Прогрессор каменного века - 1.

Поэтому, сняв заднюю дверь будки, Митяй собрал на болтах из стальных поковок поворотную конструкцию с вилкой на конце и установил на ней запасной ижевский двигатель и звёздочки с цепью. Ведомая звёздочка приводила в движение специальное колесо-шкив, соединённое со сдвоенным гребным колесом со стальными плицами хорошо просмоленным приводным ремнём, свитым из верёвок, кожаных ремешков и тонкой стальной проволоки, почти текстропным. В воду металлическое гребное колесо, обладавшее свойствами руля, опускалось под своим весом, а Митяю предстояло теперь выполнять роль противовеса и одновременно рулевого. При съезде в реку оно спокойно катилось по берегу, потом Митяй быстро перебегал по понтону в будку, заводил двигатель и водоплавающая Шишига уверенно плыла вперёд. Чтобы видеть, куда он плывёт, Митяй, пожертвовав на святое дело один из последних пяти листов стекла, сделал в передней части будки ещё одно окно и мог теперь видеть через лобовое и заднее стекло кабины хоть что-то. В общем при желании он мог спокойно переплыть любую реку, был бы с собой запас бензина и соляры. Во всяком случае Марию он форсировал на Шишиге без особых хлопот, а эта река несла свои воды с довольно большой скоростью, но, тем не менее, спустившись вниз по течению всего на три километра, Митяй вскоре направил машину к пологому брегу и даже выехал на него правым передним колесом, после чего перебежал по понтону в кабину и весьма удачно, не повредив ни понтона, ни гребного колеса, выехал на пологий берег.

В принципе, подняв гребное колесо он мог бы смело ехать по лесостепи и так, не поднимая понтона, ведь и в этом случае клиренс составлял двадцать пять сантиметров, но с поднятым понтоном скорость всё же была больше, а манёвренность лучше. В конечном итоге вес Шишиги увеличился всего на тонну с четвертью, а потому он мог привезти с солёного озера все четыре тонны соли. Промуздыкавшись полтора месяца, Митяй был готов к тому, чтобы отправиться в экспедицию за солью и намеревался обернуться максимум за три недели. Ехать-то было всего ничего, каких-то двести пятьдесят километров, хотя и по бездорожью, но для верной Шишиги холмистая степь, поросшая травой, как раз бездорожьем и не являлась. Таня, судя по целому ряду примет, никак не могла дождаться того дня, когда он, наконец, свалит на свою соляную охоту, но Митяй, уже полностью собравшись в дорогу, целых три дня давал ей подробный инструктаж относительно того, как правильно пользоваться четырьмя большими чугунными сковородками, пятью котлами на сорок литров каждый, как варить кашу и так далее и тому подобное вплоть до того, что меха нужно держать в моче месяц, потом промывать их неделю в проточной воде, придавив камнями, сушить и потом мять на самом обычном колышке, вбитом в землю, потом ровно обрезать по лекалу и сшивать их нитками, чтобы получить в итоге меховые штаны и куртки.

Помимо копий, больших ножей и топоров, Митяй наделал сотни две стальных крючков из проволоки квадратного сечения полуторамиллиметровой толщины, очень прочных и острых, правда, лески к ним не давал, но зато изготовил кучу цыганских иголок, а вот к ним дал три десятка бобин просмоленных прочных ниток, скрученных из льняной пряжи, и добрую сотню металлических скребков для мездрения шкур. Рассказал он девушке и о том, как сгонять со шкур волос с помощью известкового теста. Таня слушала его очень внимательно, стараясь не проронить ни слова и Митяй чуть было не расхохотался, когда она сказала:

— Нет, Митяй, охотники сюда не придут. Они боятся злого духа Огненной реки. Ты можешь смело ехать с Шишигой на соляную охоту. Когда ты вернёшься, я буду ждать тебя здесь. — Немного помолчав, она добавила — Если увидишь там низкорослых, толстых охотников с большими дубинами и длинными копьями, сразу убегай. Это дарги. Они враги. Таких ведлов, как ты, Митяй, они сразу же убивают. Некоторые дарги знают язык аларов. Иногда они убивают наших охотников, а если с ними идёт на охоту ведла, то уводят её с собой. От некоторых даргов у нас рождаются дети, но это бывает редко. Бойся даргов, Митяй.

