Главная роль

Когда-то Максим читал, как солдаты любили Юлия Цезаря. Особенно впечатлила одна деталь. Уставшие солдаты, услышав о предстоящем выступлении, взбунтовались. Цезарь, взойдя на возвышение, обратился к ним: "Граждане!" вместо обычного: "Воины!" Это так потрясло солдат, что они принялись умолять о прощении.

Максим снова посмотрел на Септимия. "В Траяне обретет повелителя, достойного преданности".

Центурион угрюмо молчал. Лишь, водворив Максима в подвал, сказал:

— Нерва? По глазам вижу, что Нерва!

— Недолго, — сказал Максим. — Полгода, год.

Стало ясно, что сейчас центурион захлопнет дверь. Максим схватил его за руку. Как бы центурион, напуганный близким воцарением Нервы, не кинулся предупреждать Домициана. Если упомянет о ночной беседе прорицателя с Августой...

"Нужно объяснить центуриону, зачем я виделся с Домицией".

— У августы есть гороскоп...

Слово "гороскоп" Максим произнес по-русски. Подумав, перевел на латынь, как "рисунок звезд".

— Составил жрец... жрец Изиды. Я хотел посмотреть. Сверить с моим. Опасения подтвердились. Планета Марс стоит... — Максим начал входить в образ Ходжи Насреддина.

Затем, спохватившись, что слушает его не глупый эмир, а неглупый центурион, перебил сам себя:

— Неважно. Словом, признаки грозные. Либо всеобщее смятение, хаос, раздоры. Либо — Нерва, за ним — Траян.

Центурион, по-видимому, взроптал на богов, но произнести кощунственные речи вслух не осмелился. Постоял, переминаясь с ноги на ногу. Но, не имея привычки сетовать на судьбу, вскоре смирился.

— Пусть Нерва... Главное потом — Траян.

Запер дверь.

Максим сел на соломенный тюфяк. Чувствовал себя так, словно отыграл изнурительную роль в спектакле и ушел за кулисы. Теперь можно смыть грим, отдохнуть. Максим закрыл глаза, прислонился спиной к стене.

Знал: с этой сцены не уйти. Нет кулис, в которых можно было бы укрыться; посмотреть, как твою роль исполняет другой актер; припомнить свою игру, подумать об удачах и просчетах; в следующем спектакле исправить ошибки...

Здесь надо сразу взять верный тон. Случая исправить ошибку не будет.

Максим отчетливо представлял, что происходит наверху. Императрица вновь призывает Энтелла. Предлагает хитрость: спрятать оружие в повязке. Энтелл передает ее слова Парфению. Вдвоем они выбирают кинжал. Должен быть узким, остро отточенным, с длинным лезвием и маленькой рукояткой. Иной — повязкой не скроешь. Тем временем подходит декурион Сатур, начальник спальников. Вместе они разыгрывают нападение. "Ты встанешь у этих дверей, а ты — у тех". Сцепившись, падают на пол. Энтелл, изображая Домициана, сопротивляется изо всех сил. Катаются по полу, подминая друг друга...

Максим вскочил, принялся ходить из угла в угол. Лишний раз утверждался в давнем подозрении: фильмы, где герои гибнут один за другим и кровь льется рекой, снимают люди, в глаза не видевшие смерти и мучений.

...Наверное, близок рассвет. На рассвете императрица позовет к себе Петрония Секунда. "Кто это? Какую должность занимает в гвардии? Почему ненавидит Домициана?"

Максим представлял Секунда как полную противоположность Касперию Элиану. В годах, важный, надушенный, с тяжелой золотой цепью на шее. Может, его обошли должностью, с тех пор и затаил злобу?.. А может, совсем наоборот: юн и горяч, жаждет избавить Рим от Домициана.

Августа приглашает его сесть, смотрит в глаза, говорит:

"Беспокойство о судьбе мужа меня не покидает. Прошу, поставь нынче у императорских покоев особенно преданных часовых".

Секунд слушает императрицу, понимающе усмехается.

