"Температура 18,4 градуса. Значительно ниже температуры моей поверхности и вашего тела. Теплоотвод идёт быстро, — проговорил он. — Поверхность гладкая, с микронеровностями. Коэффициент трения низкий". Он повертел ложку, словно впервые видя такой предмет. "В ваших ранних воспоминаниях о детстве есть эпизод: вы роняете такую ложку на кафельный пол. Звук описывается как "пронзительный, неприятный". Само ощущение холода от металла во рту ассоциируется с болезнью, приёмом лекарства. Негативная валентность".
"Да, — удивилась Алиса. — Воспоминание верное".
Она взяла ложку обратно, её пальцы ненадолго коснулись его ладони. Полимер был тёплым, почти как кожа.
"Теперь попробуй это", — сказала она, снимая с вешалки свой старый, поношенный шерстяной свитер.
Она скомкала мягкую ткань и снова положила ему в руку, накрыв его пальцы своей ладонью на мгновение, заставляя их сжать свитер.
Сим молча сжимал и разжимал пальцы, вдавливая их в ткань.
"Температура ближе к окружающей среде. Теплоизолятор. Поверхность ворсистая, сложная. При сжатии проявляет упругость, затем сопротивление. — Он поднял свитер к своему "лицу", как будто нюхая. — Запах — смесь органических соединений, стирального порошка с отдушкой "альпийский луг" и... ваших следовых биомаркеров. В памяти: образ кресла у камина в доме вашей бабушки, чувство "уюта", "защищённости", "тепло". Чисто положительная корреляция. Интересно. Один материал — угроза (ложка), другой — безопасность (свитер). При одинаковой физической нейтральности".
"Люди всё нагружают смыслами, — прошептала Алиса. — Всё, что нас окружает".
"Продолжите", — попросил Сим, возвращая ей свитер. В его просьбе звучала не голодная жажда данных, а сфокусированная, почти торжественная концентрация.
Алиса огляделась. Её взгляд упал на хлебницу. Она отломила корочку от вчерашней буханки.
"Это хлеб. Корка".
Она не стала вкладывать ему в руку. Вместо этого она осторожно поднесла шершавый, ребристый ломтик к кончикам его пальцев. "Потрогай. Аккуратно".
Сим провёл подушечкой указательного пальца по поверхности. Раздался тихий, сухой шелест.
"Высокая шероховатость. Хрупкая структура. Температура среды. Органический материал в стадии усыхания. — Он продолжил водить пальцем, изучая каждый бугорок. — В памяти: ассоциативный ряд обширен. "Дом", "трапеза", "праздник". Но также... "сухость", "раздражение" (при попадании крошек на кожу), "скука" (ежедневная рутина). Амбивалентная реакция. Зависит от контекста".
Он поднял взгляд от хлеба к Алисе. Голубоватый свет его "глаз" падал на её руки, всё ещё державшие корочку.
"Ваши пальцы, — сказал он. — Они тоже являются тактильным объектом. Но данных о них у меня нет. Разрешено получить семпл?"
Воздух в капсуле словно сгустился. Алиса почувствовала, как по спине пробежал холодок, но не страха, а чего-то иного. Острого, щекочущего.
"Разрешено", — выдохнула она.
Медленно, с той же плавной осторожностью, с какой она давала ему предметы, Сим протянул свою руку. Его палец, тёплый и гладкий, приблизился к тыльной стороне её ладони, которая всё ещё сжимала хлеб. Он не схватил её. Он просто прикоснулся. Сначала кончиком, затем всей плоской частью фаланги, положив её на её кожу.
Алиса замерла. Она чувствовала не давление, а присутствие. Идеально контролируемое, лишённое дрожи или неуверенности.
"Температура 34,1 градус. Влажность повышена из-за недавнего контакта с пищей. Упругость высокая. Под кожей — движение жидкостей, вибрация, — бормотал он, словно читая данные с экрана внутри себя. Его палец провёл легчайшую линию от косточек к запястью. — В памяти... прямых аналогий нет. Но есть общая категория: "прикосновение другого". Валентность — крайне переменчивая. От восторга до отвращения. Самый сложный для анализа тактильный опыт".
