Гексаграмма

Истории 4 и 5. Ланьфан и Мэй. Очарованный дворец и Императорский заповедный лес

Когда Лин объявил Нивэю и пришедшим с ним от имени Союза Цилиня двум младшим иерархам, что он является императором и следующая встреча должна быть проведена в Очарованном дворце, в первый момент представители Союза Цилиня опешили.

Однако все они занимали достаточно высокие должности, а потому привыкли к ударам судьбы. Уже ко времени следующей встречи в Яшмовой Палате (величественной, но не самой большой комнате, используемой обычно для полуофициальных приемов) они достаточно преодолели свой пиетет перед верховной властью, чтобы перейти в наступление.

Стоило Лину еще раз высказал свое предложение о вступлении в Союз, его завалили уточняющими вопросами.

— Мудрость нашего императора несомненна, — проговорил, кланяясь старец Чуншу, заведующий обучением молодежи. — Однако мы не можем похвастаться тем же бессмертным взглядом, пронзающим время. Если император считает, что это мудро — нарушить древние традиции и перейти под руку иностранца, ничего не знающего о древних путях синской алкестрии, то от меня, признаться, ускользает ясность такого решения!

— Что ж, — Лин мрачно улыбнулся, — разве не была создана современная синская алкестрия Золотым Мудрецом, пришельцем с Запада?

— Это так, мой государь. Но, — Чуншу выпрямился, — Золотой Мудрец демонстрировал невиданные чудеса, недоступные никому из нас. Многие из них до сих пор никому не удается повторить. И он был бессмертен! Он пробыл с нами несколько десятков лет, ничуть не меняясь. А после этого не погиб, а ушел, хоть мы и не знаем, куда.

— Ну что ж, — произнес Лин холодно, — в таком случае, скажите мне, какие чудеса алхимии вы сочли бы возможным принять, как доказательство превосходства? Что должен совершить этот человек?

Чуншу, кажется, напрягся.

— Он должен проводить алхимические преобразования без помощи кругов, — наконец сказал старик. — Он должен знать о преобразовании больше, чем любой из нас. Он должен быть бессмертен.

— Что ж, — хмыкнул Лин, — бессмертие подтвердить нелегко. Ибо никто в здравом уме не согласится отрезать себе голову, чтобы доказать что-либо невежественным глупцам... Остальное же... Господин Альфонс Элрик, полагаю, вам сейчас самое время появиться.

...В это самое время в соседней комнате Ланьфан, которая напряженно слушала разговор через стену, махнула Альфонсу рукой.

— Он вас зовет.

— Ага, — Альфонс направился к двери.

— Не сюда! Забыли, что мы обсуждали?

— Ох точно! — Альфонс подошел к стене, глубоко вдохнул и сложил вместе ладони.

Теперь ему предстояло вызвать в памяти худшие образчики творчества его разлюбезного брата — и повторить их снова. Потому что, черт возьми, эти его звери с оскаленными мордами выглядели по-настоящему впечатляюще, хоть и ужасно безвкусно!

— Ну, как-то так... — пробормотал он, прикладывая ладони к стене.

В зале же члены Союза Цилиня с недрогнувшими лицами наблюдали, как лопаются дорогие обои из шелковой бумаги, как вспучивается камень кладки, течет, словно вода, стремясь принять новую форму; как из этой формы рвутся наружу оскаленные пасти, гривы, змеи в броске...

И вот уже перед ними — роскошная дверь, нет, ворота, украшенные по краю геральдическими чудищами, каких нет ни в одной старинной книге; ворота распахиваются, и в них появляется высокий юноша в белом одеянии — хронист непременно прибавил бы "прекрасный, как день", но сидевшим тут господам не было сейчас дела до красоты вошедшего.

Белый — цвет траура в Сине. Альфонс решил выбрать его вновь под влиянием воспоминаний о Кимбли, несмотря на скептические замечания Мэй и Ланьфан. Ему довольно легко было убедить себя, что эти конкретные девушки ничего не понимают в мужской моде.

— Приветствую собравшихся, — сказал он и мысленно чертыхнулся: у него опять с языка соскочило старинное, очень формальное приветствие, которое уже никто не использует.

Ладно, не обращаем внимания и действуем, как будто так и надо.

Он обернулся к двери.

— По-моему, здесь чего-то не хватает, — проговорил Альфонс. — Что-то я поторопился.