Митяй кивком поблагодарил Таню за предупреждение и задумался. Он давно уже догадывался, что между людьми и неандертальцами нет особой дружбы, а сегодня получил тому подтверждение. Свою последнюю ночь с юной охотницей он провёл почти без сна, хотя они и легли очень рано. Поэтому на следующее утро они проснулись только в девять утра, вместе приняли душ, позавтракали и Таня, сказав, что свиньи и козы подождут, проводила его до парома на Нефтяной. Там они попрощались, Митяй въехал на плот и стал переправляться через реку. Пока он не помахал девушке рукой и не сел в машину, та стояла на берегу, но как только машина отъехала, тотчас бросилась со всех ног не к скотному двору, а кратчайшим путём к дому, стоящему на холме, заставив его усмехнуться. Честно говоря, в глубине души он уже не надеялся снова встретиться с Таней. Не за тем Шашемба посылала ведлу Таншу к злому духу Огненной реки, чтобы та с ним спала на чистых простынях и жила в тепле и уюте. Дай Бог, если охотники, в благодарность за оружие и полную лодку припасов, не разорят его жилище.

Глава 9

Первая соляная охота Митяя

Всё, первая соляная охота началась, однако, проехав километра полтора, Митяй заехал за небольшой лесок, быстро выбежал из Шишиги, велев Крафту оставаться в ней, его пёс должен был вскоре стать папашей, и пулей метнулся к высокому, раскидистому дубу. На дерево он вскарабкался, как петух на курицу, и вскоре, спрятавшись в густой листве, стал осматривать в бинокль вершину холма со стоящей на нем большим, белым домом, но он даже и предположить не мог того, что увидит. Буквально через каких-то пять минут на смотровой башне появилась ведла Танша, державшая в руках большой горшок с горящими в нём углями и охапку травы. Ещё через пару минут к небу стал подниматься столбик дыма. Охотница накрыла горшок шкурой и принялась подавать дымовые сигналы, как заправский индеец. Митяй перевёл взгляд на вершину куда более высокого холма за Марией и вскоре увидел, что его подруге ответили. Он улыбнулся, слез с дуба и вполне удовлетворённый пошел к машине, сел в кабину, завёл двигатель и поехал на северо-восток, чтобы не пугать охотников. Именно они оставались его последней надеждой и он полагал, что великая мать великой матерью, а десять пар сапог сорок шестого размера тоже чего-то, да, значат и эти отважные древние парни, по достоинству оценив его луки, копья, топоры и большие охотничьи кинжалы, смахивающие на мечи, просто заставят свою сестру работать Матой Хари и дальше.

Уж если поблизости от его владений находились Танины соплеменники, то их точно было не один и не два человека, а гораздо больше, в общем целый отряд прикрытия. Торчали они здесь скорее всего с зимы и наверняка Таня их не только подкармливала, но и тайком передавала им какие-то вещи, у Митяя ведь далеко не каждый гвоздь был на счету. Ну, а кроме того он всегда откладывал в сторону, обычно в большой ящик, те изделия, которые у него не удались, да, только рука мастера на них не поднималась, чтобы разбить или пустить в переплавку. Авось сгодятся когда-нибудь. Наверняка Таня их переполовинила и, наверное, в тайне страшилась наказания. Подумав об этом, Митяй вздохнул, улыбнулся и сказал про себя: — "Эх, Танюшка, всё, что я тут делаю, всё, над чем маракую, сделано для тебя и твоих сородичей, а потому забирай всё, кроме моих станков и машин, чтобы я мог наделать для них ещё много чего полезного и нужного. Девочка моя, мне ведь для вас ничего не жалко и ни о чём я так не мечтаю, как стать вашим учителем." Да, именно об этом Митяй мечтал ничуть не меньше, чем о том, чтобы Таня осталась с ним навсегда и стала его женой. Может быть он как раз именно потому и проявлял такую заботу в отношении её сородичей, чтобы эта молодая женщина поверила в него окончательно.

