Миша-Мишутка Романов

Мотивы преступления остались неизвестными. Убийца принял яд и пережил наследника всего на десять минут.

Глава 38

Территория Пятизвездочной Федерации

Земля. Нью-Йорк.

1915

Я сижу в плетеном кресле на веранде моего дома в Манхэттен. Жара. Духота. Влажность.

Мои друзья из Горкома Нью-Йорка не понимают моих нападок против новой стройки России. Эти идиоты даже меня пытались пристроить к этому делу в качестве эскорта.

Идиоты. Не могут понять, что вся их Пятизвездочная Федерация была разрешена русскими только для того, чтобы показать соседям, как жить не надо. В последнее время, точнее где-то с начала шестнадцатого года, я стал бояться.

Я пишу свою биографию. Назвать книгу решил *Моя жизнь*. К сожалению, об этом уже известно двоим, а что знают двое — знает свинья. Из-за меня мои соратники рисковать не станут — по первой просьбе из Москвы выдадут или утопят, не смотря на мою популярность среди военных и Американского Рабочего Союза.

Но бояться я устал. Если бы был хоть мизерный шанс, что родина примет меня к себе, то я немедля оказался бы там. Но сейчас я не питаю иллюзий.

А тогда .....

Первые иллюзии я растерял в раннем детстве. В Одессе. Не смотря на тихую гражданскую войну, родители поселили меня в семье племянника матери. Я прожил там три месяца, когда войска наследника ворвались в Город.

Сам по себе город был не так важен как-то, что многие черносписочники и причисленные к ним, решили драпануть с окрестных губерний в последний момент. За места в пароходах была драка, да что там — нарасхват было всё, что плавает.

Мой дядя Яша продал свой рыболовецкий баркас по цене крейсера — на эти деньги он при Михаиле организовал торговую компанию. Да и вообще в семье моей матери были хитроумные евреи — они ещё в 1884 году тайно приняли правильную сторону. Помогали местным ячейкам РСС. Тогда я по малости лет этих подробностей ясно не знал.

Опишу подробнее тот летний день. Как я уже сказал, дядя Яша прекрасно заработал утром. А в обед мы всем домом пошли смотреть на завершение Исхода. Несмотря на то, что многие беженцы были вооружены, толпа позади них медленно зверела.

Беженцы рвались к кораблям, задние же ряды были полны решимости покопаться в карманах бегущих крыс. Но оружием массе экспроприаторов была в основном сплоченность. Вот по толпе волной прошло возбуждение — прибыл конный курьер с вестями — передовые отряды замечены в 15 км от города. Началась давка. Часть судов немедленно отчалила, другая испытала двойное давление толпы. Свора сзади зашевелилась, она жадно слизывала отставших черносписочников.

Раздались истошные крики и вой — рвали людей. И тут, как призраки, появились торпедные катера царевича. Всего три небольших судна. Не вступая в переговоры они открыли огонь — первые три торпеды получил крейсер конвоя. Затем с небольшого расстояния ракетами расстреливали те из судов, на которых было хоть какое-то вооружение. Затем все остальные, бросившиеся врассыпную, суда. Многие получившие повреждения суда стали выбрасываться на берег.

Пролетарии на берегу, получив решающую поддержку, победно заревели. Скрытые РССовцы, наконец, отбросили осторожность и, достав оружие, открыли огонь по заранее распределённым целям, остальные стали достаточно организованно грабить и насиловать.

Собственно я тогда не расставался ни с какими иллюзиями относительно человечества — я их просто не имел.

Но то, что человек человеку волк — это я своим детским умишком понял отчётливо и навсегда.

Социализм. С ним я познакомился в 96-ом. В тот год я переехал учиться в Николаев. Нельзя сказать, что увлечение социализмом в те годы в империи было слишком модным. Царь, грубо говоря, не поощрял. Но недовольные были. Особенно постоянной, пусть и победоносной войной. Слишком велики были жертвы на алтарь побед.

В целом только две громкие расправы дали нам хоть какую-то базу. Но замели меня быстро — через год. Потом был Магадан. Зэки постарше рассказывали, что раньше было получше. Побеги были полегче.

Выбраться я смог только в девятисотом — записался в штрафбаты. К тому времени я уже отморозил себе три пальца на ноге, пару раз чуть не погиб, все время мёрз и недоедал. В смертниках хоть кормить обещали хорошо. В калифорнии мне повезло — удалось сбежать. Тем более мне повезло в том, что Царь воевал неторопливо. Полнастью занятыми на тот момент были Аляска и Калифорния. Другие штаты он начал стравливать. Если где-то присутствовали войска федератов он их разбивал, но на территорию не покушался.

Но безоговорочно поддерживал местечковых авантюристов объявляющих себя правителями отдельных штатов. В разгар усроеного им в Америке бардака я добрался до Нью-Йорка.

Хотел бежать в Европу, но понял, что бежать некуда. Имя Бронштейн я благополучно оставил позади — евреев в Анархии любили чуть больше чем русских. По английские я говорил неплохо, по немецко тоже. Сошел за эмигранта из германии. Бывалого революционера. В качестве коего и был востребован. Восстание рабочих в городе началось в феврале второго года. Ничего оригинального — обычный кровавый бунт. Жалкие остатки правительственных войск направленные подавлять бунт частично дезертировали, частично перешли на сторону восставших.

