— Хватит. Ветошь не выбрасывай промасленную. На могиле камнями придавим. Может запах масла, хоть по началу, зверье отпугнет.
— Надо было тогда "Нигрол" брать. У него духан резче, — Степаныч тонкой струйкой разливает масло по нижней части дрына, и аккуратно размазывает его ветошью.
— И так сойдет. Они нам не родственники.
Оставляю Степаныча наедине с крестом.
Желания тащить трупы к могиле нет никакого.
Но, если застреленного водителя и порванного пополам стрелка с первого квадра, уже уложили в могилу косоглазые. Основную часть уложили, так скажем. По числу конечностей у трупа стрелка явный некомплект.
То в сторону упакованного в пропитанный кровью брезент наездника второго квадра, никто не дернулся.
Особенно бесят выживальщики.
Работать они не могут ни-ни, только охранять.
Вот только охраняют они так, что Олег с биноклем до сих пор сидит на крыше своей машины.
— Дэн, не спи. Хватай брезент, — я задумался и не заметил, как неунывающий егерь закончил с могилой.
— А тебе я смотрю все нипочём.
— Ну, я не всегда был егерем. В молодости — когда студентом был, подрабатывал в морге. Кем конкретно подрабатывал в морге Дядя Саша, я уточнять не стал.
Вместо этого поинтересовался, — Где учился?
— В лесотехнической академии. Не доучился, правда.
Если объективно, основную работу по сбору на брезент кусков трупа проделал именно Дядя Саша и Итц*Лэ. Расписной латино вообще не боялся крови. Да и Дядя Саша похоже не испытывал никаких эмоций складывая в кучу расчлененку.
На мою долю выпало лишь выковырять из пасти дохлой гиены человеческую руку.
На молочно-серой коже тыльной стороны ладони и запястья особенно резко выделяется синева татуировки.
Бр-р, жуть.
Заборов отвращение, хватаю руку за запястье и тяну на себя. Рука неожиданно легко выскальзывает из пасти.
Уж не знаю, застряла рука между зубов, или гиена ее прожевать не успела.
Если раскрыть пасть пошире, там наверняка нашлось бы еще много интересного, возможно даже голова трупа. Вот только дюже неуютно даже стоять рядом с подстреленной гиеной — даже дохлый зверь внушает почтение.
А уж в пасть к ней лезть, это как-нибудь без меня.
Кидаю руку на брезент. Н-дэ... пара рук там уже есть, принесенная мной явно не из этого комплекта.
У могилы перекладываю выдранную из пасти руку, к останкам "снайпера", у него как раз некомплект.
Накрываем останки куском брезента. В изголовье втыкаем крест, Степаныч держит крест, пока могилу засыпают и обкладывают камнями.
Тесновата могилка получилась, но тут уж не до архитектурных излишеств. Ни времени нет, ни материалов.
Ни будем честны к себе — желания.
Покойтесь с миром.
— Сандра, молитву будете произносить?
По моим скромным наблюдениям, молитва — это святое для подобного контингента.
Пока все идет ровно, они о боге не вспоминают.
Случись непонятки, сжимают в потных ладошках кресты.
А в нашем случае им без молитвы просто никак. Для них это верный способ сбросить стресс и успокоить совесть.
Собственно, за этим они сюда и столпились.
— Пожрать бы не мешало, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнес Дядя Саша.
Пришедшая посмотреть на похороны, Ленка судорожно сглотнула.
— И помянуть ребят. Ну, чтобы по-людски было, — завел разговор о своем Степаныч.
Как я и ожидал, вокруг братской могилы собралось плотное кольцо людей.
Нашлась и Библия.
Кто-то прочитал молитву.
Толпа хором ответила, — Аминь.
Отвели душу, стало быть.
А лично мне хватит того, что я, практически на халяву, стал богаче на сломанный квадроцикл. Заводиться аппарат категорически отказывался. Но видимых увечий на технике нет. Так что починю. Не смогу сам, найду прошаренного механика.