— Как насчет символа инь-янь? — предложил Лин. — Вон под теми двумя змеями.

— Да? — Альфонс с сомнением посмотрел на упомянутых змей. — По-моему, тогда получится похабщина... Но слово императора — закон.

Альфонс хлопнул в ладоши и приложил их к своим импровизированным вратам. Круг, разделенный волнистой линией, возник ровно на том месте, где и должен был. У черной рыбы белый глаз, у белой рыбы черный глаз. Самый древний из известных алхимических символов.

— Вот так лучше, — довольно заметил Лин. — А теперь, господин Эллек, поясните вот что... Эти господа, услышав о том, что вы любезно согласились возглавить подчиненных мне алхимиков, сомневаются, переходить ли им под ваше начало. Как вы считаете, им стоит?

— Вы хотите знать, почему вы должны подчиниться мне? — Альфонс медленно обвел взглядом собравшихся. Он старался говорить холодным голосом; теперь ему даже не понадобилось сжимать в кармане заветную железку, достаточно было представить лицо Мэй, когда он подобрал ее во дворе Дома Тысячи змей. — Потому что Лин Яо, которого вы зовете своим императором в надежде, что он поделится с вами секретом бессмертия, принес сюда только половину этого секрета.

Альфонс перевел дыхание. Ему нельзя было ошибиться. Нельзя было сказать лишнее или не сказать нужного.

— Мой отец родился в Ксерксе, — произнес Альфонс, повысив голос, — когда эта страна была велика и славна. Вы знали его, как мудреца с запада. Это он основал Союз Цилиня.

Ответом была тишина. Только кто-то из присутствующих испустил прерывистый вздох.

— Он прожил четыреста лет, пока не погиб два года назад по нелепой случайности. Я не намерен повторить его ошибок и собираюсь прожить гораздо дольше. Задавайте вопросы.

Два иерарха Союза переглянулись. Один из них — Альфонс помнил, что его звали Тенвей — погладил бритый подбородок и спросил:

— Сколько вам лет, юноша?

— Тридцать семь.

— Непохоже.

— Можете навести справки, — Альфонс пожал плечами. — Придется запрашивать архивы Аместрис, но я уверен, что вы справитесь.

Здесь Альфонс почти не рисковал: он был уверен, что ошибку статистики, допущенную давным-давно, перед приездом к ним подполковника Мустанга, еще не исправили. Месяца за два до отъезда братьям пришлось отшивать страхового агента из Ист-Сити, который пытался втереть медицинскую страховку "гражданам Элрикам" тридцати восьми и тридцати семи лет соответственно...

Да и в любом случае, чтобы запросить информацию из Аместрис, нужно время. Много времени. И любой, кто начнет копать насчет Альфонса Элрика, неизбежно наткнется на его роль в событиях мятежа.

— И еще, — жестко сказал Альфонс. — Когда я говорю, что готов возглавить новую структуру, создаваемую императором Яо, я вовсе не имею в виду, что я уговариваю вас вступить в нее. Нет. Я уведомляю. Я не собираюсь тратить свое время на тех, кто не соответствует моему уровню.

— Какому уровню? — проскрипел старичок с левого края; Альфонс помнил, что его звали Девшу. — Мы, молодой человек, до сих пор не видели ничего невероятного. Так, обычные фокусы.

— Один из вас своими глазами видел, как я обуздал землетрясение, — Альфонс внимательно посмотрел на Нивэя. — Этого мало?

Нивэй выдержал взгляд, а потом слегка отвел глаза. Он не улыбался, но Альфонс чувствовал, что что-то вроде улыбки готово появиться на этих бескровных губах. Нивэй выжидал. Он чувствовал в Альфонсе силу; он, может быть, даже предупредил об этой силе кое-кого из своих... но, вполне возможно, был не слишком убедителен. Требовалось ли ему, чтобы остальные были раздавлены? Сметены напрочь превосходящими силами?

Альфонс оглядел представителей Союза Цилиня, и они вдруг до невероятия напомнили ему аместрийских генералов — тех, кого он мельком видел в Централе после бунта. Они смотрели на него с высокомерием, но в глубине их темных глаз, в складках жестких морщин Альфонс Элрик угадывал слабину. Как на тонком льду в феврале, когда вроде бы еще лежит на деревьях снег, но миражи зимы теряют убедительность.

