Страна Арманьяк. Корсар.

пулены — туфли с длинными заостренными носками. Пулены были популярны в пятнадцатом веке Средневековой Европы. Их носили и мужчины, и женщины, но особенно их любила молодёжь за счёт относительной дешевизны и простоты изготовления. Чтобы носки пулен (длиной до 60 см) не болтались, в них клали китовый ус или подвязывали тесьмой. Длина носков специально регламентировалась для сословий.

За его спиной потрясала кулаками группа поддержки, всячески понося род Летелье.

— Нет, я первый! Да я тебе... — оный Гийом де Летелье, могучий патлатый бутуз, тоже весьма юного возраста, в окружении своих сторонников, рвался обрезать уши Аннибалу де Кевр, тому самому, лопоухому парню, попутно всячески насмехаясь над его родом.

Ну а третью сторону, самую многочисленную и возрастную, возглавлял граф де Вертю, барон д'Авогур, герцогский бастард. Он вел себя более сдержанней и надо сказать, гораздо уверенней. Оно и понятно...

Я сначала не понял, что случилось, но Луиджи и Пьетро быстро просветили, сообщив, что к этому шалману, в некой степени, приложила свою ручку новоиспеченная контесса Теодория. Ну и сами близнецы. М-дя...

Луиджи и Пьетро, быстро запустили в массы жалостливую историю похищения, раскрасив ее мужеством самой Феодоры, героически отринувшей предложение злого султана предать христианство, в обмен на злато и прелести гарема. Придворные расчувствовались, а некоторые юные оболтусы, мгновенно возжелали отправиться мстить сарацинам за юную контессу, попутно признав ее своей 'Прекрасной дамой'. Но вот тут произошел затык. Оболтусов много — а дама, сами понимаете, всего одна. И опять же, дама не пожелала сама определяться с соискателями, одинаково ровно одаривая всех благосклонными взглядами. Но тут, как я подозреваю, Федька просто не поняла, что от нее хотят. Или поняла... Но уже неважно. Соискатели все равно едва не передрались...

Я глянул на виновницу торжества. Никакого испуга и сожаления на ее мордашке не просматривалось. Совсем наоборот, она вполне себя уверенно чувствовала рядом с дюшесой и первой статс-дамой. Охренеть и не встать. Рязанская девчонка, пускай даже и боярышня, а ведет себя как... как... Словом, на этом походы в свет для тебя закончились. В замок, под строгий присмотр Лилит. Пока не пообтешется...

Так, ну где там дюк, а то скоро тут форменное побоище начнется.

С появлением Франциска все притихли. Дюк выслушал объяснения представителей сторон, на мгновение задумался, а потом заявил.

— Считаю сию причину уважительной для соперничества, ибо контесса Теодория, воистину являет собой пример христианской добродетели, красоты и морали. Но... — герцог сделал внушительную паузу. — Дети мои, сей случай не достоин банальной свары, а достоин проявления рыцарственной доблести на честном соревновании! Посему, на третий день от сегодняшнего дня, назначаю турнир в честь контессы Теодории, по итогам которого Господь выявит сильнейшего и самого достойного, для провозглашения своей 'Прекрасной Дамой', нашу гостью. Она же, в свою очередь, по своему усмотрению, отринет или примет сие предложение. Прошу стороны обсудить условия с контом Генгамом, который назначается маршалом турнира.

Дикий одобрительный рев в очередной раз сотряс древние стены. Верещали даже дамы, довольные предстоящим зрелищем. Жена и официальная любовница дюка, пожирали его влюбленным взглядами. Триумф, да и только. Справедливость и мудрость государя — в действии.

— И чего они приговорили? — с интересом шепнула мне Дорка. — На кулачках биться будут, али как? Если что, я за того носатенького и голенастенького. Ну-у... за того, что к нам заходил. Как там его звали? Фриц, что ле?

— Ага... на кулачках. Ты хоть поняла, из-за чего весь сыр-бор?