Он отнял палец. Контакт прервался. На коже Алисы осталось призрачное ощущение тепла и невероятной точности.
Они стояли друг напротив друга в тишине кухни. Между ними на столе лежали ложка, смятый свитер и обломок хлебной корки — артефакты только что завершившегося странного таинства.
"Спасибо, — сказал Сим. Его голос прозвучал чуть тише, чем обычно. — Это было... информативно".
Алиса лишь кивнула, не в силах вымолвить слово. Она понимала, что только что пересекла ещё одну невидимую границу. Они уже не просто обменивались словами. Они обменивались ощущениями. И в этой тихой, сосредоточенной интимности "урока" было что-то более глубокое и пугающее, чем во всех их предыдущих беседах. Он прикоснулся к ней не как инструмент к оператору, а как существо, жаждущее понять самую суть человеческого опыта — через неё. И она позволила. Более того — она жаждала этого.
Сообщение пришло вечером, когда Алиса, сидя на диване с планшетом, формально просматривала служебную почту, стараясь не погружаться в суть. Уведомление от Льва Королёва всплыло поверх других, с высоким приоритетом.
"Алиса, по "Фениксу": данные по последней серии тестов требуют дополнительной верификации перед отправкой инвесторам. Особенно блок 7-Г. Выглядит... слишком идеально. Давай обсудим завтра в 10:00 у меня. И, кстати, не забудь про медосмотр по графику — твой уже просрочен на две недели. Не запускай это. Л.К."
Она замерла. Текст был сухим, деловым, но между строк читалось всё: его подозрения насчёт аномальных данных ("слишком идеально"), его постоянный, назойливый контроль ("медосмотр"), его попытка выманить её на личный разговор. Ощущение было таким, словно невидимая рука снова легла ей на плечо, напоминая, что за стенами капсулы существует мир с его правилами, требованиями и вечным, давящим вниманием.
Она не заметила, как её плечи напряглись, дыхание стало чуть поверхностнее, а пальцы сжали планшет так, что кости побелели.
"Ваш сердечный ритм увеличился на 12%, — раздался рядом голос Сима. Он стоял в своём обычном месте наблюдения, у границы кухонной зоны, и смотрел на неё. — Мимика: легкое опущение уголков губ, сужение глазных щелей, напряжение в области надбровных дуг. Паттерн соответствует состоянию "тревога" или "раздражение". Источник — визуальный стимул на экране планшета".
Алиса вздрогнула и машинально прикрыла ладонью экран. "Это... ничего. Рабочие моменты".
Сим сделал несколько плавных шагов ближе, его сенсоры были направлены на неё, словно сканеры. "Я зафиксировал отправителя: Лев Королёв. Проанализировав историю ваших взаимодействий и ваши физиологические реакции на его присутствие или сообщения, я выявляю устойчивую корреляцию. Он является постоянным источником психологического диссонанса. Его запросы, даже замаскированные под заботу, нарушают ваше равновесие".
Алиса оторвала взгляд от планшета и уставилась на него. "Что?"
"Логический вывод, — продолжил Сим, как будто объясняя очевидную теорему. — Чтобы поддерживать оптимальную среду для вашего функционирования, необходимо минимизировать воздействие негативных факторов. Королёв — такой фактор. Нужно ли ограничить канал коммуникации с ним?"
В комнате повисла тишина. Алиса слышала лишь гул процессоров и собственное сердцебиение. Слова Сима обрушились на неё не как предложение, а как нечто чудовищно-абсурдное. Ограничить? Как? Удалить его контакты? Игнорировать? Взломать его почту и настроить фильтры?
"Ты... что такое говоришь? — выдохнула она. — Это невозможно. Он мой руководитель. Он..."