А ещё Митяй всё чаще и чаще думал о ведловстве, поскольку нередко случалось так, что Таня подолгу смотрела в его глаза добрым, тёплым, но очень уж необычным взглядом и ласково улыбалась. От таких взглядов ему становилось особенно приятно и тепло на душе. Именно они давали ему надежду на то, что вернувшись домой он застанет в своём большом и теперь очень уютном доме Таню, Мунгу и с полдюжины щенков от Крафта. В этом он почти не сомневался, но червячок сомнения его всё же не покидал, хотя и не являлся причиной особого беспокойства. Вместе с тем, что ему было очень хорошо от таких взглядов Тани, он постепенно стал ощущать в себе какие-то смутные, пока что совершенно непонятные, перемены. Явно к лучшему, так как мысли его сделались более отточенными, а движения, и без того всегда ловкие и уверенные, чем бы он не занимался, филигранными. Больше всего его удивляло то, что ему стало намного легче представлять себе даже самые сложные объёмно-пространственные конструкции, да, ещё и видеть при этом, как они будут потом работать, и анализировать малейшие недочёты. Он и раньше хорошо читал любые чертежи и карты, а сейчас, кажется, достиг в этом деле чуть ли не максимального совершенства и это его несколько удивляло, будоражило душу и заставляло думать о совершенно невообразимых, грандиозных делах.

Ну, мечты мечтами, а ехал он всё-таки за солью. Поэтому отъехав от своей латифундии, которой так и не придумал названия, километров на пять, Митяй повернул к Марие. Доехав до реки, он решил не палить зря солярку, а спуститься на воду и сплавиться по ней до места её слияния с Белой, то есть добраться до будущего Белореченска и уже там выехать на берег, чтобы через Курганинск направиться курсом на Армавир. Едва найдя удобный съезд в реку, он остановился, заглушил двигатель, откинул кронштейны и полез наверх, где раскрепил понтон и, притормаживая канат стопором, плавно опустил его вниз. После этого он забрался в будку и опустил на песок широкого и длинного пляжа гребное колесо, немедленно намотав себе на ус, что неподалёку от его латифундии имеется отличный кварцевый песок, а это важнейшее сырьё для производства стекла. Снова забравшись в машину, он съехал в реку и Шишига плавно закачалась на воде, бешено молотя воду колёсами. Митяй отплыл от берега метров на десять и, оставив Крафта спать в кабине, перебрался в будку, где немедленно завёл движок Ижика и встал к рулю. Сплав без привода, а стало быть без руля, грозил ему большими неприятностями. Хотя никаких порогов внизу по идее не было, он решил не рисковать понапрасну.

Менее, чем через два часа Митяй достиг места слияния Марии и Белой. Река здесь уже получалась шириной с Кубань в районе Краснодара, зато течение стало плавным. Ну, а поскольку сплавляться до самой Кубани ему не имело никакого смысла, то он быстро нашел удобное место и вскоре выехал на берег, осторожно поднял лебёдкой понтон, закрепил его и со скорость в пятьдесят километров поехал по широкой и ровной лесостепи в сторону Курганинска. Лесов в это степи было кот наплакал, так, отдельно растущие деревья, зато мамонтов и шерстистых носорогов по ней шастала целая прорва. Гигантских лосей, оленей и прочего зверья, включая махайродов, тоже хватало. Увидел Митяй и пещерных гиен. Они ему совсем не понравились, так как были размером с хорошо откормленного, но очень уж вислобрюхого махайрода и только одно было ему непонятно, почему их прозвали пещерными. Где в степи пещеры? По степи также бродили табуны кобыл с жеребятами, под присмотром жеребцов, и стада здоровенных, длиннорогих коров с телятами, за которыми приглядывали огромные быки. Как на одних, так и на других Митяй смотрел с завистью и уже прикидывал, какие знатные из них получились бы волы и как хорошо они ходили бы под плугом, будучи запряжены в ярмо попарно.

