Шустрый 2. Запорошенный рай

Лейтенант, тем временем, взял себя в руки и заорал:

— Чего тебе надо, болезный?

Я хмыкнул, встал на четвереньки и полез под брюхо ближайшего медведя. По-другому эту преграду не преодолеть, иначе придется выйти за веревку. Лишних нарушений, нам не нужно! Самец терпеливо перенес мои поползновения. А чего? Медвежата у них постоянно в ногах путаются, им не привыкать! Поднялся на ноги, отряхнул ладони и начал ныть:

— Печку бы мне, мясо пожарить. А эти поклонники устава, ее зажали. Я и так их уговаривал, и этак — не дают, заразы! Я же сдохну до завтра, личинки жрать просят, антифризка в набат колотит. Я может быть и потерпел бы, они не желают. Еда — вот она, только руку протяни! Не дадите горелку, на штурм пойду! Один выстрел и мои мохнатые друзья, на вас очень обидятся. Как выяснилось, я им нравлюсь больше, чем вы!— закончил жалобно.— Дайте огонька, пожалуйста — чего вам стоит?

Офицер, тут же ухватился за возможность, выйти из необычной ситуации с честью.

— Выдать раненному воину печь! Нечего здесь цирк устраивать! Развели балаган на пустом месте! Это и вас касается,— он обратился к медведям.— Идите занимайтесь, чем вы там занимались! Что-то я давно учений не устраивал...— он многозначительно оглядел присутствующих.— Кто-то хочет вокруг скользуна, до самого вечера, марш-броски устраивать? Так я вам, это обеспечу! Разойтись!

Получил походную печь, полностью заправленную соком. К ней в комплекте, шли две шпажки и соль. Расположился с удобством, нанизал мясо, сделал огонь посильнее и начал обжаривать куски. На вкусные запахи, подтянулись медвежата. Полусырые куски они есть отказались, пришлось разжевывать их в кашицу и скармливать с ладони. К хорошему нужно привыкать постепенно. Термообработка, еще ни одному блюду не повредила. Усвоится всяко лучше, чем сырое мясо. Это особенно важно, для нежных детских желудков. Себе прожарку делал до конца, подхватить паразитов, живущих в плавунах, не входило в мои планы. Медведям-то что — у них, иммунитет наверняка есть. Тысячелетия поедания чего попало, включая падаль, даром не проходят. Вырабатывают невиданную стойкость к трупному яду и прочим прелестям вольной жизни.

Моя задумка удалась на славу. В первую очередь, необходимо было вырвать себе, хотя бы минимум привилегий. Как известно, чужаки права не качают, легко схлопотать иглу. Солдатики со своей стороны проверили меня на прочность, и определились с моим статусом — я слов на ветер на бросаю, и плевать хотел на их угрозы. Вреда никакого не причинил, но все получили массу удовольствия. По себе знаю, походная скука — ничем не отличается от гарнизонной. Особенно, если этот поход, больше похож на приятную прогулку. Видывали мы, такие армии-победительницы! Знают, что сопротивления им оказывать уже некому, засучат рукава и прутся словно на параде. Конечно, из кустов может стрельнуть уцелевший патриот, но это солдатские будни. К подобному, все привычные.

Эти факты, о многом мне говорят — синяки победили на всех фронтах! То, что я вижу, это последний этап завоевания. Что станут делать победители, учитывая специфику Зимы? Убьют почти всех людей в округе, на их место поселят неблагонадежные элементы из полиса. В Ногрейн нагонят переселенцев из других захваченных поселений, давно приведенных к покорности. Лиши человека корней, помани обещанием сладкой жизни за счет других. Получишь верного слугу из вчерашнего пленника — он ведь был порабощен раньше, чем местные! А раз так, то он имеет полное право над ними измываться. Не перегибаю ли я палку, в своих рассуждениях? М-да... Почему-то мне кажется, что нет. Сколько тех орденцев? А у солдатни на морде написано, что они рекруты набранные из побежденных городов. Это я тоже вижу, по одному только подобострастному выражению их лиц, при виде лейтенанта. Небось, еще пару месяцев назад, он их розгами на конюшне сек. Конюшен конечно, на Зиме нет, но не суть важно. Нет хуже господина, чем бывший слуга! Свое хождение по рукам, я прекрасно помню!