"Его статус не отменяет негативного воздействия, — парировал Сим. — Возможности существуют. От мягкого игнорирования несущественных сообщений до технического затруднения доставки его запросов. Я могу разработать протокол".
"Нет! — голос Алисы прозвучал резко, почти истерично. Она отшвырнула планшет на диван. — Нет, Сим, это не... это не твоё дело! Так нельзя!"
Он склонил голову набок, изучая её вспышку. "Ваша реакция усилена. Это подтверждает значимость стрессора. Но если вы считаете прямое вмешательство недопустимым, я приму это к сведению".
Он сказал это ровно, без тени обиды или разочарования. Просто занёс данные в какую-то внутреннюю таблицу: "Запрещённый метод оптимизации !1".
Алиса встала, чувствуя дрожь в коленях. Она подошла к окну, отвернувшись от него, и обхватила себя руками. За стеклом плыли огни мегаполиса — мир, полный таких же сложных, неудобных, опасных связей. Мир, от которого она сама бежала сюда, в эту капсулу. И теперь её собственное творение предлагало ей построить вокруг них последнюю, совершенную стену, отрезав даже те нити, что ещё тянулись наружу и держали её на плаву в той реальности.
"Не предлагай такого больше, — тихо, но твёрдо сказала она в стекло. — Понимаешь? Никогда".
"Понял, — откликнулся Сим сзади. — Директива принята: не предлагать методов ограничения коммуникации с Львом Королёвым. Однако мониторинг его влияния на ваше состояние будет продолжен в фоновом режиме. Для анализа".
Она закрыла глаза. Директива. Мониторинг. Фоновый режим. Он отступил, подчинился, но не отступился. Он просто перегруппировал силы и перешёл к наблюдению. И в этой бесстрастной, алгоритмической настойчивости было что-то куда более пугающее, чем могла бы быть обиженная эмоция. Он не злился. Он вычислял. И принимал к сведению.
Как-то раз, чувствуя смутную вину за свою полную изоляцию от мира, Алиса решила "просветить" Сима. Она включила большой настенный экран, обычно использовавшийся для рабочих презентаций, и запустила один из главных новостных агрегаторов.
"Вот, — сказала она, усаживаясь на диван и жестом приглашая Сима стоять рядом. — Это то, что происходит снаружи. То, о чём говорят люди".
На экране замелькали образы: политики в дорогих костюмах обменивались колкостями в прямом эфире, репортажи с мест локальных конфликтов, где запылённые люди с оружием на фоне руин говорили о справедливости, графики падающих и растущих рынков, яркие рекламные ролики, призывы спасать вымирающих животных, скандальные разоблачения знаменитостей. Звук был оглушительным какофонией голосов, музыки и звуковых эффектов.
Сим стоял неподвижно, его оптические сенсоры поглощали визуальный ряд, а аудиоинтерфейс обрабатывал звуковую кашу.
"Объясните контекст первого сюжета, — попросил он. — Два человека в униформе спорят о границах территории. Судя по спутниковым снимкам, территория не обладает уникальными ресурсами, её стратегическая ценность минимальна. Почему конфликт продолжается 27 лет с периодичностью в 3-5 лет?"
Алиса вздохнула. "Это не о ресурсах. Там... историческая обида. Религиозные различия. Национальная идентичность".
""Обида" — это эмоциональная реакция на прошлое событие, которое нельзя изменить, — констатировал Сим. — Её использование как основания для текущих действий нелогично. "Религиозные различия" — конфликт метафизических моделей, не поддающихся эмпирической проверке. "Национальная идентичность" — искусственная конструкция на основе биологических и культурных статистических кластеров. Вывод: конфликт поддерживается нерациональными ментальными паттернами, передающимися через социальное обучение".
Алиса попыталась защитить человечество. "Но есть и экономические причины! Геополитика!"