Да что же так между лопаток чешется?!
Словно кто-то сверлит меня недобрым взглядом.
Вот и собаки забеспокоились. Муха вскочила, а пара щенков забилась ей под брюхо и грозно выглядывает оттуда.
Чуют что-то.
Размытый взгляд желтых зрачков плавно скользил по пришельцам, смердящим железом и копотью. Странные создания все чаще нарушали покой бескрайней, засыхающей под солнцем равнины.
Вбитый поколениями предков, инстинкт не давал взгляду надолго сфокусироваться на одной цели.
Нельзя долго смотреть на выбранную добычу. Добыча чувствует пристальный взгляд, начинает беспокоиться и кто знает, не поменяются ли охотник и жертва местами.
Долго живет тот, кто осторожен.
Начинающие разлагаться в пыли местной дороги, тела бывших царей местной фауны ломали привычный ход вещей — гигантская гиена больше не властелин саванн.
Прайд уничтожен.
Доминантная самка первой выбрала себе партнера. Это уберегло ее от смерти, когда над саванной прогремели первые раскаты грома, исторгаемого железными трубками пришельцев.
Нужно было уводить прайд в глубину саванны, спасать молодняк.
Но, доминанты не отступают.
Умирают, но не отступают.
Это их плата за первый кусок мяса добычи, первый глоток чистой не замутненной воды на водопое, право на спаривание. Доминанте не хватило совсем немного — шага пространства, чтобы вцепится в противника мертвой хваткой, толики сил для последнего рывка, и конечно немного удачи.
Добивший Доминанту, двуногий гладил комок шерсти у себя под ногами.
Комок шерсти чувствовал притаившихся гиен. Чувствовал, беспокоился и жался к двуногому. К комку шерсти в свою очередь жались два крохотных лохматых комочка.
Они тоже чувствовали гиен и откровенно боялись. От них пахло страхом.
Бояться больших гиен это нормально.
Это привычно и понятно, так уж устроен этот мир.
Но, странные двуногие.
Часть из них боится так, что комочки шерсти под ногами Убившего Доминанту смотрятся безумными храбрецами. Но другая часть смотрит на мир глазами лютых хищников.
Такие не бросают вызов в схватке за территорию.
Они просто констатируют — этот мир наш. Это напротив, даже не враг, а так — досадное недоразумение, не более.
Убивший Доминанту беспокойно развернулся в сторону затаившейся стаи. Веки укрыли взгляд желтых глаз. Царь местной фауны покинул трон. Покинул, чтобы выжить.
Хромая самка гигантской гиены, молоденькая самка из поколения, первый раз дающего приплод, израненный самец и семь голов молодняка в основном совсем еще щенков. Им не удержать территории.
Выживи хотя бы Доминантная самка или кто-то из самцов, пришедших оспорить права на продолжение рода, тень шанса была бы. Забиться в самый глухой угол, подрастить и обучить молодняк, привязать к прайду пару молодых самцов и вернуться на свои земли.
Тем составом, что есть, не выжить, охотиться можно, но добычи будет мало. Голод отнимет силы и постоянно претендующая на их охотничью территорию стая из белых холмов передушит их всех.
Саванна не место для слабых. В саванне ты или сильный, или мертвый.
Молодая самка, почувствующая себя главной, рыком подняла стаю и направилась в сторону дороги.
Самец проводил уходящую стаю мутнеющим взглядом, силы стремительно покидали его. Хромая улеглась рядом с умирающим самцом. В ней не было жалости, был только расчет — к дороге идти нельзя. Пусть оттуда пахнет своими, но идти туда нельзя. Кто выжил, сам вернется в прайд.
Если бы Хромая умела считать, она бы рассказала, как семь сезонов назад, когда она была еще несмышленым щенком, пуля порвала ей сухожилие.
Сухожилие срослось, но травма спихнула ее в самый низ в иерархии прайда. Обглоданные кости и остатки шкуры не способствуют приливу сил и росту мышечной массы. Зато способствуют развитию хитрости.