Меня прихватил один из местных комитетов. Целых шесть дней я ждал расстрела. Но, слава богу — поверили. Отправили добровольцем в действующею армию. Четыре окрестных штата колебались — кусали руку Москвы. Нью-Йорк русским не только вылизал задницу, но и сделал это от имени сразу пяти штатов — назвав себя Пятизвездочной Федерацией.

Все ожидали решительного протеста Москвы, но оказалось, что Михаилу даже интересно было кто победит. Победила наша Армия. Мне, как скромному еврею, приятно осознавать, что именно мой вклад в общее дело во многом обеспечил нашу победу.

Некоторые недальновидные личности полны революционных порывов, но плохо понимают человеческую природу. Дурни эти выдвинули лозунг — мол, революционная армия создаётся сама по себе.

На самом деле этот согнанный сброд сдерживали вместе только сои армейские комиссии. Они и только они вселяли в бойцов и командиров должное почтение к решениям ЦК. В войне были поражения, были победы. Больше двух лет борьбы. В феврале пятого я был уже членом ЦК — курировал работу с молодёжью — ни армию, ни флот, ни НАРПОЛ мне не доверяли, боялись моего усиления. Правильно боялись. И вот боле менее сносно наше государство существует уже десятилетие.

Слушаем и слушаемся Кремль. Играем в мировую революцию в отдельно взятом государстве. Над моей теорией перманентной мировой революции все смеются. Царь же может поставить эксперимент, на то он и царь. Ни кто кроме него не сможет погасить или раздуть мировой пожар. О моей настоящей фамилии знают русские. Посол ещё в десятом поведал мою историю нашему председателю. Но, слава богу, пока не трогают. Пока я вписываюсь в их видение мира — я полезен, будучи живым. Как только я буду мешать работе механизма, меня удалят.

Ну да ладно, все это лирика. Пойти к океану, освежиться что ли? За мной двинулись два верных телохранителя. Проверенные бойцы. Еще с армейских времён.

Господи, что это впереди у порта за переполох. Подоспели первые очевидцы — возле острова всплыла подлодка. Ясно, что Русская, так как более некому иметь не позволяется.

Уж, не по мою ли душу? Как это требуют доставить меня? Да вы что? С согласия ЦК? Но помилуйте здесь написано выдать некоего Бронштейна, а не меня.

Ты не можешь им выдать меня товарищ Соренсен. Мы же с тобой друзья. Дайте хоть с женой попрощаться Иуды.

Ребята мы же с вами воевали вместе. Дайте мне уйти. Спрятаться. Не отдавайте ради Христа меня этим варварам.

Глава 39

Территория Российской Империи

Земля. Москва.

1980-1996.

*Хранитель обязан отречься от всего для выполнения своей миссии. Максимально слиться с толпой, находясь на минимальной дистанции от объекта возможной атаки. Объект должен быть уничтожен любой ценой. Помните, ваша жалость к случайным жертвам может стать причиной гибели Империи.*

Небо было и остаётся моим призванием. Я бредил им с детства. Ещё больше я мечтал о космосе. Но не суждено мне было. Нет, не из-за медкомиссии. Здороья у меня хватает на троих.

Просто когда в 1980-м мне стукнуло 16, и я зачитывался автобиографией Тупицына "Первый полёт", мой старший брат внезапно умер. На тренировке сорвался и упал. С пятого этажа. На пальцах, идиот, по кирпичной кладке лез. Скалолаз хренов.

Вот отец через месяц после его гибели мне и заявил — мол, не получилось из Сашки преемника, придется теперь тебе сдюжить.

Я ему — папа, конечно конфетной фабрикой трудно, наверное, управлять, но я летать хочу. Тори эти конфеты синим пламенем.

Вот тогда отец мне и открылся. Хранителем он оказался. Показал мне два бланка, написанные рукой Великого. На убийство царских особ патент. Объяснил, что вначале было отобрано 40 юношей за беспредельную честность. И предложенно им было заняться вот такой работой. Колеблющиеся и не выдержавшие испытаний отсеялись. Осталось 16.

В ту ночь к Хранителям, а среди них был и мой дед, прибыл Михаил. Место подготовки было выбрано на Урале, исключительно безлюдное. Последовал приказ, и Хранители уничтожили всех учителей и персонал. Никто кроме них самих и Императора не знал боле их лиц.

В период подготовки в них также проверяли тягу к мирским профессиям.

Первый юноша стал футболистом,

второй купцом,

третий воином,

четвертый, мой дед, фабрикантом.

Остальными были музыкант, поэт, рыбак, крестьянин, приказчик, банкир, философ, повар, врач, учитель, писатель, актёр.

Каждый знал каждого, мог полностью рассчитывать на остальных и был обязан подготовить себе преемника. Быть готовым.

Если кто-то выбывал — кто-то другой готовил двух преемников. Обычно брался приёмный сын.

