| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Упс! Вспомни черта! А вот и мой пожилой спутник. Мелко семеня ногами, быстро движется к небольшой очереди возле кассы. Пристально высматривает кого-то в толпе. Давайте угадаем — кого?
— Люди, говоришь, хорошие? — я как-бы невзначай смещаюсь так, чтобы между мной и кассами оказался американец, — Слушай, Ричард, а расскажи мне... про хороших людей. Ну, кто тебе здесь нравится?
— А кино? Вить-йок. Опоздать.
— Да, бог с ним, с кино! Видел я уже этого Фантомаса. Причем... совсем недавно. Дурацкий фильм. Вон, кафешка на углу. Давай по мороженному, угощаешь?
— Of course...конечно!
* * *
Старые добрые советские кафешки!
Первое, что всегда поражает — это густой запах ванили и сдобы. Такой запах не создашь освежителями и дезодорантами. Так пахнут настоящие, без примесей и добавок истинные лакомства. И здесь таким запахом пропитано все. И более всего, кажется, сама продавщица. Согласен, в те времена маловато было эффектных и молодых сотрудниц модельного ряда. Вернее, вообще их не было. Феи сливок и мороженного всегда были под стать продаваемому продукту — пышные, белые и объемные.
А цены! Господи, какие тут смешные цены! Сдоба по шесть копеек — огромные душистые облака запеченного теста. Молочный коктейль, семь копеек, не оторвешься, пока трубочка не станет с хрипом тянуть воздух. Вазочки со сбитыми сливками, шоколадные бруски пастилы, какие-то розочки, прянички, пышечки...бр-р! И все — копейки, копейки, копейки...
— Трудно тебе будет здесь разориться, — задумчиво говорю я Ричарду, стоя у витрины, — Вот скажи, у вас бывает мороженное... ммм... за десять центов?
— Десять? Ноу! Самое меньшее... Quarter... двадцать пь-ять...Бат... сорри... Но... не вкусный... одна вода. Наполнитель. Usually...обычно... пятьдесят. И больше.
— Жуть. Как вы там вообще живете?
— Пух-нем... с... го-ло-духа.
— Нахватался уже где-то, фольклорист. Знавал я одного американского журналиста, который ни черта не понимал в России, зато всюду вставлял русские поговорки. В основном — не к месту...
— О! Я его знаю?
— Не думаю. Нам, пожалуйста, вот это, это и вон то. И две чашечки кофе. А, ну и два коктейля, будьте добры. Ричард, забирай.
Официантов сервис не предусматривал, поэтому все угощения пришлось перетаскивать самим. Мы расположились за круглым тяжелым столиком у окна с видом на кинотеатр и верхний участок Таврической лестницы. Старичка уже видно не было.
— Так, что там, на счет хороших людей, Ричард? — спросил я в перерыве между всасыванием коктейля через трубочку, — Много их у нас?
— Очь-ень. Можно сказать...всь-е.
— Я и не сомневался. А все же, кто больше всего тебе понравился, — не унимался я, и даже уточнил по-английски — Who do you guess is most attractive?
Неожиданно Ричард покраснел. Кто бы мог подумать! Если он артист, то артист гениальный.
— Well...I can`t... Это есть... интимно...
— Нет-нет, Ричард! — слегка всполошился я, — Я не имею в виду твои симпатические интересы к противоположному полу. Нет! Кого ты просто уважаешь? Респект?
— А! I don't quite understand correctly. Sorry. Ну, ваш мэр, как это...чиф гоу-рис-пол-коум... Паул Стен-коу-вой. Гур-лень Володья, ком-со-моул. Эндрю За-ха-роув...
Ричард перечислил с пару десятков имен и фамилий, так или иначе связанных с руководством города. Странно, Михалыча среди них не было.
— ...Галь-я Мар-тьи-нэн-ко... вери бьютефул экти-вист... Стэпа-ан Гришь-коу... бэйлиф...
— Стоп-стоп-стоп! Кого ты назвал? Гришко?
— Йеа! Это мой... как это...бодига-ард... охраня-йет... над-смат-ри-ва-йет...КГБ-officer. Чудь-есный чело-вьек. Делать добрый работа...