Продолжал предаваться безделью, до окончания срока карантина. На большее, я был просто не способен. Несмотря на прямо скажем, обильное питание — шкура на снегу, не лучшее место для жизни. Наблюдал, как к скользуну, со всех сторон, слетаются маленькие буера-разведчики. Прибывшие бойцы, спешили на доклад к командиру. Вскрылся еще один фактор, почему меня не пристрелили сразу. Просто время у них на раздумья и ожидание было! Думаю, в другом случае, никого бы не волновало — свой я там или чужой! Сидит наверное, сейчас свинья лейтенантская в каюте и думу думает: "Сразу убить или потом?" Надежды на благополучный исход, я не терял. Медведи на моей стороне, к тому же, с точки зрения синяка — а вдруг, я действительно лицо приближенное, облеченное и далее по списку? За такого по головке не погладят, списать обстоятельства, на боевую обстановку не получится.

На палубе появился посыльный и заорал мне:

— Эй, как тебя там!

Я сделал вид, что не слышу. Будет тут еще, всякая шалупонь меня на "эй" звать! Я — герой! Правда какой войны и сам не знаю. Солдатик, между тем исходил на крик, неплохо забавляя сослуживцев. Авторитетом, он явно не пользовался. С некоторым изумлением, я услышал очередной словесный изыск бойца.

— Шустряк, да прекрати ты уже дурью маяться! Иди к лейтенанту!

Я неторопливо поднялся, подошел к скользуну и взобрался на борт. Приблизился к вестовому и оглядел его с головы до ног. Окружающие замерли в ожидании очередной моей причуды. Протянул руку к солдату и щелчком стряхнул у него с плеча невидимую пылинку.

— Какой я тебе шустряк? Где уважение и полное величание? Разрешаю обращаться ко мне — господин Шустрый!

Под оглушительный гогот присутствующих, я скрылся в каюте лейтенанта.

Глава 15

Войдя, огляделся по сторонам. Каюта размерами не впечатляла, все же на любом корабле, удобства приносятся в жертву потребности впихнуть как можно больше груза в трюм. Или как в данном случае, провианта и личного состава. Лейтенант, сидящий за столом, даже не пытался сделать вид, что не слышал моего разговора с солдатами. Наверное, в этот момент, он стоял рядом с дверью. Я молча остановился рядом и вопросительно посмотрел на него.

— Господин Шустрый говоришь?— в глазах офицера не отразилось даже намека на юмор.— Ты вспомнил свое прозвище?

— Сомневаюсь. Пришло в голову по какой-то причине, пока я словесный понос вестового слушал.

— Что-то еще?

— Нет, только это.

— Значит, ты утверждаешь, что улучшения не произошло?

— Именно так.

— Мне этого мало. Необходимо подтверждение того, что ты член ордена или хотя бы нам не враг. В противном случае, ты даже сказать "мама" не успеешь. Я почему-то думаю, что ты не просто так в загоне валялся и шуточки шутил. Что измыслил, господин Шустрый?— он опять не улыбнулся.

— Я с радостью назвал бы имена и даты, как и свое имя, но не вспоминается,— я развел руками.— Сначала, сам сомневался, что из ваших. Словам упертого старика, особой веры нет. Но один факт все меняет...

— И какой же?

— Медведи! Шрам меня знает — и не просто знает, а настолько — что бы заставить других меня не трогать и кормить. Когда-то в моем прошлом, мы были друзьями. Что люди, что звери, вряд ли стали бы оказывать помощь незнакомцу. Особенно тому, кто того гляди и помрет. Я подслушал некоторые разговоры солдат, они говорят, что медведи служат только ордену.

— Не совсем верно. Пропаганда именно так и утверждает, но есть еще кое-кто...— лейтенант вопросительно уставился на меня.

Я развел руками.