...За дверьми послышался шум шагов, звонко ударилась рукоять меча о щит. Максим остановился, невольно напрягшись. "За мной?! Уже?!" Люди за дверью обменялись несколькими словами, потом шаги удалились. "Смена часовых".

Максим снова сел. "Септимий отправится отдыхать в караульное помещение. А вот как удержать вдали от императора Элиана?"

Актер очень не хотел второго убийства. Вдобавок, было в этом белобрысом жилистом человеке нечто подкупающее. Актерский талант. Максим помнил, как великолепно Элиан сыграл сцену боя гладиатора-прорицателя со львом!

"Августа умна, — твердил себе Максим, — бессмысленной жестокости не проявит, как и глупости. Зачем вдвойне озлоблять гвардию?"

Максим чувствовал, как бегут минуты. Воображал: Энтелл с Парфением ссорятся. Солнце взошло, а подходящее оружие все не найдено. Рабыня вводит в комнату Клодиана. "Помощник Септимия. Почему примкнул к заговору? Чем недоволен?" Клодиан в доспехах, опоясан мечом. Выслушав жалобы Парфения, вытаскивает из ножен кинжал. Как раз такой, какой нужен: узкий, острый, с маленькой аккуратной рукоятью. Клодиан показывает, как наносить удар. Движения его стремительны, не уследишь.

Максим не мог оставаться на месте. В сотый раз пересек подвал. Десять шагов в одну сторону, поворот, десять в другую.

"Что это? Шум?! Нет. Наверху все тихо".

Император еще только просыпается. Он в хорошем настроении, шутит со слугами. Треплет по щеке рабыню, уложившую складки его тоги.

Огорченно разглядывает в серебряном зеркале явно наметившуюся плешь. Требует, чтобы редкие волосы парикмахер зачесал иначе. По лицу парикмахера катятся крупные капли пота.

Император завтракает плотно, но в меру. Довольствуется самыми простыми кушаньями, подражая в воздержанности скорее римским труженикам, чем праздным богачам. "Если верить Светонию, Домициан и на пирах сохранял умеренность, никогда не опускаясь (и не допуская других) до пьянства и обжорства".

Отправляется в курию. С брезгливым видом слушает сенаторов. Вечно одно и то же. Судьи продажны, наместники провинций алчны, и все озабочены только собственной наживой. Пятнадцать лет он у власти, пытался действовать добром и лаской, но римляне вынудили его взяться за топор. А теперь жаждут его смерти. Все жаждут: и строптивые сенаторы, и придворные льстецы... И даже супруга, Домиция. Даже она!

Где благодарность? Он возвысил ее до себя, простил связь с ничтожным актером. Не отправил в ссылку, не казнил. Вновь возвел на священное ложе. И что? Она, как и все, ждет его падения! Вспомнить только, как внимала прорицателю, предсказавшему скорую кончину императора! Глаз не сводила!

Домициан сдвигает брови. Сенатор, произносящий речь, бледнеет и умолкает. Император кивком велит ему продолжать. Сенатор бормочет, запинаясь на каждом слове.

Боятся? Правильно боятся. Он еще силен. Докажет это всем. И Августе. Домиция воображает, что вечно будет одерживать верх, что император, как в юности, будет стоять на коленях, вымаливая поцелуй? Довольно. Имя "Домиция" возглавит список приговоренных. Игра сыграна, моя Августа. Развязка близка.

...Свет в подвал не проникал, факел, воткнутый в железное кольцо на стене, догорел. Усталость и голод подсказывали, что день близится к середине, но Максим внезапно перестал доверять своему чувству времени.

Ему казалось — он торопит события, желая, чтобы все кончилось скорее. А может, наоборот, не чувствует бега времени, невольно старается отдалить развязку.

Что происходит в доме Марцелла? Максима внезапно охватил страх. Куда отправился Касперий Элиан из дворца? Не получил ли еще одного приказа? Возможно, Домициан в последние часы перед смертью успел обречь смерти других? Марцелла, весталку, Сервию?!

"Нет, — повторял Максим, прислонившись к ледяной стене. — Тит Вибий наверняка предупредил Марцелла, что меня схватили. Марцелл должен понять, чем это грозит. Без сомнения, он успел скрыться вместе с весталкой. Конечно, и сестру не оставил на расправу. Сервия... Как приняла известие?"..

