Чтобы компенсировать тупость образа, родившегося в моем воображении, я решил поразить Табаки широтой кругозора. Поэтом, окинув взглядом бескрайние леса и не обнаружив в пределах видимости ни одного квадратика распаханных полей, спросил, почему в этом домене так мало деревень.

Маг вопроса не понял, и мне пришлось читать лекцию по экономике средневековья. В частности, объяснять зависимость доходов крупных землевладельцев от площади обрабатываемой земли, количества ремесленников и т.д.

Дослушав лекцию до конца, маг Жизни ошалело уставился на меня:

— Ты что, забыл — Уленмар ап-Риддерк Иллюзионист ШЕСТОЙ ступени?!

— И что с того?

— Стоимость артефактов, которые делаются в его замке, настолько высока, что те жалкие крохи, которые можно получить с населения в виде налогов, можно даже не собирать!

— Только не говори, что он... хм... абсолютно бескорыстен и не дерет с населения три шкуры! — недоверчиво усмехнулся я. После того, как подобрал в илли-ти аналог слова 'альтруист'.

— Собирает! — глумливо хохотнул Табаки. — Но не деньгами, а молодостью и красотой!

— Использует право первой ночи? — поморщился я.

Маг отрицательно помотал головой:

— Не первой, а любой: если ап-Риддерку нравится женщина, он ее берет. Вне зависимости от возраста, одаренности или рода. Мало того, говорят, что он покупает красивых девственниц даже у лишенцев!

— Вот с-сука... — по-русски пробормотал я и снова перешел на илли-ти: — И это терпят?!

— Не все. Но толку? Вызовы Уленмар ап-Риддерк не принимает, а повоевать любит. Кстати, сторожевую башню Харругова Пасть, которую мы скоро увидим, сожгли во время войны, разгоревшейся из-за его сладострастия...

...Возможность полюбоваться на эту самую Харругову Пасть выдалась тем же вечером, когда мы, практически пробежав еще километров двадцать, оказались 'Т'-образном 'перекрестке' отрогов. От небольшой площадки на вершине перекрестка до ее развалин было тысячу двести сорок метров, поэтому рассмотрел я их хорошо.

Сторожевая башня римского типа когда-то строилась на века. Ее основание было сложено из мощнейших тесаных каменных 'кирпичей' тонны по полторы весом, а верхняя часть — из таких же 'кирпичей', только весом поменьше. И если бы просто 'сложено': по словам Табаки, для пущей прочности между слоями 'кирпичей' клали что-то вроде медных листов.

Увы, ее защитникам все это не помогло: через половину Желтого Круга после похищения ап-Риддерком дочери владетеля домена Каиаррен к башне подошла армия ее отца. И, не останавливаясь, прошла мимо. А весь стройматериал, использовавшийся при ее постройке, оказался разбросан по полю радиусом метров в триста! Причем большая часть 'кирпичей' была не просто вывернута из кладки, а разбита на несколько частей!

Конечно же, я попытался выяснить тип РСЗО , использованной вандалами. И порядком удивился, узнав, что тут порезвилась группа из шести Стихийников четвертой ступени, пары Артефакторов и одного мага Жизни.

Кстати, армия, которую 'поддерживали' эти деятели, по меркам Иллемара была тоже очень ничего — кроме взвода магического, в ней было порядка двадцати Измененных и почти две сотни обычных солдат!

Увы, против ап-Риддерка эта силища не проканала — развалив ни в чем не повинное строение, вооруженные силы домена Каиаррен ушли к замку иллюзиониста и... просто пропали. С концами, солидным обозом и всем, что нажили непосильным трудом во время 'дранга' 'нах остен'.

Такая неопределенность мне очень не понравилась. Ведь если бы Табаки заранее сообщил мне, что герой-любовник шарахнул защитников добродетели обесчещенной девицы своим аналогом магического 'Смерча ', я бы смог хотя бы приблизительно оценить силу магов, составляющих свиту иллюзиониста. Если бы я узнал, что армию тупо порубили или отправили в местный Заксенхаузен, пенял бы на несдержанность мечников или зверства служащих местных исправительных учреждений. А так только чесал репу и хлопал ресницами.