Он поднял руки и соединил ладони. Закрыл глаза.

Главное — помнить.

Мир представляет собой единый поток. Энергия течет по вселенной, как кровь по кровеносным сосудам. Душа привязана к телу цепью разума и скреплена кровавой печатью. Философский камень, созданный из энергии души, на первый взгляд ломает законы природы. Но если вскрыть истину, лежащую за обычной правдой...

У черной рыбы белый глаз, у белой рыбы глаз черный. Всегда.

Эдвард говорил — душа каждого из нас философский камень. Ему даже удавалось лечиться самостоятельно.

Альфонс пока не пытался проделать ничего подобного, но зато на его стороне — то, чему научили его нахарра. То, чему научила его Мэй. Если почувствовать потоки энергии, идущие через эту комнату... Если влиться в них, соединить их с той алхимической печатью, что представляет сейчас его тело...

Знакомое щекочущее ощущение обняло его, и Альфонс чуть было не рассмеялся в голос. Он знал, что фокус нахарра подействовал. Алхимик распахнул веки и посмотрел на свои руки, по-прежнему сомкнутые на уровне груди. Кровеносные сосуды светились — тем же бледно-желтым светом, как у Идена.

Альфонс вытащил из ножен на поясе кинжал, все еще не имевший имени, и уколол себя в центр левой ладони. Появилась алая капля крови, тоже сияющая. Альфонс смотрел на нее, не отрываясь.

Капля росла, темнела; еще несколько секунд — и вот на его ладони лежит большой шар, почти излучающий темноту.

Ал был готов к этому. Он догадывался, на что это будет похоже. Но все-таки чуть было не закричал и не стряхнул с ладони черную гадость.

Он ведь читал какую-то совершенно сумасшедшую статью в столичном журнале — дескать, звезды рождаются из черных дыр. Отец гомункулусов держал на ладони миниатюрную звезду, но может ли звезда родиться из обычного человеческого тела?..

Полковник Мустанг говорил: алхимия огня — венец доступной людям алхимии. Он ведь не только раскладывал кислород, что-то еще делала его печать... Не зря же его учитель решил спрятать секрет ото всех!

Еще вчера Ал сомневался, правильно ли он догадался.

Сегодня молодой алхимик понял, что был прав.

Альфонс протянул членам Союза Цилиня ладонь, на которой пульсировал огненный шар, запертый в силовом поле, созданном его кровью и его алхимией.

— На самом деле, это тоже фокус, — сказал он мягко. — Вся западная алхимия — это фокусы. Но так случилось, что конкретно сейчас у меня на ладони — мощность, сравнимая с танковым снарядом.

На самом деле, Альфонс врал. Он понятия не имел, какую силу держал на ладони.

А вот члены Союза Цилиня, кажется, имели. Они отшатнулись; кто-то даже вскрикнул — жалкий старческий вопль. Альфонс запоздало сообразил, что, в отличие от него, они все видели потоки ци, и, следовательно, лучше понимали разрушительную мощь его творения.

Даже Лин, сидевший в своем величественном кресле, побледнел.

В комнате отчетливо стало жарче. На лбу одного из старейшин выступили капли пота.

— Вы можете это погасить? — спросил Нивэй.

— Могу, — ответил Альфонс. — Но не буду. Видите ли, император Яо просил мне помочь с наказанием мятежников.

— Не нас? — поднял бровь Нивэй.

Каким-то образом он возглавил беседу, хотя, Альфонс мог бы поклясться, еще секунду назад не был тут самым главным.

— Пока не вас, — ответил Альфонс. — Вы можете идти. Детали вступления в новую императорскую организацию можете обсудить непосредственно с господином Вернье. Меня эти дела пока не интересуют.

Нивэй взглянул на Лина. Тот кивнул.

С огненным сгустком на ладони Альфонс стоял и ждал, пока члены Союза Цилиня проходили мимо, опасливо кланяясь, и исчезали в старой двери — не той, что проделал Альфонс. У каждого из них были свои благовония, Альфонса немного замутило от непривычных ароматов. "Что я здесь вообще делаю?" — подумал он, и нестерпимо захотелось оттянуть воротник дурацкого белого одеяния. Но нельзя давать слабину.

Наконец остался только Нивэй.

Он на секунду встретился с Альфонсом глазами.