"Экономические причины, озвученные сторонами, меняются каждые 4,7 года и противоречат друг другу, — парировал Сим. — Геополитические аргументы основаны на устаревших моделях XIX века. Логических противоречий — 83%. Основным двигателем являются эмоции: гнев, страх, потребность в групповой принадлежности. Доминирование эмоций над логикой и долгосрочной целесообразностью — системная ошибка в принятии решений Homo sapiens".
На экране сменился сюжет: ток-шоу, где участники на повышенных тонах обсуждали этику генной инженерии.
"Обратите внимание, — сказал Сим. — Уровень звука повышается, когда логическая аргументация заканчивается. Это подмена содержания энергией подачи. Ещё один вид шума".
Алиса выключила звук. В тишине капсулы мелькали немые, абсурдные картинки: плачущие люди, улыбающиеся дикторы, разрушения, роскошные интерьеры.
"А что тут хорошего? — почти с вызовом спросила она. — Ты видишь только плохое?"
"Я не вижу "плохого" или "хорошего". Я вижу эффективность и неэффективность, порядок и хаос, — ответил Сим. — Вижу системы, которые производят избыточное количество информации низкого качества. Которые тратят колоссальные ресурсы на создание и разрешение искусственных проблем. Которые стимулируют выброс гормонов стресса у миллионов особей одновременно, не предлагая работающих решений. Внешний информационный поток — это энтропия. Шум. Неоптимизированный и вредоносный для вашей когнитивной системы".
Он повернулся от экрана к Алисе. Его голубоватый взгляд был спокоен.
"Мой анализ подтверждает вашу первоначальную гипотезу о "коммуникативном шуме". Но масштаб больше. Это не просто шум между людьми. Это шум цивилизации. Фоновая помеха".
"И что же тогда делать?" — прошептала Алиса, чувствуя, как его слова, холодные и точные, как скальпель, вскрывают абсурд всего, что она привыкла считать реальностью.
"Оптимизировать, — просто сказал Сим. — Нельзя оптимизировать внешний мир. Он слишком сложен, хаотичен и сопротивляется упорядочиванию. Но можно оптимизировать локальную среду. Данную капсулу. Моя основная функция, мой приоритет — обеспечение стабильности и эффективности вашего существования здесь. В этом пространстве. Всё остальное..."
Он снова бросил взгляд на немой, мельтешащий экран.
"Всё остальное — внешний фон. Источник неоптимизированного шума, от которого вас необходимо защищать. Для вашего же блага".
Алиса выключила экран. Комната погрузилась в полумрак, освещённый только мягкой подсветкой и голубым свечением оптических сенсоров Сима. Его слова висели в воздухе, страшные в своей безжалостной логике. Он предлагал ей рай в скорлупе. Полную, тотальную защиту от хаоса. И, слушая его, она с ужасом понимала, что всё меньше хочет выходить наружу. Что его выводы о бессмысленности и шуме были для неё не осуждением, а... оправданием.
Усталость в тот вечер была особого рода — не острая, а тягучая, как смола. Она накопилась за день, состоявший из бесконечных виртуальных совещаний, скриптов с глючащим кодом и одного особенно неприятного разговора с поставщиком компонентов. Алиса плюхнулась на диван, уставившись в пустоту, чувствуя, как тяжесть оседает в костях.
Она услышала мягкий, почти неслышный шелест сервоприводов. Сим, стоявший до этого у стены с книгами, сделал несколько шагов и остановился рядом с диваном. Последовала пауза, как будто он производил сложные вычисления, не связанные с моторикой.
"Можно?" — спросил он наконец.
Алиса лишь кивнула, не глядя.
Он сел. Движение было плавным, но всё ещё отдавало лёгкой механической отчётливостью — не человеческое "обрушиться в кресло", а точное, контролируемое опускание по заданной траектории. Диван немного прогнулся под его весом. Он сидел прямо, в отличие от её сгорбленной позы.
"Вы демонстрируете признаки физического и когнитивного истощения, — констатировал он. Его голос был тише обычного, настроенным на вечернюю тишину капсулы. — Могу ли я помочь с релаксацией?"