Кстати, нет. Не только чесал и хлопал, но и внимательно следил за магом Жизни, пытаясь понять, с чего это вдруг в глазах моего лепшего друга вдруг мелькают искорки удовольствия.

Увы, определить причину периодических изменений в его настроении мне не удалось. Поэтому, еще немного почесав репу, я решил чуточку перестраховаться и, оборудовав лежку на ночь, отправил зайку в медикаментозный сон. Здраво рассудив, что если он и напакостит мне в своих сладких снах, то в реальности я этого не почувствую.

Так оно, собственно, и оказалось: в половине двенадцатого ночи (или за полчаса до рассвета) Табаки пришел в себя в той же позе, в которой отрубился накануне. А когда я срезал с его конечностей пластиковые хомуты и дал время на восстановление кровообращения, еще минут двадцать-двадцать пять горестно вздыхал.

Завтрак прошел в том же ключе. И первые четыре с половиной часа очень медленной и осторожной ходьбы по лесу — тоже. А когда мы, остановившись на очередном отроге, минут десять полюбовались на деревеньку из двенадцати изб и напрочь распаханную долину, воспрянул духом и 'совсем незаметно' начал вертеть головой.

Само собой, сие мне очень не понравилось, поэтому он был остановлен и упакован. То есть, обзавелся хомутом на запястьях, заведенных за спину, хитрой петелькой на щиколотках, радикально ограничивающей ширину шага, и скотчем на хлеборезке. Бедняга расстроился. Видимо, здорово. И даже попытался чуток побунтовать. Но пару раз схлопотал по печени, после чего, очень убедительно (и жалобно) мыча, упросил меня продолжить наше путешествие...

...Несмотря на то, что мы перли по горам практически параллельно дороге, замок ап-Риддерка возник не перед нами, а на половине третьего от направления движения. Табаки, глядевший исключительно себе под ноги, его вообще не заметил. А я, увидев кусочек крошечной угольно-черной башни, выглянувшей из-за вершины соседнего отрога, сделал стойку и тут же свернул налево.

Конечно же, пошел не по бабам и не к замку, а от него. Вернее, к самой высокой точке нашей части хребта, где собирался оборудовать первую в этом мире смотровую площадку.

Две трети подъема мы практически пролетели, благо деревья росли достаточно редко, а их кроны скрывали нас от нескромных взглядов заинтересованных лиц. Увы, со второй половиной не склалось: оказалось, что все подступы к вершине холма заросли невероятно густым и колючим кустарником. А тропок, ведущих в самую глубь, практически нету.

После долгих поисков одна штука все-таки нашлась. Но когда я легонечко подтолкнул к ней ап-Куерреса, тот вдруг зацепился ногой за торчащий из земли корень и рухнул прямо в колючки. Мордой вниз. А через пару мгновений жутко замычал.

Выдергивая его наружу, я подсознательно ожидал увидеть вытекшие глаза или, на худой конец, пяток дыр в щеках и выбитые зубы. Поэтому, увидев пяток несерьезных царапин на лбу и две кровоточащие дырки в верхней губе, поморщился:

— Только не говори, что эти царапины болезненнее, чем укусы снарров...

Табаки отрицательно замотал головой, а затем взглядом показал мне на какую-то сухую былинку.

— Ядовитая, что ли? — поинтересовался я, увидел, что маг мученически закатил глаза, и отклеил уголок скотча: — Ладно, уговорил, слушаю...

Он криво усмехнулся, набрал в грудь воздуха и обреченно выдохнул:

— Все, отгулялись: под кустами — Облако Искр. А я в него вляпался...

Глава 22. Ольга Фролова.