Нормально?
Гришко шифруется что есть мочи, землю роет голубыми тапками, а его давно срисовали и просто считают телохранителем. Как неизбежное зло. Да, что там! Неизбежное добро. Он оказывается "чудь-есный чело-вьек"! И "делать добрый работа". Прикол! Хотя, собственно, чему тут удивляться? Ну, не выглядит Гришко высоким профессионалом, как ни крути.
— И он тоже хороший? Гришко?
— Конечно! Смешной только...чуть-чуть. Очень старается. Но ведь это хорошо? Маслом кашу... не испачкать?
— Почти... А Михалыч? — не выдержав, прерываю я перечень высоких номенклатурных работников, — Он какой человек?
— Мик-калыч? О! Очень добрый СЁРВЕНС. Только... чуть-чуть... фамилиэари... грубость... Соленый шутка... Но это...Забавно... Русский ментэлити...
Ах, вон оно что! Ах ты тварь капиталистическая!
СЁРВЕНС? Это Михалыч — "сёрвенс"? Прислуга, стало быть. Лакей! Вот он кто для тебя? То-то ты мне втираешь про местных друзей-начальничков! Видимо, про тех, с кем твой папочка общался, пробивая разрешение на пребывание в городе. И кого считаешь ровней своей великой заднице. А крабов твоих варить — так сразу сёрвенс Михалыч?
Рейтинг этого папиного сынка в моих глазах сразу скатился до плинтусовых отметок. Вот, гадёныш! Ну, погоди!
— Слушай, Ричард! А как твои крабы получились? Вкусные?
— Фантэстик! Оч-чьень вкусно.
— А сколько съел? Ну, сколько штук? How many?
— Съел? Perhaps... Пьять или шьесть, не помню...
— Это хорошо! Это очень... полезно... для желудка. Ты пей, пей коктейль-то. Молочный. Нравится? Я сейчас тебе еще принесу...парочку!
Глава 30
Похоже, Ричард ничего не знал о смерти Михалыча.
По крайней мере, не дал повода за что-либо зацепиться. Вел себя естественно, если не учитывать неконтролируемые проявления собственной исключительности и озабоченности, связанной с "бременем белого человека". Но это, как раз было нормально. Нам ли, жителям России нулевых этого не знать?
Мы с Ириной мрачно сидели в моей палате и уныло гоняли ночной чай.
Как и предполагал Пятый, медики только руками развели по итогам вскрытия тела старого ветерана. Выяснилось, что его сердце остановилось в результате обширного инфаркта. Обычное дело в таком возрасте. На внешнее воздействие не было никаких намеков. Разве что, был очень сильно напуган. Или же все-таки отравлен. Только отравляющие вещества, дающие такую реакцию, очень редки с точки зрения прикладного использования. Разумеется, они применяются спецслужбами разных стран, но очень редко, так как чудовищно дороги. К слову, такие препараты моментально разлагаются на простейшие составляющие и не подлежат обнаружению даже при углубленной экспертизе. Получается, что если Михалыча отравили, то для кого-то это было очень важно — до такой степени, что не пожалели супер спецсредств.
Это все нам поведал только что ушедший Сергей Владимирович.
Я угрюмо размешивал в стакане давно уже растворившийся сахар.
Не шутилось, не говорилось, да и не чаёвничалось толком. От событий прошедшего дня остался тяжелый, гнетущий осадок. А также — недовольство собой и полный сумбур в голове. Что-то очевидное плавало на поверхности, но всякий раз проскакивало сквозь пальцы при попытке ухватить суть.
А еще было стойкое ощущение, что в какой-то момент я свернул в своих изысканиях немного в сторону. Не так, чтобы совсем не туда, но как-бы — параллельно с основной трассой. По проселкам, буеракам и загадочным колдобинам. А совсем рядом, за редколесьем будто-бы мелькает что-то важное, простое и логичное.
Правильно говорят — за деревьями леса не видно.
— Слушай, Ирин. Тебе не кажется, что мы время теряем впустую с этим Ричардом? Его полгода под микроскопом разглядывала вся контора. Американец нашего небесного капитана вообще чуть ли не в штатные ангелы хранители записал. Души в нем не чает.
