и тащу ее за собой.
"Я думал, что Джереми недостаточно знал, чтобы принять Голгохашта", — говорю я. — "Но если кто-то снабдил его информацией, тогда Джереми мог отдать свое тело добровольно, и Голгохашт будет намного крепче сидеть в теле. Это преимущество добровольного овладения. Оно позволяет демону быстрее приспособиться и восстановить силы. Единственный недостаток добровольного овладения — что большинство смертных в обмен на это заключают договор или пакт. Если Джереми заключил пакт с Голгохаштом..."
"Тогда тебе следует узнать, каковы условия договора", — говорит Ханна.
"Точно", — говорю я на бегу, спускаясь к автомобилю.
"Итак?" — спрашивает Ханна. — "Куда мы едем?"
След веры
"Сначала я должен поговорить с друзьями Джереми".
"Почему?" — спрашивает Ханна.
"Голгохашт видит мир глазами Джереми. Связь с друзьями Джереми — то, что демон может использовать, чтобы приобрести веру, которая ему нужна, чтобы выжить", — я искоса смотрю на Ханну. — "Точно так же, как мне нужна ты".
"Существует много людей, которые верят в демонов", — говорит Ханна.
"Я не говорю об убеждении. Я говорю о вере. Это осязаемое для нас качество, невидимое, но настоящее, подобное воздуху, которым мы дышим. Это топливо, которое питает наши души. Без нее мы бессильны".
"Вера — не знание", — говорит Ханна.
"Забудь это философское дерьмо. Вера — это когда ты закрываешь глаза и прыгаешь с дерева, потому что знаешь, что кто-то поймает тебя. Это почти невидимое, это твои мечты или идеи, и то, что делает мечты реальностью. В нынешнем обществе мимо этой щедрости духа трудно пройти, и это лучшее, что существует в душе человека".
"Ну, и почему же он направится именно к друзьям Джереми?"
"Голгохашт, скорее всего, пойдет к людям, которые знают Джереми. Подумай об этом. Ты новичок в мире и твоим якорем являются знания тела. Ты придешь к людям, которые уже знают о тебе и верят в тебя, или же ты попытаешься связаться с незнакомцем?"
"В этом есть смысл", — говорит Ханна. — "Так с кого мы начнем?"
Я передаю ей мой сотовый телефон.
"Набирай. Я скажу номер".
Жатва веры
Ханна и я проходим через белые коридоры детской больницы Siedlung Neutempelhof, видя открытые двери и слыша плач детей. Отец Майкла Хависа ждет за пределами палаты, где лежит его сын. Джереми пришел к Майклу сразу же после убийства.
"Как он?" — спрашиваю я, пожимая его руку.
"Все еще слаб. Врачи говорят, что это было ударом для него".
"Что случилось?"
"Как я уже говорил по телефону, Джереми проскользнул в комнату моего сына, и они разговаривали".
"О чем?"
"Я не знаю. Было плохо слышно. Моя жена стала набирать 110, а я ворвался в комнату, чтобы поймать его... Только..."
"Только что?"
"Майкл бился в конвульсиях, а Джереми был на полпути к окну с гребаной усмешкой на своем лице и с окровавленным носом. Я побежал к Майклу..."
"Я понимаю, мистер Хавис. Мы бы хотели поговорить с Майклом, если вы не возражаете".
"Почему?"
"Он, скорее всего будет более открыт — он же не станет лгать при своем отце".
"Майкл — хороший мальчик".
"Конечно. Никаких проблем. Но Вы же знаете, какие дети".
Мистер Хавис кивнул. Я и Ханна вошли в палату. Майкл оказался крепким черноволосым мальчиком среднего подросткового возраста. Его глаза ничего не выражали, его сердце билось медленно. Доктора говорят, что это было жестоким ударом. Я знаю лучше.
"Голгохашт показался перед Майклом, и он был безобразен", — прошептал я Ханне. — "Наше мучение уродует нас. Мы были прекрасны до Падения, но тысячелетия мучений превратили нас в чудовищ. Если мы захотим, мы можем временно превратить наше основное тело в отражение того, какими мы были".
"И что же случилось?" — спросила Ханна.
"Голгохашт сбросил внешность Джереми Листа и показал свою истинное, ужасающее великолепие. Представь себе, что должен был почувствовать Майкл, увидев монстра из Бездны и узнав в одно мгновение, что и Бог, и демоны реальны. В этот страшный момент его прошлая жизнь превратилась в скопище грехов и правонарушений. И он испугался".
"Когда ты... собираешь жатву", — спросила Ханна. — "Это всегда выглядит так?"