...Углядев на краю поляны дерево с подходящей горизонтальной веткой, Ольга очень внимательно оглядела его ствол и крону, убедилась, что опасной живности нет и у его корней, а затем накинула на нее петлю и от души рванула веревку на себя. Ветка нехотя подалась, а через мгновение упруго вернулась в исходное положение. Походя сбросив на землю пару-тройку безобидных букашек.

Коростелев, увидевший ее манипуляции, возжелал оказать помощь, но был послан, куда подальше. Предельно культурно, но тоном, по определению не подразумевающим каких-либо возражений.

Пока телохранитель недовольно сопел, девушка укоротила ветку до нужного размера и аккуратно срезала все 'лишние' побеги. А когда сочла, что 'внутренняя' поверхность 'атакующей руки' достаточно гладкая, встала перед ней в санчин-дачи, закрыла глаза и попыталась поточнее вспомнить объяснения Вересаева.

— Атака в первый сектор. Она же — попытка ударить в лицо кулаком или ущипнуть за щечку. Ушами не хлопаем: встречаем ее клинком в сгиб запястья, через долю секунды накладываем левую руку на кисть противника снаружи и легким встречным движением рук распахиваем его предплечье до локтя. 'Обработанную' руку сбрасываем 'внутрь', смещаемся вперед-влево и, оказавшись сбоку, вбиваем клинок туда, куда заблагорассудится...

Первое повторение этой комбинации Фролова намеренно начала делать предельно медленно, вдумываясь в каждое движение. И мысленно похвалила себя за сообразительность, сообразив, что после десятка правильно исполненных подрезов от ветки останутся одни воспоминания. Переворот ножа обухом вниз позволил не задумываться о сохранности атакующей 'конечности', и девушка попробовала выполнить серию движений побыстрее.

Блок и 'накладка' получились ничего, а подрез хреновато: уже после первой трети 'предплечья' клинок 'сполз' вниз и украсил ветку длиннющей царапиной.

'До пятницы мы совершенно свободны, а все куда-то торопимся...' — подумала она, 'полюбовавшись' на результаты второго удара. Потом вернулась на исходную и выполнила комбинацию так, как полагается...

...Первые часа полтора издевательств над самодельной макиварой Толян в процесс не вмешивался — лежал на надувном матрасе, постеленном шагах в десяти от Ольги, и усиленно изображал бдение. Потом ему стало скучно, и он предложил себя в качестве спарринг-партнера.

Девушка, занятая отработкой не получающегося удара в седьмой сектор, пропустила его слова мимо ушей. Как оказалось, зря — буквально через пять минут парень нарисовался рядом с деревом и радостно сообщил, что готов.

Раздраженно поморщившись, Ольга повернулась к Коростелеву, скользнула взглядом по его обнаженному торсу и насмешливо поинтересовалась:

— Ты решил поразить меня своими объемами?

— Да нет, я просто не хочу вспотеть!

— Угу. Как это я сразу не догадалась? — всплеснула руками девушка, а затем перестала валять дурака и хмуро уставилась телохранителю в глаза: — Толь, а ведь я не шутила...

— Я просто пытаюсь помочь!

— Чем? Внезапной смертью от укуса какой-нибудь летучей, прыгучей или ползучей хрени?!

— Ольга Александровна, я...

— Не зли меня, ладно? И займись уже хоть каким-нибудь делом!

...Приказ заняться делом парень воспринял, как руководство к действию. Быстренько оделся, подхватил карабин, сообщил, что сходит за дровами, и пропал. Минут на сорок-сорок пять. А вернулся почему-то с пустыми руками. Если, конечно, не считать дровами четыре обструганные палки сантиметров по сорок длиной, зажатые в его левой руке.

Оглядев Толяна с ног до головы и мысленно отметив, что его штанины, начиная от колен и ниже, промокли насквозь, а на рантах ботинок появились комки грязи, Фролова продолжила тренировку. Даже не подумав спросить, где же телохранителя носило столько времени и куда делись обещанные дрова.

Такое равнодушие к себе-любимому вывело парня из себя: он помрачнел еще сильнее, влез в палатку, через какое-то время выбрался наружу со здоровенным свертком в руках и снова свалил.