— Отработаем. Не скули, Старичок.
На завтра я договорился с Ричардом совместно поохотиться за крабами. Вернее, я предложил ему показать уникально-заповедное место, а он с радостью согласился.
В мои незамысловатые намерения входила проверка реакции американца на демонстрацию ему загадочной площадки на диком пляже в Карантинной бухте. На тех самых пресловутых "Скалках", где мы... в будущем будем ползать с Вовкой Микояном. Там, где, по-моему, и были сделаны снимки на испорченную пленку. Что бы ни говорил Сан-Саныч.
Ну, не переубедил он меня.
И что-то мне подсказывало — именно в этой точке я начал плутать. С его подачи, между прочим. Где-то был ошибочный поворот на второстепенную кривую дорожку, а значит, нужно было шагнуть назад. Так и родилась у меня спонтанная идея — продолжая отрабатывать версию Ричарда, совместить это с изучением скальных загадок. Идея, прямо скажем, неординарная, если не сказать корявая. За неё я получил недоверчивое хмыкание Козета и кривые взгляды от Ирины. Ее "не скули" из той же обоймы. Тем более, что моему симпатичному инструктору отводилась своя особая роль. А нравится ей или нет, я как-то не удосужился поинтересоваться.
Вот и дуется.
Я подошел к окну и стал рассматривать редкие огоньки Исторического бульвара через присвоенный моно-бинокль. Хорошая оптика, качественная. И ведь — стопудово отечественного производства. Хотя бы, судя по отсутствию удобных наворотов. Все строго, сурово и лаконично.
— Дай посмотреть, — Ирина протянула руку, — Давай-давай. Ух ты. Водонепроницаемый! У Гришко стащил? На яхте?
— Не стащил, а... выплатил себе компенсацию. Натурой. За то... — я на секунду задумался, — ...что он постоянно раздражает меня своими синими тапками.
— Ой. Вот, не выдумывай, балабол! — Ирина вертела в руках черную трубочку оптической игрушки, — фонарик видел здесь?
— Мм...конечно.
— Старик!
— Ну, не видел. Покажи!
— Вот, поворотное колечко, смотри.
— Ладно-ладно. Не свети по глазам. Слепишь! Батарейка?
— Не-а. Аккумулятор. Весь корпус — это аккумулятор. Без особого блока не зарядишь. А сядет быстро. И уменьшится твоя компенсация вдвое.
— Выключи. Ирина! Кончай! Дай сюда вообще. Не твое.
Я забрал бинокль и сунул его в карман. Полезная вещь.
Вот, наверное, что еще надо сделать...
— Ирин! А у тебя иголка с ниткой найдется?
— Иголка с ниткой?
— Ша!.. Вот, только не надо так улыбаться. Просто ответь, есть или нет?
— Ну-у... есть. А какое место тебе...
— Ирин! Просто дай. Без комментариев. Для дела надо.
— Деловой!
Ирина выходит из палаты, обиженно вскинув голову. Возвращается.
— На! Белошвейка!
— Спасибо, добрая женщина. Кстати. О мальчиках и девочках. Как ты относишься к обнаженным первоклассникам? Мне просто сейчас трусы надо снять. Предупреждаю — зрелище не для слабонервных.
— Дурак!
Пошла к себе. Опять надулась. Совсем как девчонка малолетняя!
Ведь, боец-профи, опасная смертельно, как гюрза. И на тебе — девчачьи обидки! Не хватает, наверное, спецагенту безопасности простого человеческого общения. Трется возле меня постоянно. Ну, ладно. Остынет.
Давай теперь подумаем, как приспособить чудо-бинокль в потайной карман на плавках. Не пришить бы чего лишнего...
* * *
Часа в два ночи во флигеле засуетились и забегали.
Я спрыгнул с койки и высунулся в коридор. Около дальней палаты мелькали медицинские халаты, кто-то тащил капельницу, пара человек в штатском аккуратно вели наспех перевязанного человека, бессильно повисшего у них на плечах. У окна я заметил Сергея Владимировича, который с мрачным видом что-то веско доказывал доктору. При этом Пятый с каждой фразой коротко рубал воздух кулаком, будто гвозди забивал.