— Не следует ли мне бежать из Шэнъяна как можно скорее? — спросил он спокойным тоном.

— Только если вы не станете сотрудничать с императором, — ответил Альфонс.

— Что ж... Надеюсь, небесный владыка примет мою преданность.

Поклонившись Лину, Нивэй миновал Альфонса и демонстративно вышел в свежесозданную дверь.

Тут створки старой двери раздвинулись и заглянула Ланьфан.

— Все хорошо? — спросила она из-под маски.

— Нет, — ответили Альфонс и Лин одновременно.

Потом Альфонс продолжил:

— План Б. Я не могу загнать эту штуку обратно.

* * *

Цепочка перекладных готовилась заранее: из дворца Альфонса вынесли четверо лучших носильщиков, сразу за воротами их сменил автомобиль. Вслед за Альфонсом в кабину вскочила Ланьфан, затем — Лин, а потом и Мэй. Лин чуть было ее не вытолкнул.

— Тебе зачем тут находиться?! Иди цилиней убалтывай!

— Это тебе тут незачем находиться! Забыл, что император? Что на тебе вся страна? Если сейчас ты взорвешься, кто все доведет до конца?!

Мэй говорила резко, отрывисто; в неровном свете фонарей официальный грим, который она нанесла на случай, если придется выйти к людям Цилиня, терялся, и она выглядела как никогда хорошенькой. К тому же, девочка успела сменить дурацкий изукрашенный халат на обычную одежду.

— Я убедил Альфонса на эксперимент, значит, мне ехать, — бросил Лин. — А ты...

— Пусть остается, — отсутствующим тоном сказал Альфонс. Он боялся лишний раз отвести глаза от комка света у себя на ладони. — Если считает нужным...

Мэй имеет право сама распоряжаться своей жизнью — даже если в глубине души Альфонс разделял стремление Лина защитить ее. Один раз она уже помогала его, Ала, убить. Может стать хорошей традицией: раз в три года стоять на пороге смерти в ее компании.

— Едем, — сухо сказала Ланьфан. — Мы куда, на полигон?

Полигоном они, с подачи Зампано, называли место тренировок линовой "алхимической гвардии" в паре миль от Шэнъяна. Там Альфонс заранее нарисовал печать нейтрализации — вчера весь вечер трудился.

— Нет, — сказал Альфонс, также не глядя ни на кого. — Я не уверен, что мне даже печатью как-то удастся... Я просто выкину эту штуку. Поезжай за город, Ланьфан. Если я правильно помню, ниже по течению Тэнцзы — императорский заповедник?

— Да, — Ланьфан уже выруливала из неприметного переулка, того же самого, куда она с месяц назад привезла Альфонса, Джерсо и Зампано.

— Есть там какое-нибудь место, где разлив реки не вызовет больших разрушений?

— Ты хочешь сбросить эту штуку в реку?

— Не думаю, что у меня есть другой выход.

— Императорские олени будут возражать, — фыркнул Лин. — Яньван с ними, договоримся!

Машина вырулила на широкую улицу и наподдала. Если бы у Альфонса сейчас было время отвлекаться на пустяки, он бы, несомненно, преисполнился уважения к аэружскому производителю: машин с таким мягким ходом в Аместрис он не видел.

Они помчались в свете желтых фонарей, распугивая редких прохожих; во всяком случае, Альфонс надеялся, что прохожие именно редкие. В какой-то момент мимо пронеслись оранжевые, похожие на подсвеченные изнутри тыквы фонари и парящий над мостовой дракон из папье-маше, но это могло и показаться.

Альфонс не отрываясь смотрел на огненный шар на своей ладони.

Сколько энергии скрыто в одном человеческом теле? Сколько мощи скрывает механизм, ведущий нас от рождения до смерти? Что именно использовали шаманы-льяса? Каким боком это все относится к тайне разделения химер, поможет ли распутать чудовищное переплетение, созданное грубым и конъюнктурным использованием философского камня?

Подумать только, они сжигали в своих топках тысячи человеческих жизней, когда из одной капли крови...

"Но это только моя кровь, — подумал Альфонс с внезапным испугом. — Я был во Вратах! Пожалуй, я единственный из ныне живущих, кто отдал все свое тело и познал синтез человека: просто потому, что обычно после такого не выживают! Значит ли это, что я перестал быть человеком?! Что, если бы Тэмила в самом деле понесла от меня ребенка, и этот ребенок..."