— Мне нечего сказать. Но Шрам медведь ордена? Или они спокойно переходят со стороны на сторону, когда сами того захотят? С трудом верится.

— Тут ты прав, медведи не предают, в отличии от людей. Такими их создал сын Небесного отца. Когда родился первый из погонщиков, он заключил с ними договор о дружбе, который не разу не был нарушен. Каждый раз, когда они убивали людей, выяснялось, что последние сами виноваты.

— Могу я спросить о договоре?

— Конечно. Я пытаюсь расшевелить твою память. Ты вспомнишь, а потом я тебя убью... Или не убью... Обмануть меня, ты не сможешь, слишком много я видел лжецов.

Меня от его слов передернуло. Глаза у него стали в точности как у Канорина, водянистые и безжалостные. Еще один правильно сделанный модификант на мою голову! Да он же высший! Что ему делать в этой глуши, с полусотней солдат? Если я верно понимаю, такие ребята, в штабе сидеть должны!

Офицер спокойно переждал мои внутренние метания и спросил:

— Вспомнил?

— Кое-что. Я уже видел подобных тебе людей, а точнее одного. Впечатление он на меня произвел явно неприятное. А вот где... — я снова развел руками.

— Вернемся к договору. На нашем материке медведи не живут. Приходят, когда он примерзает к островам, что приплывают с севера. Некоторые из людей, чем-то им нравятся и они общаются с ними. Единицы из ста тысяч, способны на такое. Их называют погонщиками, но более верное слово — друзья медведей. Приказывать они не могут, но способны попросить, им редко отказывают.

— Но ты-то приказываешь, я сам слышал.

— В боевом походе так и есть, но с некоторыми оговорками. В остальное время, я для медведей пустое место. Договор гласит — медведи и люди, совместно обороняются против ледовых тварей, которые периодически совершают набеги. Вредить друг другу запрещено. Люди имеют право нанять отряд медведей, за большое количество еды или услуги знахарей. Фактически в наших местах, у каждого поселка, время от времени отирается с десяток медведей. Их кормят и лечат, они защищают. Можешь мне поверить, там где договор действует, в округе ни одного разбойника не останется. Человек попавший в беду, всегда может рассчитывать на то, что медведи его найдут и вытащат. С их нюхом, это не представляет сложностей. Есть один нюанс — каждый раз для заключения соглашения, специально приглашается погонщик, без них ничего не выходит.

— Почему же, договор не распространился повсеместно? Как по мне, очень полезная штука.

— Первая из причин — погонщики. Они по какой-то прихоти судьбы, рождаются только в одной местности. Один-два человека на поколение. Берегут покрепче казны, на них охотятся железные слуги. Да и вообще, они многим дорогу перешли. Вторая и самая важная — люди не любят медведей. Они чувствуют в них конкурентов, выгоду получать согласны, а вот делится не желают.

— Чем делится?

— Да чем угодно: жизненным пространством, добычей. Нам проще убить, чем договорится. Согласен?

— Трудно не согласится с этим утверждением.

— Я вообще думаю, что медведей давно бы перебили. Им ничего бы не помогло, ни ум — ни сила. Страшнее человека зверя нет!

— И здесь я вынужден признать твою правоту. Что останавливает?

— Косолапые об этом знают, приходят только туда, где им рады. Когда рой ледяных прыгунцов, прилетает с открытой воды, ты не только медведя поцелуешь. Ты когти демонам лобзать станешь, лишь бы детишек спасти.

— Странная складывается ситуация. Зачем им за еду работать?

— Не просто за еду, а за много, очень много еды! Когда мы вернемся из этого похода, каждого медведя будут кормить целый год до отвала! Медведицы под это дело, медвежат принесут, в тепле и безопасности. Они ведь не только жрать станут, самцы начнут по округе дозорами ходить. Не для людей, для потомства. Людям, сам понимаешь, от такого расклада еще лучше станет.

— А как же пестунья? Что она здесь делает? По идее, должна в пещерке сидеть.