Дверь подвала распахнулась. Максим загородился рукой от света — вошедший держал факел. "Почему я не слышал шагов?".. Максим ощутил внезапную сосущую пустоту в сердце и в мыслях. Губы разом пересохли. Он смотрел, не узнавая, на освещенное бликами пламени лицо Квинта Септимия.

— Все кончено, — глухо сказал центурион. — Тебя требует Августа.

Максим плечами оттолкнулся от стены. Пересек подвал. Септимий посторонился, пропуская его в двери. Они поднялись по лестнице. И едва не были сбиты с ног. Толпы перепуганной прислуги метались по коридорам и галереям дворца. Сотни, тысячи людей покинули свои закутки и разбегались во все стороны. Пролетели, шурша одеждами, легкие танцовщицы. За ними последовали музыканты, прижимавшие к груди инструменты. Откуда-то, отряхивая с ладоней чешую, выскочили и промчались мимо двое поваров.

Рабы искали укрытия. А вот приближенных императора видно не было. "Покинули дворец? Заперлись в своих покоях?" Максим понимал: после падения Домициана смерть ожидала многих из тех, кто истово служил ему.

Возле покоев императрицы стоял удвоенный караул. Центурион обратился к старшему:

— Клодиан. Августа Домиция ждет этого человека.

Максим быстро повернулся. Помощник центуриона не был ни молод, ни стар; ни горяч, ни сдержан. Средних лет, с невыразительными чертами — отвернешься, не вспомнишь. Без всякого выражения взглянув на Максима, Клодиан повел его за собой.

Уже входя в открывшиеся двери, Максим оглянулся. По коридору шли Парфений и Сатур. Оба с мокрыми волосами, в чистых одеждах, точно из терм. "Смывали кровь?"

Максим ступил в покои Домиции. И сразу получил ответ на вопрос, где скрылись приближенные Домициана. Все собрались в покоях Августы, ища защиты.

Домиция была тщательно одета. Волосы завиты кольцами и уложены надо лбом. Лицо подрумянено, глаза подведены. Никто бы не заподозрил, что она провела бессонную ночь, готовясь убить супруга.

Августа посмотрела на Максима, точно видела впервые.

— Прорицатель, — звучно сказала она. — Знаю, сей черный день был тобою предсказан. Увы, божественный император не внял предостережению. Теперь весь Рим погрузится в скорбь...

При этих словах собравшиеся дружно закрыли головы краями плащей. Домиция продолжала:

— Было бы жестоко осуждать за предвидение. Ты служил глашатаем судьбы, но не мог ее изменить. Отныне ты свободен, ступай.

Максим молча поклонился. Знал: с этой минуты должен видеть в Домиции скорбящую вдову. И только.

Повинуясь жесту императрицы, актер вышел прочь. Из всей римской истории он помнил лишь пять дат. Восстание Спартака, убийство Юлия Цезаря, поражение Антония и Клеопатры в битве при мысе Акций, пожар в Риме при Нероне, гибель Домициана Флавия — 18 сентября 96 года.

Теперь, зная точную дату, Максим мог вести свой календарь, сопоставляя его с идами, нонами и календами римлян.

Септимий все еще ждал его.

— Как все случилось? — спросил Максим.

— Как ты и предсказывал, — Септимий сделал движение, будто нанося удар кинжалом. — Старая кормилица Домициана нашла Цезаря... Подняла крик. Мы побежали. Было уже поздно. Хотели наказать убийц.

— Убийцы известны?

Центурион покривил губы.

— Дознались бы. Петроний Секунд вмешался. Удержал. Верно, с убийцами заодно.

— Могли ошибиться, расправиться с невиновными, — прервал Максим. — Потом разберутся, найдут.

— Кто найдет? Нерва? Марцелл? Сенаторы, все это задумавшие? — горько и зло спросил Септимий.

