На неведомых тропинках 1. Шаг в темноту

— Это "земля детей", — сказала я Миле, и выругалась. — Некогда объяснять, поверь, это что-то вроде школы, места, где нельзя причинить вред ни одному ребенку.

— Волшебная школа? — в голосе девушки слышалась улыбка.

— Можно сказать и так.

— А этот ваш "хозяин", — она с трудом произнесла последнее слово, — не прикажет выгнать нас оттуда? Или Тимур вдруг решит Игоря вроде как на каникулы забрать?

— Нет, — сказали мы одновременно.

— Там нет каникул, — пояснила я, — по нашим законам, до десяти лет ребенка воспитывает мать, если она не отказалась от него. И если она жива.

— Хозяин не станет вмешиваться, — добавил гробокопатель. — Если он создаст прецедент, хитростью вытащив одного ребенка, о какой безопасности для остальных может идти речь? О какой школе? Детей разберут по домам в течение часа. Повелитель не станет рисковать будущим всех родов ради одного.

— Так, в filii de terra из дома не попасть, нужно открытое место для движения по спирали, — во мне проснулась надежда, а вместе с ней и жажда действий. — Собирайся, — скомандовала я девушке и выскочила в гостиную.

Одиннадцать двадцать пять.

Я схватила сумку, вытряхнула из нее ключи от машины и бегом вернулась в спальню. Веник все так же безучастно сидел на кровати и, казалось, разглядывал цветные фотки на стене.

— За домом кто-нибудь приглядывает? — спросила я падальщика — почему нет, раз у нас тут всеобщая любовь и доверие.

— Приглядываю. Я, — он встал. — Если что-то пойдет не так, я должен убрать ее и забрать ребенка. Если уж совсем "не так", поднять тревогу. Кстати, твоя машина не заведется...

... гробокопатель посмотрел на "Шкоду".

— Смотрю, ты ее уж отремонтировала.

Я пожала плечами.

— Ты нарушил приказ хозяина, а значит, уже мертв, — я вгляделась в карие глаза. — С силой Седого не шутят.

— Никто не может ослушаться хозяина, — падальщик усмехнулся, — я не исключение, хотя бы потому, что Седой не отдавал мне ни одного, — мужчина издевательски скривился.

Нечисть хитра и изворотлива. Иногда настолько, что у нее выходит обмануть саму себя. И этим спасти жизнь.

— Зачем ты хранил велосипед?

— Ну, наверное, чтобы при случае прижать тебя к стенке, угрожать, найти твоего пацана по запаху. Цени, какой возможностью я пожертвовал.

— И ради возможности щелкнуть охотника по носу, — добавила я...

... разочарование, готовое перерасти в отчаяние. Ну, почему они всегда на шаг впереди нас?

— Пешком от Тёма не уйти, — горько сказала я. — Ветер нас на изнанку вывернет.

Я бросила ключи на пол. Одиннадцать тридцать.

— Вывернут всех, кто в этом замешан, — падальщик потянулся плавно, мягко, под кожей перекатывались мышцы, будь он обычным мужиком, отбоя бы от баб не было, вон как Мила смотрит. — Значит, надо убедить его в обратном или сделать так, чтобы он сам себя убедил.

— Следы не скроешь, — покачала головой я.

— Следов не будет, — сказал Веник и тут же скомандовал Миле, — чего стоишь, открыв рот? Тебе сказали собираться!

Девушка вздрогнула, положила Игоря на кровать и взялась за сумку.

— Есть этот, — он изобразил руками, — рюкзак-переноска? — она кивнула. — Надевай. Ольга, открой окно.

Я покосилась на гробокопателя, глупо думать, что он хочет заманить меня к окну и выкинуть из него. Захотел бы и так выбросил. Но я все равно думала, ждала подвоха от каждого жеста, слова, от самого его присутствия. Я сделала пару шагов и потянула за раму. К подоконнику была прислонена изогнутая трубка велосипедного руля.

— Твой?