Почувствовавшая себя новой Доминантой, молодая самка вернулась пресечь неповиновение. Накачавшие организм гормоны заменили инстинктами крохи разума. Инстинкт хищника требовал утвердиться здесь и сейчас.
Хромая самка послушно вскочила, всем видом демонстрируя готовность подчиняться. Довольная результатом молодая Доминанта выгнула шею и зашипела на самца.
Молодая самка — в сущности, щенок переросток, еще не научилась играть во взрослые игры.
И никогда не научится.
Тертая годами жизни на дне иерархии, Хромая впилась в опрометчиво подставленную шею. Свирепый рык молодой самки мгновенно сменился на жалкий скулеж.
На шум со стороны дороги прилетело несколько пуль, одна даже впилась в бок умирающего самца, за бруствером туши которого Хромая выжимала последние капли жизни из глупой конкурентки.
Вылизав перепачканный кровью соперницы бок от крови, Хромая успокоила беспокойно скулящий молодняк и, бросив умирающего самца, повела остатки стаи вглубь зарослей.
Обоняние подсказывало, у сухого ручья обитает молодой самец. Единственный выживший из стаи, охотившейся на этих землях до прихода сородичей Хромой.
Уже вполне половозрелый, но еще слишком молодой, чтобы претендовать хоть на что-то в брачных играх.
Для охоты и продолжения рода он вполне годен. Да и других вариантов у Хромой не было.
Потом прайд вернется к трупам сородичей, и много дней подряд будет охотиться на падальщиков, приходящих полакомиться горами дармовой тухлятины.
Падальщики серьезная добыча для молодняка.
В схватках с ним молодняк быстро заматереет. Тот, что выживет.
Далеко на дороге взревели моторы. Чуткие ноздри ловили ветерок, опять принесший едкий смрад гари.
За исключением одной машины колонна уходила в сторону истока большой реки. Странная коробочка, возглавлявшая колонну, прошумела по дороге в обратную сторону — к большой соленой воде.
Перед закатом, когда к стае примкнул молодой самец, обитавший у сухого ручья, до чуткого слуха гиен, долетел шум на дороге, кто-то догонял ушедшую колонну, но это была явно не повернувшая к большой соленой воде машина.
Нежно прихватив за холку самого слабого из щенков, Хромая Гиена повела сильно поредевший прайд вдоль сухого ручья.
Время сильных прошло.
В саванне наступало время хитрых.
Заляпанный подсохшей грязью, Хамви проломился через кустарник, сочно притерся днищем о спрятавшийся в траве валун. Выскочил на дорогу за последней машиной колонны и резво попылил в сторону Порто-Франко.
— Что-то я не догнал краями — куда это выживатели так резко подорвались?
— Да, рванули так, как будто в вино-водочный до закрытия не успевают, — Степаныч перевел мою озабоченность в привычную для себя систему координат.
— Сдали нервы у ребят, — поставил диагноз Дядя Саша.
Как всегда немногословный Олег молча пожал плечами.
Сплюнувший на землю, расписной латиноамериканец выдал экспрессивную фразу на своем — тарабарском.
Сестры у него нормальные, но этот экземпляр точно латентный каннибал.
— Дэн, глянь в оптику, на десять часов шевеление в кустах, — попросил не покинувший поста и не потерявший бдительности Олег.
Вот и угадай, десть по местному или десять по земному времени? Хотя, чего гадать, ПСО-первый услужливо показывает дергающиеся верхушки кустарников.
Навскидку дистанция не менее полукилометра.
С моими талантами это, даже с оптикой, выстрел просто в "ту сторону".
Чтобы успокоить коллектив расстреливаю в никуда три патрона.
Возглавляемая оставшимся Хамви колонна выстроилась в походный ордер и попылила на запад.
Словно пытаясь оставить пережитые страхи за спиной, конвой монотонно наматывает на колеса километры маршрута.