— А как жа!.. — хихикнула девчонка. — За меня биться будут. У нас дома тоже такое бывает. А я потом рушничком самого-самого награжу...

— Вот же... — я не договорил, потому что дюк решил окончательно оформить свой триумф.

Персеваны дунули в фанфары, гербовый король двинул посохом в пол, после чего, торжественно и мрачно, во ознаменование чудесного спасения из лап грязных сарацин контессы Теодории, дюк дал обет присоединиться к ближайшему крестовому походу.

М-да... тут уже и я не удержался от рукоплескания. Голова, ептыть! Какой нахрен крестовый поход? И заметьте, дюк обещал не организовать поход, а присоединиться. А с походами, у европейского рыцарства что-то в последнее время не складывается. Нет, разговоров конечно много, но до дела не доходит. К кому тогда присоединяться? Красавчик, одним словом. Уважаю.

После того как обет занесли в анналы дворцовых хроник и отгремели рукоплескания, начались танцы. Я уже сам себя не чувствовал от усталости и едва не терял сознание от боли, но пришлось терпеть. Ибо довелось разделить платок в кароле* с самой Антуанеттой де Меньеле.

кароль — танец, представляющий собой круговую хореографическую композицию, участники которой, держась за руки или за платок, создавали разнообразные фигуры под аккомпанемент песен.

И едва ли завершив первую фигуру танца, я уже начал понимать, что в ней нашел Франциск.

Навскидку возрастом лет сорока, первая статс-дама умудрилась сохранить свою фигуру, что достаточно удивительно для этого времени. Высокий лоб, умные глаза, точеные губы, кавалерственная дама Антуанетта была реально красива. Но не это главное — эта женщина просто источала шарм, тот шарм, который заставляет биться мужские сердца как турецкие барабаны. Я его почувствовал на себе, и даже не смотря на свое плачевное состояние, реально ощущал притягательность этой женщины.

Некоторое время мы молчали, Антуанетта слегка улыбалась кончиками губ, а я, просто смотрел на нее, не желая первым заводить разговор, ибо понимал, что оказался рядом с ней не случайно.

Я уже начинал подумывать, что беседа у нас не состоится, как статс-дама произнесла первую фразу.

— Конт, хотите несколько бесплатных советов? — очень спокойно поинтересовалась она.

— Хочу. Даже платные.

— Это не я сказала... — хитро улыбнулась Антуанетта. — Но для начала, ответьте мне. Доставить это милое создание, к ней домой, в Тартарию, у вас, конечно же, не получится. Не так ли?

— Такая возможность маловероятна, но исключать ее все же не стоит... — как можно неопределенней ответил я.

— Значит, вам придется устраивать девочку здесь. Позвольте поинтересоваться, а какие чувства вы испытываете к ней? — Антуанетта проницательно заглянула мне в глаза.

— Исключительно, отцовские... — я прислушался к себе и добавил: — Именно так, и никак по-другому.

— Верю. Вы достаточно умны, чтобы не размениваться. Тогда, ловите первый совет... — хищно улыбнулась дама де Меньеле и совершила изящный пируэт, на мгновение, показав мне свои парчовые туфельки. — Немедленно, то есть завтра, оформите по всем правилам опекунство над ней. Тем самым предупредите грязные разговоры. Причем, желательно, чтобы сие опекунство вложила вам в руки, мать наша церковь. Я могу поговорить с его преосвященством.

Молча поклонился ей, благо, фигура танца позволяла это сделать. Вот же голова стоеросовая, мог бы и сам задуматься. А теперь придется благодарить. Впрочем, не жалко...

Антуанетта серьезно кивнула мне и продолжила:

— Дальше, необходимо составить и зарегистрировать у нашего гербового короля, герб девчушки, причем, надо будет, чтобы его засвидетельствовал сам дюк Франциск. Думаю, вам он не откажет.

Еще один поклон засвидетельствовал мою признательность и восхищение.