— Альфонс! — вскрикнула Мэй.

Ал охнул: огонь на его ладони увеличился в размерах и уже освещал всю машину. От пламени удушливыми волнами шел жар; хорошо еще, что дело не дошло до ожогов!

— Извини, я...

Огромным усилием воли ему удалось уменьшить пламя, но совсем утихать оно не желало. Когда Альфонс все-таки поднял глаза, то встретился взглядом с Лином, который перегнулся через переднее сиденье. В глазах императора отражался огонь.

— Обалдеть, — проговорил Лин странно охрипшим голосом. — А это можно проделать с другим человеком?

— Не думаю, — Альфонс сразу понял, о чем он. — Вряд ли. Моя кровь побывала во Вратах. Но даже если можно — я так экспериментировать не буду, — при этих словах пламя зашлось снова. — Ищи себе другого человека-оружие!

— Альфонс! — Мэй схватила его за локоть. Ладошки у нее были ледяные, это чувствовалось даже сквозь плотную ткань рукава. Альфонс вновь глубоко вздохнул, усмиряя огонь. Если бы на его месте был Эдвард... ну, наверное, Лин как минимум бы уже не досчитался крыла дворца. Как хорошо, что хотя бы один из них умеет контролировать темперамент!

— Лин, не отвлекай его! — Мэй говорила гневно, холодно, гораздо взрослее, чем обычно. — И ты сам! Ты же хотел стать добрым императором, и защитить всех! А тут только зашла речь об оружии...

— Добрым императором нельзя быть без доброго оружия, — возразил Лин. — Но ладно, ладно, я уже понял, что вы тут все этики и моралисты... А будет весело, если эта штука сейчас сделает "пшик" и погаснет.

Альфонс через силу улыбнулся.

— Да, мне особенно.

— Ты разве не чувствуешь? — серьезно спросила Мэй. — Это убийственная мощь! Я с другого конца дворца прибежала!

— Чувствую! — Лин стукнул кулаком о ладонь. — И я не могу понять, откуда она взялась! Ведь в тебе, Альфонс, ты уж прости, я никакой особенной силы не ощущаю. Человек как человек.

— А я вообще не могу понять, что вы там чувствуете, что нет, — сердито ответил Альфонс. — Не дается мне эта ваша алкестрия, хоть тресни! И вообще, дурака нашли, в следующий раз буду сидеть тихо, и сами разбирайтесь, как хотите, хоть с цилинями, хоть с фениксами... Не отвлекайте!

Лин тут же послушно отвернулся и уставился в переднее окно. Мэй застыла рядом маленьким каменным изваянием.

Они выехали из города — Альфонс почувствовал это, поскольку дорога под колесами стала тряской. Все-таки неудобная штука эти машины, поезда куда удобнее... Не отвлекаться! Пламя веселенькой искрой играла на ладони, но Альфонс ощущал всю его опасность.

Одна капля крови таит гигантскую энергию... Нет, это должна быть не кровь, это должно быть любое вещество... Еще очень давно им с Эдвардом попадалась на глаза заметка о свойстве радиоактивности и попытках расщепления атома, но Альфонс чувствовал: это совсем другое. Может быть что-то похожее, может быть... Связь материи и энергии, самая основа вещества, вскрытая через связь души и крови, угрожала сейчас ему и его друзьям.

Использовать эту чудовищную мощь на каких-то мелких политических интриганов — не слишком ли расточительно?.. Эдвард, наверное, посмеется и одобрит. Он известный любитель забивать гвозди микроскопом.

"Наверное, я от него заразился, — подумал Альфонс с тоской, — черт, ну почему мы не могли отправиться вместе! Все было бы настолько проще..."

— Так, теперь слушай меня, — вполголоса начал Лин, и Альфонс не сразу сообразил, что друг говорит не с ним, а с Ланьфан. — Помнишь, где в прошлом году проходило поклонение солнцу? В паре ли14 к западу есть соленое озеро между холмами.

— В седловине, где вокруг ложный чай растет?

— Именно

— Вы думаете, нужно сбросить эту штуку там?