"Жатва — не всегда боль и страдание... Но в случае Голгохашта это вероятнее всего. Это может быть явлением плачущему ребенку, когда говоришь, что его умершая мать — на Небе, и очень любит его. Жатва — это любая вера смертного в невидимое великолепие демона. Большинство демонов доверяются простым чувствам, подобным страху или боли. Другие находят себя в надежде и успокоении, поскольку каждым поступком мы делаем зарубку на наших душах. Делая добро в этом мире, мы разбиваем нашу непрерывную боль. Мы постепенно становимся ангелами, которыми были прежде, а не возвращаемся на старые пути безумия и ненависти. Мне жаль Майкла," — говорю я. — "Голгохашт пронес его сквозь всю эту боль и страдание и изменил его. Жатва веры из людей дает только сиюминутную пользу. Вера, происходящая не из убеждения, но из страха или благоговения, которые забываются со временем — не самый удобный способ. Ты можешь пожинать веру так часто, что человек перестанет верить. Вот почему получение веры через договор более эффективно. Это больший вклад, и возвращается она не быстро, но это устойчивый поток веры, которую мы можем получать изо дня в день".
Ханна смотрит на него и качает головой.
"Тут есть одна неувязка".
"Что?"
"Если Голгохашт пришел к Майклу, чтобы пожинать веру, почему он остановился на этом? Почему он не использовал и его родителей?" — она смотрит на спящего мальчика. — "Договор должен быть добровольным?"
"Да", — говорю я, глядя на нее со смесью сожаления и осторожности. — "Но, подобно любому соглашению, договор может быть заключен и против воли".
Я подхожу к кровати.
"Майкл", — тихо шепчу я на ухо мальчику. Его глаза становятся более осмысленными. Я знаю, что ничего не получу от него, но мне кажется — он не единственный в этой цепи. Быть может, он направит меня еще к кому-нибудь.
"Майкл", — шепчу я. — "Кто еще заключил договор с Джереми?" — я прикоснулся к его руке, снижая его страх. Ему не нужно новое потрясение.
Майкл смотрит на меня, я улыбаюсь.
"Я помогу тебе избавиться от договора, Майкл", — говорю я. — "Но я должен остановить Джереми прежде, чем он сделает это с кем-то еще. Кто еще имеет договор с ним?"
Глаза мальчика расширяются от ужаса. Он шепчет "Рики Мэтцгер", больше для себя, чем для меня.
Пакты
Я оставил номер своего сотового телефона в школе Джереми с сообщением для Ричарда Мэтцгера, чтобы он позвонил мне. Мы сидим в автомобиле, ожидая звонка Ричарда, и в это время я объясняю Ханне, что такое пакты. Ханна должна знать все, если хочет помочь мне.
"В самом простом определении пакт является контрактом, связывающим наши услуги с постоянной поставкой веры".
"Я думаю, он заключается на пергаменте, подписывается кровью и скрепляется воском?"
"Забавно, но нет. Наши пакты чаще всего являются словесным соглашением, заключенным между нами и смертными. Мы предлагаем услугу, исполнение желания, и вы открываете в себе канал, через который мы питаемся вашей духовной силой. Фактически, канал не зависит от пространства. Нам без разницы, на каком расстоянии источник веры. Вот почему пакты так важны для нас. Это означает, что вера человека в наши силы достаточно сильна, что они не потеряют веру, поскольку получают то, что хотят. Я осуждаю горячие психологические линии и популярные диеты, потому что они дают людям то, что те хотят услышать — легкое решение проблемы без работы над ней. Самая трудная часть состоит в том, чтобы узнать, что именно они хотят".
"Это звучит слишком просто", — сказала Ханна.
"Пакты усложнены, потому что большинство их соблазняет людей частичной правдой. Это — настоящая хитрость. Большинство демонов, обманывая смертных, не отпугивают их и не показывают слишком много о себе самих. Если смертный имеет сомнение, любое, это может разрушить пакт — к примеру, если мы не выполняем их желание. Даже когда сделка выполнена, мы остаемся связаны".
"Точно так же ты поступил со мной?"
"Нет. Я никогда не лгал и не скрывал от тебя правду. Наш пакт ведь оговаривает, что я никогда не смогу причинить тебе вред?"
Ханна кивает, но в ее глазах горит огонек подозрения. Предусмотренный риск, но мне придется рискнуть.
"Тебе повезло. Большинство демонов не вызывает никаких сомнений в том, кто они. Это похоже на выкладывание всех карт на стол, только вместо ужасной жертвы они используют свою силу, чтобы помочь смертному на небольшом отрезке пути. Может быть, освобождение от долга, излечение его родственника, больного раком, или же временное излечение зависимости от наркотиков и спиртного. После этого они позволяют вещам вернуться на круги своя. Наркоторговцы используют то же дерьмо, чтобы посадить людей на крючок. Дайте им вкус надежды, и они сделают все остальное. Это — добрая воля, говорящая в их пользу".