Часа через два после его ухода Ольга начала дергаться: сделав очередные десять повторений отрабатываемой комбинации, замирала в неподвижности и прислушивалась к пению птиц и другим звукам леса. Но перерыва после пятого-шестого перестала, решив, что Коростелев таким образом просто пытается заставить ее думать о себе. Еще через два прервала тренировку и принялась метаться по поляне, мысленно кляня себя за несдержанность. А к исходу пятого часа, когда где-то неподалеку хрустнула переламываемая ветка, взлетела на 'лежку', подготовленную Вересаевым, закусила губу и бесшумно сняла 'Кристинку' с предохранителя. Чтобы через десяток секунд поставить ее обратно: на поляну выперся не зверь, а блудный Коростелев!

Выглядел парень, мягко выражаясь, не очень: волосы на его непокрытой голове слиплись от пота, лицо было серым от пыли, а руки настоятельно требовали воды и мыла. Одежда тоже... соответствовала: верх охотничьего костюма 'радовал' глаз темными пятнами на груди и вокруг подмышек, штаны промокли до середины бедра, а ботинки, благодаря налипшей грязи, весили раза в три больше!

'Интересно, он вообще заметит, что меня в лагере нет?' — не отрывая взгляда от парня, пошатывающегося от усталости, мрачно подумала Ольга. И, не дождавшись ожидаемого вопроса, вышла из себя:

— Анатолий Иванович, будьте любезны, скажите мне, кем вы работаете, и что входит в ваши должностные обязанности?!

Услышав ее голос, Коростелев скривился в какой-то непонятной гримасе, затем снял с пояса фляжку и поднес ее ко рту. Пил крайне неаккуратно и как-то уж очень жадно. Поэтому часть воды пролилась ему на грудь. А когда закончил, вытер губы далеко не стерильным рукавом и мутным взглядом уставился в крону 'Чернобыльской березки':

— Работаю... телохранителем. В обязанности? А хрен его теперь знает!

'Он что, пьян?! Или... его что-то укусило?!'

Не успела последняя мысль толком оформиться, как девушка, закинув карабин за спину, метнулась к стволу. И, белкой проскакав по 'ступеням' из ветвей, оказалась на земле:

— Толь, тебя что-то укусило?!

Парень отрицательно помотал головой, потом кое-как добрался до палатки, согнулся в три погибели и выволок наружу рюкзак.

— Что с тобой творится и где ты был столько времени?! — рявкнула Фролова.

— Ничего особенного... — ухмыльнулся Толян, вытащил на свет полотенце, чистую майку и трусы, а потом добавил: — Самая обычная акклиматизация. А отсутствовал я по уважительной причине. Учился использовать силки...

— Что значит 'акклиматизация'?! Ты что, снял амулет?!

Коростелев неторопливо встал на ноги, зябко поежился и облизал пересохшие губы:

— Ага...

— Зачем?!

Парень пожал плечами:

— Скажите, какой идиот захочет заключать контракт, зная, что за минутную задержку с выполнением выжигают мозги?!

— Хм...

— Вот именно, никакой! Просто, увидев, что мы бездари, Арвид ап-Лагаррат решил кинуть нас на бабки...

— Он сказал, что этот контракт — высшей ступени сложности... -потянувшись к шее и пощупав прохладную поверхность амулета, пробормотала Ольга. — И что такие жесткие штрафные санкции — единственная гарантия того, что исполнители, получив безумный аванс, не свалят в тину...

— Каким бы безумным ни был аванс, жизнь дороже... — пожал плечами Коростелев. — И ни один ПРОФЕССИОНАЛ на такое не подпишется. Да и вообще, контракты, в которых прописана смерть исполнителя, могут заключаться только в дешевых ужастиках...

Определенная логика в его словах присутствовала, поэтому Фролова задумчиво потерла переносицу и выпростала амулет из-за ворота:

— И как, по-твоему, сработает эта хрень, если мы не грохнем ап-Риддерка?