— И самое главное... — лицо Антуанетты стало жестким и строгим. — Необходимо заново окрестить малышку. Я понимаю, она христианка, но, к сожалению, не католичка. Совершив сие действие, вы сможете рассчитывать на отличные партии для нее... — статс-дама прищурилась и повторила. — Действительно, отличные.

Вот тут я приуныл. Даже не знаю, как среагирует на это Дорка. Впрочем, попытка не пытка. Истинная вера не соборе, а в душе...

— И последнее, было бы желательно, чтобы послезавтра, ваша подопечная выбрала именно графа де Вертю.

— Баронесса, можете считать, что она его уже выбрала...

На этом наш разговор окончился, после танца Антуанетта присоединилась к герцогине и больше ко мне не подходила. А уже под конец вечера от нее примчался паж, который сообщил, что графу де Граве, уже можно общаться с гербовым королем и епископом Жаком д'Эспине-Дюресталь.

И поковылял.

На мой вопрос о гербе, Федора ничтоже сумняшеся завила, что родовым гербом ее семьи являются две противоположно направленные золотые стрелы на красном поле, чем сильно меня удивила, ибо я подозревал, что такой ерундой средневековые русские бояре себя не утруждают. Метр Амери, гербовый король, поскреб свинцовым стилом у себя в затылке, а затем, сам лично, уверенно начертал герб и после получения пяти экю, горячо уверил, что соответствующе оформленный документ можно будет уже завтра забрать.

А вот с епископом вышел затык — он наотрез отказался утверждать обряд опекунства, без крещения Федоры в католическую веру. Правда, потом сам же подсказал выход, дав согласие оформить меня ее духовным наставником.

А в завершении вечера, Федора опять выкинула фортель. Ну как фортель... Она пожелала спеть для честного собрания, причем умудрилась донести эту идею жестами дюшесе. Я в очередной раз приготовился к конфузу...

Федька отобрала у лабуха какой-то инструмент, смахивающий на трехструнную арфу, стала в уголочек, и, потупив глазки, аккомпанируя сама себе, заголосила какую-то жалейку про несчастную обманутую невесту. Пела так проникновенно и жалобно, что я сам чуть не прослезился. Когда она закончила, глаза придворных разом обратились на меня. Вот же...

— Г-м... ее сиятельство контесса Теодория, спела... г-м... это песня о молодом кабальеро, отправившегося на войну с сарацинами, где он совершил много подвигов, покрыл себя славой и погиб в неравной схватке. Его ждала невеста, ждала, ждала, так и не дождалась. Тогда она взобралась на донжон замка стоящего на берегу, сбросила одежду и бросилась в бурное море. И сия пучина поглотила ее в один момент. В общем, все умерли...

М-да... за этим опять последовал совершеннейший триумф. Вот же стрекоза...

Домой, плюнув на гордость, возвращался в портшезе, ибо на Циклопа просто не смог влезть. Камиза прилипла к телу от открывшегося кровотечения, действительность воспринимал какими-то урывками. Но все равно был доволен и отменил собственное обещание пороть Феодору. Для нее появились совершенно другие перспективы. Грандиозные, надо сказать...

Почему? Да потому что, самым популярным вопросом ко мне был: а на какое приданное можно рассчитывать за контессой Теодорией?..

— Какое-какое... не меньше десяти тысяч. Золотых экю, конечно...

— Чево говоришь, дядь Вань?

— Ничего Федюнька... ничего... нас ждут великие дела... дела...

— Ага... эй-эй, дядь Вань... да он сомлел, кажись... Кудрявый, живей воды давай! Воды говорю, нерусь окаянная...

— Отставить, все нормально... Я тебе не институтка, какая...

— Ой... дядь Вань, а кто такая 'институтка'?

— О, Господи... Много будешь знать, скоро состаришься. Все, я тихонечко полежу закрыв глаза, а ты тут панику не разводи...

Так и добрались.

Едва дождавшись конца перевязки, я вырубился.