Важным инструментом хранителя было искусство самубийства. Он мог умереть в любой момент по своему собственному желанию. Это гарантировало хорошую степень защиты.

Короче через пару дней отец уговорил меня. Я согласился, но с условием, что в миру буду лётчиком.

Готовили меня не с детства, это было для меня тяжёлым испытанием. Например, остановку сердца я освоил только к двадцати пяти годам.

Из средств возможного выполнения задачи я выбрал яды и самолет. Грубо говоря, поэтому мне пришлось отказаться и от большой авиации. Для выполнения задачи подходил маленький самолёт.

Я стал распылять удобрения и тушить лесные пожары.

*Оценка нового императора должна быть произведена не позже чем через три года после начала правления. Главный критерий не моральные качества и количество репрессированных, главное — сохранение доминанты империи и расширение общей сферы влияния.*

Деньги мне были не нужны. Отец переводил мне больше чем надо. И не смотря на мои протесты, понемногу растолковывал дела фабрики. Объяснял, как контролировать низовых управляющих, чтобы много не воровали в ущерб делу.

Познакомился с двумя другими хранителями. Мы просто проехались рядом на речном трамвае. Не говорили. Просто почувствовали общность. Отец говорил, что это необходимо. Да и спокойно было на тот момент.

Император Сергей Александрович был ещё крепким стариком, а кому именно из внуков доверит правление, было неизвестно. Мы были на расстоянии выстрела от всех троих возможных кандидатов. А волноваться не следовало.

Я ещё раз вспомнил эту троицу.

Николай Петрович Романов — 1962 г.р.

Иван Петрович Романов — 1965 г.р.

Георгий Петрович Романов — 1966 г.р.

Все трое прошли службу, участвовали в реальных схватках, от опасностей не бегали.

Работа первых двоих связана с РСС. Младший — производственник. Я знал наизусть их досье. Мои братья-хранители учили их, дружили с ними, изучали их. Каждый шаг.

Нам не нужны были скрытые рычаги империи. Мы казались самыми преданными и бескорыстными друзьями .

Мы судили именем умершего Императора. Судили потомков с разрешения предка. Почти никто из нас не разу не убивал. Кроме война, но это его профессия.

Конечно, был и недостаток нашей маскировки. Все мы жили в столице. Но это мелочи, в сорокамиллионном городе много народу.

Мы были теоретики, но не практики. Мы желали чувствовать себя необходимыми, проявить себя.

Мы мечи. Мы были выкованы Великим Государем для определённой битвы. Мы ждали этой битвы.

Всё это продолжалось до 1996 года. Умер Сергей Александрович. Крепко держался Старик за власть.

Сына пережил. Трон завещал внуку Николаю. Почитай лет с пятнадцати его готовил. Но гладко было только на бумаге. Через полгода четырнадцать из нас проголосовали за казнь.

Мы узнали, что в конце следующего месяца Окраины должны отчасти слиться с метрополией, часть же получала независимость.

Вторая неприятная новость — вдвое уменьшается финансирование Лунограда.

*Империя может заявить какую-то территорию своей, обычно это место обильно полито кровью её солдат. Эта территория не в коем случае не должна покидать пределов Империи. Единственным исключением может быть выжженная радиацией местность. *

Атаку на Императора планировал не Я.опыта мало. Наш планировщик работает в одном ведомстве с объектом. Контразведчик. Ни чего личного — просто у Николая не правильные приоритеты, а завещание Михаила он знает наизусть.

Плохо, что старшего брата всецело поддерживает средний. Пришлось операцию проводить в два этапа.

Как ни странно, добраться до среднего мы могли в любой момент. Сильный нейротоксин в пластиковой капсуле с радиоуправлением был заложен 5 лет назад на могиле его первой жены — запас карман не тянет. Через неделю — как раз в очередную годовщину вариант был опробован. Всё прошло идеально — на нас не только не вышли, нас даже не заподозрили. Плохо читали завещание.

Дальше всё пошло точно по плану. Усилив охрану, Николай, у которого было три дочери, составил на всякий случай завещание в пользу младшего брата. Как ему настойчиво советовал генералитет.

*Если есть такая возможность, то переход власти от одного Императора к другому должен происходить тихо. Убивая негодного монарха, постарайтесь оставить хорошего наследника.*

В Николая должен будет стрелять Первый. Второй и десятый страхуют дистанционно по второму варианту — полукиллотонной Бомбе — подарку Михаила. Я — четвёртый — отвлекаю. Без меня вероятность успеха первого варианта — 50%,со мной — около 100.

Я согласился сразу. Мой сын ещё слишком мал для обучения, он ничего не знает. Первому сложнее с семьей. Как он выйдет из положения, не представляю, он меня не посветил.

Вот и настал этот день. Я сажусь в мою пластиковую ласточку. Конечно, её засекут — но непосредственно к объекту я приближаться не буду.

В последний раз окидываю взором небосвод, обнимаю его прощаясь. Прими, Господи, к себе раба твоего Антона Сергеенко, радди будущего великой страны, ради 98% вероятности. Когда я врезался в соседнее от Генштаба здание, все обернулись на вспышку.

Номеру Первому этого хватило.