Максиму очень не понравилось упоминание о Марцелле. Он собрался возразить, но заметил стремительно приближавшегося Касперия Элиана. Тот взбегал по лестнице, шагая через две ступеньки. Максим преградил дорогу. Был бы сметен, но Септимий удержал начальника гвардии за плечо. Решился на подобную дерзость, понимая, чем грозит Элиану пребывание во дворце.

— Все кончено, — сказали Максим с центурионом в один голос.

Элиан переводил взгляд с одного на другого, кажется, не узнавая. Губы его приоткрылись, лицо свела болезненная гримаса.

— Домициан убит, — произнес Максим.

— Убит, — хрипло повторил Элиан. — Как же так?

Максим настойчиво произнес:

— Возвращайся в лагерь.

Элиан наконец-то его узнал.

— А, прорицатель... Сбылось, значит...

Лицо его начала заливать краска. Он сжал рукоять меча и качнулся вперед. Септимий с Максимом, не сговариваясь, сомкнули плечи, заступая дорогу.

— Что?..

Элиан резко выбросил руки вперед, схватил обоих за плечи, притянул ближе. Глаза его налились кровью. Не отводя взгляда, Максим отчеканил.

— Не понимаешь? Тебя убьют.

Элиан посмотрел на Септимия.

— Убьют, — подтвердил тот. — Всякого убьют, кто близок императору.

Начальник гвардии отступил на шаг. Сказанное дошло до него. Элиан провел рукой по лбу. Оглянулся. Бросил Септимию:

— Следуй за мной!

Сбежал вниз по лестнице. Септимий дисциплинированно шагал позади.

Максим остался в одиночестве. Дворец затих. Слуги забились по углам. Только несколько опрокинутых канделябров и разбитых ваз указывали на недавнюю панику. Максим все ускорял и ускорял шаги. Смутное беспокойство гнало его вперед, усиливаясь с каждым мгновением.

Император убит. А новый — еще не избран. Самое время для смуты, буйства, расправ. У Домициана были враги, но были и сторонники. Что будет с этими людьми? Разъяренная толпа разорвет на куски их самих, их жен и детей? Или напротив? Эти люди окажутся так сильны, что вздумают отомстить за убийство? Касперий Элиан приведет солдат... Преторианцы обрушатся на мятежную толпу.

Максим мчался по коридору. Красный мрамор с белыми прожилками, белые колонны, гранитные вазы. Тупик.

Он повернулся и побежал назад. Попал в другой коридор. Белые стены отсвечивали, точно зеркальные. Максим видел свою тень, летевшую впереди. Дверной проем. Солнечный свет, легкий ветерок. Внутренний двор.

Он метался по дворцу, не находя выхода. Галереи, коридоры, переходы сплелись в паутину, из которой было не вырваться. Как в кошмарном сне, он попадал в один и тот же тупик, поворачивался, выбегал во внутренний двор, чтобы через мгновение вновь оказаться в тупике среди красных стен, потом — во внутреннем дворе.

Время! Время! Время! Максим задыхался, чувствуя, как уходят минуты. Необходимо выбраться отсюда. Найти Марцелла. Назвать нового императора! Нерва или кто другой, но в Риме должен появиться властитель. Властитель, способный удержать народ от мятежа и преторианцев — от расправ.

Через узкий коридор для слуг он выбрался в гигантский атрий. Серебряное изваяние Домициана, высившееся у стены, было опрокинуто. Двери — распахнуты настежь. И ни одного часового.

Максим вырвался из дворца.

* * *

Первыми, кого увидел Максим на широкой террасе, уставленной полными цветов вазами, были Марцелл и Гефест. Они направлялись прямо ко дворцу.

Максим резко выдохнул и сел на ступени. Ноги не держали. Он радовался, что не придется бежать в дом Марцелла. Сенатор здесь. Позаботится быстро созвать коллег. И только в следующую минуту актер сообразил, что Марцелл, по всей видимости, еще ничего не знает. "Зачем же идет во дворец? Должен был бежать за сотни миль отсюда. Вместе с сестрой и весталкой".

Максим приоткрыл рот, ошеломленный внезапной догадкой. Марцелл с Гефестом шли его выручать!