Ровная степь бодро стелилась под колёса неунывающей Шишиги, он переключился на третью передачу и прибавил газку, отключив передний мост. Как-то незаметно Митяй ещё задолго до вечера доехал до Лабы. Та оказалась даже пошире Белой. По дороге ему попалось под колесо несколько мелководных речек и он форсировал их почти не притормаживая. Не стал он особенно долго гадать, как ему следует поступить на Лабе, а быстро спустил понтон и переправился через неё всего за двадцать три минуты, если считать чистое время переправы. Он взял довольно сильно к востоку и вскоре доехал до реки Чамлык. На её берегу он и решил заночевать, а потому перебрался в будку и там забаррикадировался. Поужинали они с Крафтом уже ночью, при свете керосиновой лампы и хотя от бочек с соляркой и бензином пахло отнюдь не духами, ничто не помешало ему уснуть, чтобы утром встать с первыми лучами солнца, позавтракать и приготовиться к форсированию Чамлыка. Вскоре он быстро катил по направлению к Армавиру и тут степь вообще сделалась плоской, словно стол, но зато с высокой, по грудь, травой. К вечеру второго дня он доехал до Кубани и даже ахнул от удивления. Да, не зря он назвал в разговоре с Таней эту реку великой водой.

Кубань имела в ширину добрых полтора километра и её правый берег был выше левого. Однако, разглядывая его в бинокль, Митяй быстро нашел место, где сможет выбраться на берег реки без особых помех. Думая, как ему поступить, он всё же решил махнуть на всё рукой и переплывать реку завтра, а потому стал готовиться к ночлегу и вскоре пожалел, что не опустил понтон и не поплыл на ту сторону. Не прошло и получаса, как к нему пожаловали гости. Хорошо, что слух и нюх у Крафта были не то, что у него и он вовремя предупредил его своим лаем. А ещё хорошо, что Митяй в это время сидел в кабине потому, как только он завёл двигатель и включил фары, увидел в их ярком свете толпу неандертальцев, надвигающихся на него с самыми что ни на есть серьёзными намерениями. Это были просто какие-то гномы в косматых шкурах. Невысокого роста, коренастые, но жутко широкоплечие, с длинными бородами и косматыми волосами. В руках они сжимали длинные копья с каменными наконечниками, здоровенные боевые дубины, совершенно не похожие на охотничье оружие, а некоторые раскручивали над головой боло, причём камешки к верёвкам у них были привязаны ещё те, да, и банда к нему подвалила немалая, рыл двадцать, не меньше.

Толпа недружественно настроенных неандертальцев находилась уже метрах в ста двадцати и Митяй, громко посигналив им, тут же тронулся с места и, круто забирая влево, поехал туда, откуда приехал. Мысленно прикинув, что ножки у них коротковаты для хороших бегунов, он отъехал от этих сердитых типов неприятной наружности километров на пятьдесят по своему собственному следу, остановился, развернулся и первым делом опустил понтон. После этого, хохоча во весь голос, Митяй поужинал и на этот раз решил спать прямо в кабине, сидя за рулём, наивно полагая, что уехал от неандертальцев на достаточно большое расстояние. Однако, он совершенно не учёл звериной силы древних людей, их выносливости и упорства во время охоты. Жизнь ему и спасли два обстоятельства, то, что с ним был Крафт, и то, что он спал сидя. Так что когда пёс на рассвете, за полчаса до восхода солнца, громко залаял, Митяй мгновенно проснулся и ещё толком не продрав глаза, завёл двигатель. Неандертальцы шли на него широкой цепью, словно каппелевцы на Василия Ивановича и Петьку, стремясь охватить его кругом. С криком: — "Да, какого хрена вам от меня надо?", Митяй выжал сцепление и помчался на этих коренастых типов в лобовую атаку.