А утром стало понятно, что вчера явно не стоило так резвиться. Раны на спине подсохли, но дырка подмышкой сильно воспалилась. Но, слава Богу, нагноение не началось, температура тоже, вроде не поднялась. А если и поднялась, то ненамного. А вскоре, ко мне присоединился еще один такой же инвалид — это привезли Логана со случки. На возке привезли — скотт как и я, сильно переоценил свои силы. Так и лежали, глотая чертовски горький отвар и подшучивая друг над другом. Но долго разлеживаться было некогда, я оделся, попытался преодолеть заслон из Бельведера, Феодоры и близнецов на пути в конюшню, не преодолел и матерясь от злости полез в портшез. Никуда не денешься, придется позориться — дел до хрена и больше. Неотложных дел.

Для начала забрал оформленное по всей форме гербовое свидетельство контессы Теодории. После чего, прямым ходом отправился в канцелярию дюка, где получил несколько шикарно оформленных грамот, согласно которых контесса Теодория, вручала свою судьбу в руки его высочества герцога Франциска Бретонского, а герцог, своим специальным указом, перепоручал опеку над оной Теодорией, графу де Граве, с правами законного родителя. Полиняв на несколько экю для начальника канцелярии, двинул в городскую резиденцию епископа, уже для получения прав на духовное наставничество. Но вот в данном случае, пришлось выдержать настоящий бой с Феодорой...

— Ты это чего измыслил, дядь Вань? — девушка забилась в угол портшеза и стала напоминать разъяренную ласку. — Веры своей не предам, хоть режь меня!

— А кто тебя заставляет? — я устало откинулся на подушку.

— А куда везешь меня?..

— В церковь. К батюшке.

— Зачем?

— Пообщаться.

— Зачем, дядь Ва-а-ань?!! — Федора решила, что настало прибегнуть к самому верному женскому оружию — к слезам.

— Так надо. Он будет спрашивать, а ты делай то, что я тебе подсказывать буду. Кивать, в основном.

— А если...

— Нет, перекрещивать он тебя не будет. Сама понимаешь, это дело не такое быстрое. Да и я не дам. Ты мне веришь, черт подери? — я был уже на грани. Тут пошевельнуться больно, голова напоминает пустое ведро, еще и эта пигалица кочевряжится. Мученица, мля...

— Не поминай нечистого всуе... — быстро пробормотала Феодора и наморщила лоб в раздумье. — Верю я тебе, дядь Вань. Даже тятьке своему особо не доверяла, а тебе верю. Но ты смотри...

— Смотрю... Все, угомонись. Голова и так раскалывается.

— Угу...

— Федула губы надула...

— Я не Федула, а Феодора...

— То-то же..

Честно говоря, я сам был на нервах, побаивался этой встречи, епископ, как и все католические священники такого ранга, мало походил на идиота. Но как-то обошлось. Переход в католическую веру не свершается единомоментно — он сначала подразумевает собой долгий катахуменат, подготовку к таинству, во время которой кандидату разъясняются догматы веры, порядок церковной жизни и прочие моменты. К кандидату прикрепляется духовный наставник, обычно священник, но в данном случае, раскопав какие-то древние законы, едва ли не времен зарождения христианства, оным наставником оформили меня.

Пришлось попотеть, когда епископ взялся задавать вопросы Федоре, но девчонка справилась образцово-показательно, кивая по моей подсказке и даже поцеловала распятие с Евангелием. В итоге все закончилось благополучно, я получил заветную грамоту, правда, опять пришлось раскошелится на немалую сумму.

В это время Луиджи и Пьетро как и мы рассекали по городу, выполняя другие дела, надо сказать, тоже немаловажные. Грядущий турнир, мать его. Признаюсь, повидал я их уже немало, но ни в одном не участвовал — всегда отмазывался обетом. Почему? Да потому что считаю сию забаву в высшей степени дурной. Ну и еще по одной причине — владеть турнирным копьем учатся с детства — а я, сами понимаете, сего сомнительного удовольствия был лишен. Нет, конечно базового уровня достиг, но не больше. Поэтому не хочу конфузиться. Мечом или палицей могу поработать на загляденье, но тоже не буду, исходя из вышеуказанной причины.