— В лесу нашел, пацана какого-то, запах почти выветрился, — сосед сощурил глаза и добавил, — ребенка сажаешь в эту штуку, сама на велик — и вперед на северо-запад. Туда, — он указал рукой, заметив потерянный взгляд Милы, — до озера по прямой минут пятнадцать, тебе в объезд. К домам не приближайся! Если доедешь, ждешь меня там. Без суеты. Тихо и молча.

— Стоп, — возмутилась я, — почему тебя? Ну, нет. Он тебя там сожрет тихо и молча, без суеты, — я повернулась к Миле, которая сажала ребенка в кенгурятник, малыш недовольно покряхтывал.

— Я могу сделать это и здесь, без всяких сложностей.

— Чертов трупоед!

— Глупая подстилка, когда ж ты думать-то начнешь!

— Перестаньте! Пожалуйста, перестаньте, — опросила Мила с самым несчастным выражением лица, мальчик сердито засопел.

— Решать в любом случае ей, — сказу успокоился Веник, — не тебе.

— Мила... — начала я.

— Хватит, — попросила девушка, — я словно в каком-то сне, вот открою глаза — и все кончится, — она действительно зажмурилась. — Вместо ребенка я родила звереныша, бесконечно дорогого и любимого, но все же. Перенеслась в параллельный мир и теперь поедатель трупов и женщина, которую я знаю чуть больше суток, спорят, кто отведет меня в волшебную школу, — по ее щекам потекли слезы. — Где моя дорога из желтого кирпича и волшебные башмаки?

Веник показал большой палец, я замешкалась. От человека, ради которого рискуешь жизнью, ждешь чего-то большего, нежели "женщину, которую знаешь больше суток", впрочем, истина в ее словах была.

Одиннадцать сорок.

— Бесполезно, — я мстительно посмотрела на гробокопателя, — велосипед тоже оставляет следы.

— Их не будет, — повторил падальщик, — поверь тому, кто имеет в должниках лешака...

... усмешка, скривившая мои губы, вышла горькой.

— Мы тебя недооценивали. И я, и Тём, и Кирилл, и Семёныч. Ты хитрый, изворотливый, предусмотрительный сукин сын.

— Комплименты? Я тронут, — Веник тряхнул головой, во все стороны разлетелись холодные капли.

— Почему ты пощадил лешака? Ты что-то знал? Предполагал?

— Лесть — это перебор, — гробокопатель оскалился, — Дураков не ем, боюсь заразиться. Этот идиот заключил с девкой договор, ему ребенок — ей деньги.

— Тебе перечислить всех, кто вляпался подобным образом.

— Дура, — вышло даже ласково, — почему же тогда наши дома не полны детей, filii de terra не лопается по швам и мы трясемся над каждым? Думаешь, мало подстилок, готовых и за меньшие деньги на что угодно?

Я обиженно отвернулась. Знаю, гордиться тут нечем, но ведь есть такие, как я, обнаружившие кругленький счет в банке, спустя десять лет, или Мила.

— Потому, что мать должна хотеть этого ребенка, должна зачать и родить от того мужчины, которого сама выбрала, а не от незнакомца с контрактом в руках. Иначе ребенок не будет "нашим", он родится человеком.

— Лешак забрал обычного ребенка, место которого среди людей? — поразилась я. — И ты не остановил его?

— Нет.

— Святые!

— Они тебя не слышат. Они давно уже никого не слышат...

... я услышала собственный стон. Все, сдаюсь. Пусть делает, что хочет. К черту логику, давайте еще и лешака к делу пристроим, а что, чем больше народу, тем лучше, может, тогда и Тёма? И Кирилла?

— Следов не останется ни магических, ни физических. Лешак здесь даже не появится. Это не заклинание, природу просят, а не заставляют. Просить можно из любой части леса. Трава распрямится, цветы поднимут головки и стряхнут ароматную пыльцу, перебивающую любой запах.

— Раз следов не будет, с ней могу пойти и я.

— У тебя будет свое, не менее веселое задание, — хмыкнул гробокопатель — развлекать нашего охотника и остальную компанию...

... я прислонилась лбом к холодному металлу и пробормотала:

— Ветер мог разрезать меня на части с тем же результатом.