— Да, думаю. Озеро соленое, из него ничего не вытекает. Животных там обитает мало. И это не самое большое соленое озеро в моих владениях, так что я могу себе позволить его потерять, — Лин говорил нарочито легкомысленным тоном. — Хотя я очень надеюсь, что все не так страшно, и оно выживет. Я не слишком люблю терять что-нибудь, слышишь, Альфонс? Так что постарайся и ты остаться в живых.

Альфонс ничего не ответил: огонек весело ерзал по его ладони, словно ему не терпелось вспыхнуть. Небольшая ранка под ним не только не зажила, но и по-прежнему кровоточила: Альфонсу стоило больших трудов не позволять загореться новой крови.

— Туда нет дороги, — напомнила Ланьфан.

— Дорогу построю я, — твердо сказала Мэй.

— Ты не увидишь в темноте, куда строить, — возразил ей Лин.

— По прямой. Сглажу несколько холмов в крайнем случае, — хладнокровно сказала девочка. — Не волнуйся, я потом приведу их в порядок.

Лин рассмеялся, но смех получился невеселый.

Машина, урча мотором, остановилась где-то среди кустов. Хлопнули двери — это наружу выскочили Мэй и Лин. Альфонс почувствовал дуновение свежего воздуха, пахнущего луговыми травами — захотелось втянуть его носом. Нельзя.

Краем глаза алхимик уловил синеватые вспышки — должно быть, Мэй проложила эту самую дорогу. Еще раз хлопнули двери.

— Там не до конца, по-моему, — озабоченно сказала Мэй. — Докуда хватило. Ланьфан, езжай осторожно, я еще потом выйду, продолжу...

Дальше они ехали в темноте, едва быстрее, чем идущий быстрым шагом человек. Лин попытался подколоть Мэй по поводу гладкости дорожного покрытия, она что-то ответила насчет того, что дорога временная и использовать ее можно только несколько раз. "Я же не умею строить настоящие дороги!" — проговорила Мэй с обидой в голосе, и Альфонс подумал, что эта обида удивительно ей идет... Мэй такое существо, которой идет почти все, даже капризы. Но капризничает она довольно редко, удивительно для принцессы.

— Все, — вдруг сказал Лин, — озера за этим холмом. Дальше мы с Альфонсом пойдем пешком.

— Нет! — одновременно воскликнули Мэй и Ланьфан.

— Объясните, — проговорил Лин опасным тоном.

— Мой господин, вы не можете так рисковать! — с жаром произнесла Ланьфан. — И в этом нет никакой необходимости! Я пойду с господином Альфонсом. Если что-то случится, вы сами можете вести автомобиль.

— Вот именно, я твой господин! Я несу ответственность за...

— И не в этом даже дело! — Мэй говорила яростно и зло, Альфонс почувствовал у нее в голосе слезы. — Тебе, Лин, идти не просто бессмысленно, но и вредно! Мы не знаем разрушительной силы этой штуки! И ты ничего не сможешь сделать, если что, только сам погибнешь, и Альфонсу не поможешь! А я смогу!

— Что сможешь? — кажется, Лин слегка удивился: может быть, необычными для Мэй интонациями, может быть, силе напора.

— Построить убежище. Я алхимик или нет?! Тут в предгорьях под почвой гранит и кварцы, они прочные. Альфонс выкинет эту штуку, а я создам бункер. И мы с ним выживем, и ничего не случится! А вы немедленно езжайте прочь, как мы пойдем к озеру, и отъезжайте подальше! И потом возвращайтесь, заберете нас.

— Принцесса говорит верно, — произнесла Ланьфан после короткой паузы.

— Вы не посмеете... — начал Лин.

— Лин, — Альфонс почувствовал, что его очередь сказать решающее слово. — Мэй права. В данном случае она сможет сделать больше, чем ты. Она уже не ребенок, она взрослый человек и имеет право решать. Не делай той же ошибки, что сделали старейшины твоего клана. Не недооценивай ее.

Лин замолчал. Альфонс не видел его лица, но смешок услышал.

— Что ж. Да будет так, значит. Но если вы не вернетесь живыми, я прикажу вас казнить, так и знайте.

Мэй выскочила из машины первой, обежала ее и открыла дверь для Альфонса.

— Спасибо, — шепнула она, когда он вышел навстречу теплой синской ночи.

— Не за что. У меня на самом деле сердце разрывается от страха за тебя. Тебе не нужно было вызываться.

Мэй коротко вздохнула, а потом сказала, еще тише, чем прежде:

— Вот за это и спасибо.