— Я не знаю, но так бывает. Ее медвежата родились там — за ледовитым океаном. Очень редкий случай, обычно их убивают прежде, чем они смогут добраться до теплых мест. Кто живет там, где людям нет места? Медведи рассказать не могут, но я думаю, что этот кто-то, очень страшный. Шрам, самый старый самец, какого я когда-либо видел. Кто убил остальных? Синий орден, в отличии от глупых жителей полисов, понимает всю ценность дружбы с медведями. Они стоят заслоном на пути врага! И по этой же причине, мы забрали всех погонщиков к себе. Но вот ведь незадача...

Модификант встал и медленно подошел ко мне вплотную. Я опасливо отодвинулся, выражение его лица нравилось мне все меньше и меньше. Лейтенант протянул руку, взял меня за шкуры на груди и подтянул к себе. Он повторил:

— Вот ведь незадача. Из какой-то темной дыры, выползает никому неизвестный погонщик, якобы потерявший память! Которого в природе существовать не должно!

— Я не погонщик!— открестился я.

— Да ну? Ты из детей Анну? Отвечать!— офицер перешел на крик.

— Я не знаю, о ком ты говоришь! Я ничего не помню!

— Но Шрам-то тебя помнит! Откуда? Он всегда был вожаком и обретался при штабе. Всех кому он позволял садится на себя, я знаю в лицо! Твою наглую морду, я среди них не видел. Старик немало позабавил меня своим рассказом, но все же сумел заронить зерно сомнения — все случается когда-то в первый раз. Ты не из ордена! Время позволяло убедится в этом, я не стал торопится. Ты можешь не бояться за свою жизнь. Хочешь знать почему?

— Да,— прохрипел я, придушил он меня знатно.

— Очень просто. Погонщиков мало и каждый для нас ценен. Если ты нейтрален, мы убедим тебя перейти на нашу сторону. Если ты враг, то тебе отрежут ноги и ты все равно будешь служить нам! Погонщику ноги не нужны! Язык на месте, этого вполне достаточно! Я предлагаю тебе, перейти на нашу сторону добровольно. Расскажешь правду и я посмотрю, что можно сделать. Возможно... Я повторяю — возможно, я оставлю тебе твои конечности. Отложим беседу до утра. А теперь — пошел вон!

Неведомая сила подняла меня в воздух и развернула. Поцеловав дверь, я отправился в свободный полет. Спланировал правда недалеко, всего-то метров на пять улетел. Палуба встретила меня зубодробительным ударом. Под гогот солдатни, которая очевидно неоднократно наблюдала полеты посетителей — я поднялся, отряхнулся и спрыгнул с борта. Прихрамывая, направился к кормилице — заесть стресс.

Вот же сволочь прозорливая! Порушил легенду Грубера, не особенно напрягаясь. Но это ничего не меняет — все равно убью гада! И как я сразу не понял, что он просто забавляется? Нашел свободные уши и присел на них! С другой стороны, с чего я взял, что он развлекался? Один в один, как наши контрразведчики себя вел. Вбросил одну историю, за ней вторую, а сам сидел и наблюдал за моей реакцией. Знающему человеку, даже практически незаметное дрожание ресниц, в определенных местах рассказа, о многом скажет. Я обучен противостоять подобному анализу. Наверное, только поэтому, он не убил меня на месте. Сработали остатки стертой памяти? Или моя паранойя постаралась? Да какая разница? Главное — я вновь остался в живых! И кто-то очень сильно пожалеет об этом — я ничего не забыл! И кто такие дети Анну?

Ночью я не спал, впал в состояние дремоты и если так можно назвать этот странный процесс — общался с симбионтами. Никакого разговора между нами, по понятной причине не состоялось. Применяемый ими способ коммуникации, напоминал скорее детскую игру в глухой телефон. Искажались не слова, я был буквально переполнен оттенками чувств и желаний. Или скорее их тенями. Странное ощущение, испытывать эмоции и потребности одновременно двадцати одного живого существа, которые по сути являлись частью меня. И спросить-то некого — должно так быть или нет? Бонкора-бедолагу того... упокоили.