— Ты сама согласилась, — Веник был равнодушен.

— Знаю. Иногда я сама себя не понимаю...

... я почувствовала, как внутри завибрировала тонкая струна, сразу захотелось в туалет.

— А если допрашивать будет не только Тём, хотя мне и его за глаза?

— Надеюсь на это, — падальщик достал из кармана маленький сверток из зеленых листьев.

— А меня? В этой "филей как там" тоже будут спрашивать? И что говорить? — заволновалась Мила.

— Правду и ничего, кроме правды, — он развернул лист, в котором лежало три капельки оранжевой смолы.

— Янтарь забвения.

— Опять лешак?

— Не сомневайся, он мне свой долг по полной отработает. К допросу привлекут баюна, к гадалке не ходи. Знаете, как работает сказочник?

Я покачала головой.

— Я даже не знаю, кто такой "баюн", — ответила Мила.

— Если кратко, этот парень расскажет историю, войдет в доверие, и отказать столь замечательному человеку в пустяковой просьбе вы не сможете, сами все выложите. Допрос первой ступени самый легкий. Вторая ступень — "подавление воли", приказ, для более серьезных просьб, которые вызывают у тебя инстинктивное неприятие. И последняя, третья ступень — "питание разума", иллюзия, рожденная в голове вызывает неподдельное желание помочь баюну, не простое выполнение приказа, а жгучее стремление сотрудничать. Прямое вторжение в разум очень опасно, иногда иллюзия вытесняет все остальное. Был человек — стала пища.

— Все, считай, мы прониклись, — я поежилась, Мила побледнела, — говори, что придумал.

— Мы не будем врать. Мы не будем помнить.

Веник раздал нам по теплой капельке, внутри которой горело маленькое солнышко. Магия леса, магия природы, практически не обнаружима, что бы найти, надо знать, что искать.

Одиннадцать сорок пять.

Времени нет, как и выбора. Я не смогла ничего придумать, чтобы помочь Миле, это сделал Веник. Он прав, решение за ней, и глядя, как она берет в руки сумку, я поняла, что она уже приняла его. Что ж, ни пуха ни пера!

— Идем до конца, — сказал он, — провалится один — и нам организуют теплую встречу на алтаре.

Мила кивнула и встала рядом. Из переноски на меня глядели серьезные голубые глаза, Игорь жался к матери, но пока молчал.

— Первой уходишь ты, — он указал девушке на окно, — едешь к озеру, ждешь меня. Все сидят по домам, притворяясь слепыми и глухими, — приказ седого демона, так что риск встретить кого-то минимальный. Лешак убирает следы. Башкой не верти и не задерживайся. Теперь ты, — он повернулся в мою сторону. — Выжидаешь пятнадцать минут, глотаешь янтарь, последний час исчезает, словно его и не было. Закатываешь истерику, дальше по ситуации: либо сама бежишь к старику, либо я его зову. Не сомневаюсь, ты им такое веселье устроишь, никто в стороне не останется. Допрос будет полный, но придется его выдержать.

Я сглотнула, Мила сжала мою руку.

— Я как ответственный за наблюдение, отчитываюсь и при первой же возможности ухожу кружным путем к озеру. Им будет не до меня. Отправляю вас в filii de terra. Топлю велосипед в озере, возвращаюсь домой. Лешак работает. Я сижу тихо. Мила, как минуешь переход, — он строго посмотрел на девушку, — глотаешь свой камень. Ты окажешься одна в незнакомом месте, не имея ни малейшего понятия, как там очутилась. Будет страшно.

— Мне уже страшно, — девушка обняла сына.

— Когда ты глотаешь свой янтарь? — спросила я.

— Когда почувствую, что мне не доверяют. Вряд ли поможет, есть и другие способы воздействия. Главное не то, чтобы не узнали, а чтобы не захотели узнать. Тёму поймать лешака раз плюнуть, суть в том, что надо знать, кого ловить. Если возьмутся серьезно, считайте, мы проиграли, советую сразу петлю завязывать, алтаря не дожидаться.

— Память вернется? — жалобно спросила Мила.

— Разве это важно?