— Что там? — прошелестело над ухом.
Я чуть не вздрогнул. Ирина в отличие от меня одета по полной боевой. И по своему обыкновению появилась, словно из воздуха.
— А я знаю? Раненного привели. И, кажется, не одного...
Со стороны лестничной клетки внесли носилки, на которых лежал кто-то без сознания. Рядом семенила сестричка, держа в руках стойку капельницы. На животе у лежавшего сквозь бинты обильно выступали красные пятна.
Шеф добился от доктора утвердительного кивка и быстро зашагал в палату. И тут же был выставлен оттуда чьей-то твердой и решительной рукой. Свирепо оглянувшись вокруг, Пятый заметил нашу парочку и, не раздумывая ни секунды, направился к нам.
— ЧП! — коротко резюмировал он, заталкивая нас в комнату, — Касается наших дел напрямую. Садитесь и слушайте.
Послушать, действительно, было что.
После истории в Бахчисарайском музее контора взяла объект под скрытое наблюдение. Все понимали, что сорванная благодаря мне вражеская закладка должна была насторожить злодеев, а в таких случаях — по всем канонам тайной войны клиенты "уходят на дно". Тем не менее, "отработать" точку считалось обязательным. Пусть и "для галочки". Для отчетов. Никто и не предполагал, что формальная операция неожиданно обернется форменной резней в стиле голливудских боевиков.
В роли очередного Рэмбо выступила... (кто бы мог подумать!)... пожилая сотрудница музея со звучной фамилией Бонц.
Агриппина Рудольфовна Бонц. Уроженка Гомеля, сорок четыре года, образование высшее филологическое, вдова, войну провела в эвакуации, работала на археологических раскопках Шаштепа в южной части Ташкента, потом училась в Новосибирске, по распределению была направлена в Бахчисарай. Там и провела всю свою сознательную жизнь. Благонадежную, добросовестную и совершенно лояльную к Советской власти.
И вдруг...
Произошло все так. Не мудрствуя лукаво, контора установила один из постов наблюдения в... шкафу. В старинном шкафу ручной работы, который стоял в павильоне гаремного корпуса. Как раз напротив столика с муляжами фруктов. Именного того, на котором в свое время оставляла закладку Галина Анатольевна. Агент с утра скрывался в нафталиновом сумраке и следил за посетителями через дверцы, испещрённые причудливой арабской резьбой. Второй — бродил по залам, осуществляя общее наблюдение в готовности в любой момент подстраховать товарища.
Подстраховал на свою голову...
Вчера под вечер, уже собираясь закругляться и покидать опостылевший шкаф, первый агент увидел, как за ограждение экспозиции зашла сотрудница Бонц, которая в течение дня уже изрядно примелькалась. Агриппина Рудольфовна стала что-то делать с искусственными яблоками на подносе, что, собственно, подозрительным-то и не казалось. Ну, поправляет экскурсовод в конце рабочего дня детали выставочного интерьера. Ничего особенного. И агент, измученный десятичасовой неподвижностью, решил размяться и пошутить над старушкой. Все мы люди.
Он приоткрыл дверцу и замогильным голосом произнес: "Всем оставаться на своих местах! Государственная безопасность!"
Реакция оказалась более чем неожиданной.
Бонц, не оборачиваясь, выдернула бронзовый поднос из-под фруктов, и без замаха метнула его на голос. Очень метко, надо сказать метнула. Так, что острые зубчатые края посудины вошли в правую сторону шеи шутника, нанеся ему серьезные повреждения. На шум примчался "подстраховщик" и тут же получил несколько ударов старинной саблей в область живота. Грамотных, хорошо поставленных ударов. И, если бы не тупая заточка музейного экспоната, в живых бы он точно не остался.
После короткой и неожиданной расправы благообразная старушка невозмутимо оставила свои жертвы корчиться на полу и, через одной ее ведомые коридоры, покинула Ханский дворец. Группе наружного наблюдения удалось установить лишь только направление ее отхода — в сторону Чуфут-Кале. Там преследуемая растворилась в предгорьях.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