Стрелка спидометра большую часть пути держится на цифре "30", благо каменистый грунт дороги позволяет.
Из моего сумбурного повествования может показаться, что у нас тут приключения 24 часа в сутки.
Ой, прошу пардону, 30 часов в сутки, конечно же.
С утра змея ела Белку, а Муха ела змею. После полудня гиены ели сюрвайверов. На все про все полтора, ну край два часа.
Все остальное время монотонная до одури дорога и монотонные пейзажи. И это сухой сезон только вступил в свои права и пейзаж из монотонного превратится в монохромный.
А пока все та же бесконечная поросшая травой равнина с островками высоких кустарников, редкими кряжистыми деревцами и бесконечными стадами рогачей, антилоп и прочей живности.
Напоминая путникам, куда они попали, изредка попадаются спихнутые на обочину остовы машин.
К педантично ободранным от всего ценного и брошенным явно по причине технического характера остовам примешиваются закопченные, прошитые россыпями мелких дырочек. В такие моменты на душе становится особенно тяжело.
Казалось бы — огромный мир, девственная (пусть и опасная) природа.
Живи, осваивай, иди вперед — открывай новое.
Люди, ну зачем вы так-то — не Война ведь.
Головой-то я понимаю, что равнять всех по себе квинтэссенция глупости. Но, голова это голова, а сердцу не прикажешь, у него своя логика.
Северный маршрут 370 миль к востоку от Порто-Франко.
35 число 02 месяц 17 год.
— Начальник, просыпайся! Беда! — наученный жизнью, Степаныч голосит, прикрывшись броневым бортом шушапанцера.
— Что опять? Завтрак пригорел? — раздражённо поинтересовалась разбуженная Алиса.
Еще бы ей не быть раздраженной, просыпаясь, она больно ободрала руку об мой обрез.
Да-да, я сплю не только с Ким, но и с обрезом.
Благо при не взведенных курках он не шмальнет, что ты с ним не делай.
А еще, вчера вечером, она была совсем не против, потренироваться в деланье детей. Но я за день умотался так, что заснул не раздеваясь.
Оно конечно, если женщина хочет — мужчина обязан (иначе может найтись другой мужчина).
Но влажные мысли о всяком таком советую оставить при себе.
Помимо усталости на то масса причин.
Спящие рядом дети.
Неудобное ложе. Хотя, если напрет, и стоя в гамаке раскорячишься. Но все-таки хотелось бы без подобного экстрима.
И запах.
Лишней воды на помыться у нас нет. Максимум обтереться влажной тряпкой.
Оттого и пахнем мы все соответствующе.
Скептик возразит: — Вот монголы, чукчи, зулусы. В юрте, чуме, шалаше....... Каждый год по ребенку строгают.
Отвечу скептику, — Я не монгол, не чукча и уж точно не зулус. Так уж вышло.
— Цыц, баба.
Простодушный Степаныч понял, что сболтнул лишнего.
А Ким поняла, что он не со зла, и уже жалеет о сказанном.
— Что стряслось? И почему ты на посту? Это же время Дяди Саши.
Просыпаясь, сладко потягиваюсь, и как бы невзначай нащупываю грудь Ким. Алиса не возражает.
Грудь у нее полный атас — упругая, крупная, с быстро набухающими под пальцами сосками.
— Так это. Кобыла эта американьская полночи на нем скакала. Куда же ему на пост после такого?
— А вы батенька гуманист.
— Ась,.......... кто?
— Случилось что?
— Так это. Удрали эти — пятнистые с автоматами.
— Назад в город?
— В город али нет, я не знаю, но ехали в ту сторону.
— Быстро они что-то. А кобылку свою нам на память оставили?
Сквозь сон я слышал рокот моторов. Но думал приснилось.
Подобный поворот для меня ни разу не неожиданность.
Ребятки активно играли в скаутов, вот только игры кончились, как только они пересекли выходной портал на Базе Ордена.