— Хочу знать, кому обязана жизнью, — она вскинула голову.

— Мы не герои, — Веник поморщился, — я мстительный трупоед, которому очень хочется кое-кому подложить свинью. Ольга? У нее свои тараканы в голове и излишне беспокойная совесть.

— Вернется?

— Не сразу. Дней через пять — десять, — я нахмурилась, а он добавил, — это не компьютерная программа. Память за что-то зацепится и проснется. За что? Не знаю, за вещь, фразу, жест, звук.

Одиннадцать пятьдесят пять. Мила подошла к окну.

... я повернулась к Венику. В его взгляде были насмешка и какое-то ожидание.

— Так и не хочешь сказать, почему помог?

— Я сказал.

— Ты доверился двум девкам, для этого надо иметь мотив посерьезнее, нежели желание сделать пакость Тёму. А если новый допрос? Память вернулась.

— Неа. Охотник не из тех, кто мусолит собственные неудачи. Дело закрыто. Да и к силе баюна у вас теперь иммунитет.

— Что? — я схватила его за руку. — Он больше не сможет на меня воздействовать?

— Да прям, — он засмеялся, — еще как сможет, расскажешь, и как таскала конфеты из буфета у бабушки, и как заметала мусор под ковер, а захочет — будешь ему серенады под окном петь. Но провести повторный, это важно, "повторный" допрос о том дне он не сможет. Ты прошла все три стадии, он вычерпал ситуацию до дна. Одна тема — три ступени, потом иммунитет. Пусть спрашивает хоть до посинения, можешь молчать. Хуже, если бы он остановился на первой или на второй, оставив хоть что-то про запас. Это как с лекарствами: даешь больному более сильное, и он уже не чувствителен к предыдущему, — гробокопатель развел руками.

— А Мила?

— То же самое. Они так хотели узнать, кто ей помог и как, что загнали себя в угол. Она теперь чиста, как стеклышко, мать, спасающая сына любой ценой, там таких любят.

— Значит, все?

— Ты не рада? — он хохотнул и выдернул руку. — Надумаешь учиться, приходи.

Раздумывала я недолго. Вернее, совсем не думала, а подчинилась эмоциям. Прислонилась лбом к кожаной куртке и прошептала:

— Спасибо.

— Нда, — прижимать меня к себе он не спешил, но и отталкивать не стал, — у тебя с мозгами и так нелады были, а после баюна что-то основательно перемкнуло, — Веник похлопал по спине, и я подняла голову. — Если это попытка уговорить меня усыновить вместе с тобой бабку, то зря. Надумает повидаться с "Валей", ко мне не приводи, сверну шеи обеим. Ясно?

Глава 4 Опора стёжки

Черный целитель исчез на Карачун. В последний раз его видели накануне днем. Не знаю, с чего вдруг все решили, что с экспериментатором случилась беда, наверное, какие-то причины для этого были, но меня в них не посвящали. По мне, так он уже один раз ушел со стёжки, бросив дом, не понимаю, почему бы не сделать это снова. Итак, Константин отлучился. Надеюсь, навсегда. Юково стояло на ушах.

Мы с Марьей Николаевной ужинали, когда в дом вошел Ефим, хранитель нашей стежки. Он был молод, как и все, кто хранит переход, как и все люди, принявшие браслеты хранителей, ставшие душой и сердцем стёжки, которую они никогда больше никогда не смогут покинуть.

Рыжеватые волосы, кудрявый чуб, серые с голубым отливом глаза, задорная россыпь веснушек на носу и щеках. На плечах старый мундир, который он никак не хотел менять на более удобную одежду, сапоги, портупея с шашкой, при мне хранитель ни разу не обнажал оружия, оно и понятно, дураки, готовые тягаться с его силой, забредают к нам не часто.

Парень должен был погибнуть еще два века назад, но каким-то чудом истекающий кровью кадет с развороченным боком попал к переходу. Мир предложил ему выбор: умереть человеком или жить хранителем, вдыхать этот воздух не ради своих желаний, а ради островка в безвременье и, если понадобится, умереть вместе с ним, как только стежку покинет последний житель.