— Как ты все вывернул. Но если так, то зачем людям в России знать всю эту грязь? Почему мы никак ей не противодействуем в самой России? Ведь пока выходят такие журналы, никто в здравом уме не захочет сохранения этой системы и, значит, она обречена.

— Она в любом случае обречена, потому что склонна к вырождению. Она работает только тогда, когда проводится ежедневная, ежеминутная работа с кадрами, но если эта работа хоть в чем-то пускается на самотек, то к власти приходят ничтожества, что и показала нам наша недавняя история. И знаешь что? Ты читай всякого дерьма побольше. И тяжелые психические расстройства тебе будут гарантированы. Они скоро Куликовскую битву отменят!

— Как это? — оторопел отец. — Как можно отменить историческое событие?

— Легко. По рецепту французского весельчака Альфонса Алле. Напишут, что в то же время между теми же противниками в том же месте состоялась совершенно другая битва. Тоже Куликовская, но другая. И никто не освобождался от татарского ига, а наоборот — закабаляли несчастного Мамая, пришедшего из Крыма принести соседские дары Москве.

— Что?!

— Папа, помни про информационную войну и не задавай глупых вопросов.

Очень необычное чувство, когда приходится чему-то учить собственного родителя. Очень неглупого человека, но, к сожалению, так до конца и не избавившегося от того инфантилизма, что доставался к совершеннолетию каждому советскому человеку вкупе с аттестатом о зрелости. Того инфантилизма, который лелеяла и которым гордилась большая часть "новой исторической общности". У любого советского человека всегда имелось мнение, вернее, несколько чужих мнений. Одно — для начальников, другое — для себя и третье — для окружающих. Как не получить в таких условиях расстройство психики — непонятно.

— Пусть пишут. Даже такое. Это как с коровьим бешенством, пап. Серый говорит, что для выработки иммунитета нужна своевременная вакцинация. И я с ним полностью согласен. Если сейчас общественное сознание не получит эту прививку, оно не выработает иммунитет к пропаганде и тогда через пять, десять, двадцать лет нам придется иметь дело с рецидивом, но в более изощренной форме. К тому же там содержится немало правды. Только ее нужно уметь находить. Пусть развлекаются. На будущем Съезде народных депутатов мы рассчитываем получить треть голосов. Важно не допустить принятия некоторых особо вредных законов, а некоторые определенным образом переформатировать, но это все не сейчас. Те молодые специалисты, которым мы показываем реальную европейскую жизнь и учим, как добиться чего-то такого же для России при сохранении всех социальных достижений, себя еще покажут. Через год-другой они станут реальной силой, понимающей истинные движения отцов Перестройки. У нас в стране готовят неплохих инженеров и врачей с учителями, отличных военных, но отвратительных общественников — журналистов, экономистов, юристов, социологов и администраторов. Но, как мы видим, историю делают не инженеры. Знаешь, когда в последний раз пересчитывалась себестоимость перевозок по советским железным дорогам? И нужно ли тебе говорить о том, как важен этот показатель для экономики?

— Понятия не имею, — ответил Майцев-старший. — Ни о важности, ни о времени. Я ведь просто доктор, если ты еще не забыл.

— В одна тысяча девятьсот семьдесят третьем году! Прошло уже шестнадцать лет, все поменялось, а Советский Союз пользуется в своих расчетах безнадежно устаревшими цифрами. Нужно как-то расшевелить это болото.

Отец собрал со стола журналы, хотел положить их обратно в портфель, но в последний момент передумал и бросил всю пачку в камин.

— Верное решение, пап. И не истери, пожалуйста, больше. В Москве всегда любили убогих — пусть покрасуются. Пусть послушают Михаила Сергеевича, когда он путано соображает о "верховенстве общечеловеческой идеи". Скоро начнут понимать, что не все так радужно на самом деле.

— Над нами весь мир смеется, — буркнул отец. — Из крайности в крайность. Ни дня без открытий!

— Мир еще не знает о том, какой финт готовит мистер Саура. Знал бы — плакал. А на журнальчики эти наплюй. Они очень полезны на самом деле. Без розовых очков жизнь становится цветной.

— Все равно мне не нравится, что вся эта публика деятельно трудится, а мы молчим. Все эти Бухарины, Рыковы, Троцкие, Тухачевские — если они и в самом деле такие белые и пушистые, то зачем были убиты? И если нынешняя власть — наследники того режима, что убивал этих людей, то чем она лучше?

— Ничем не лучше. Хуже, потому что совершенно оторванные от реалий дилетанты, а лучше — нет. И мы не молчим. Мы взяли тактический перерыв. Представь себе способ, которым можно противодействовать этим глупостям из "Огонька"? Закрыть его? Он станет еще популярнее. Выпустить альтернативу, где будут четко разъяснены все благоглупости Костикова и Коротича? Кто ее станет читать? Ведь ничего разоблачительного там не будет. Вот и остается — показать тем, кто через пять-семь лет сможет уже рулить страной, каков мир на самом деле. Чем мы и занимаемся. Ты лучше расскажи, что там с Парижским клубом?

— Согласовывают позиции. Совещаются, считают, советуются. Эта история надолго и наш Серега прав, заканчивать ее будут уже совершенно другие люди. И прерывать переговоры не следует, чтобы не насторожить противника. Пусть считают, что все идет как задумано. Хуже другое.

Отец опять полез в портфель.

— Вот короткая выжимка из того, что происходит сейчас по всей стране от Калининграда до Находки. Творится что-то страшное. Страна скатывается в откровенный бандитизм. Рэкет, спекуляции, мошенничество. Вот посмотри: директора обувной фабрики принудили взять в банке кредит, деньги обналичили, директора убили и все! На него списаны долги перед банком, государство возмещает коммерческому банку убытки, бандиты купаются в деньгах и доказать их вину невозможно. Милиция сидит на попе ровно и ничего не делает, запуганная постоянно меняющимися правилами. Это демократия? Это перестройка? Про кооперативы ты знаешь. Им ведь отдается государственное сырье, государственные основные фонды, на них работают специалисты, числящиеся в штатном расписании заводов, но прибыль не делится в должной пропорции. Прибыль, если она показывается, целиком оседает в карманах хозяев кооперативов. Это — бизнес? Вот справка от Козлова. Обеспеченность сырьем государственных предприятий легкой промышленности — двадцать пять процентов, в строительстве — тридцать! Все остальное — в кооперативах. А вы с Фроловым увлеклись здешними играми и вам решительно наплевать, что там происходит в Союзе! А там настоящее бедствие!

Отец перевел дух, достал из кармана сигарету без фильтра, понюхал ее, глубоко вдыхая запах, но прикуривать не стал — так он иногда успокаивался после того, как бросил курить.

— Горбачев со своей бандой разбудили такие силы, контролировать которые не в состоянии! Кооперативы, банки, внешняя торговля — все отдано случайным людям! Где здесь место государственному планированию? Неудивительно, что все идет в разнос! Когда к социалистической системе насильно прикручивают капиталистическую и велят содействовать последней, то неудивительно, что первой приходит каюк! Они думают, что сейчас в стране две системы — частная инициатива и государственное производство, но в реальности нет ни одной! И это еще не все. Видишь вот эту сигарету? Это "Ватра", старая, вонючая, отсыревшая "Ватра"! Я уже год вожу ее в кармане. Так вот — у меня она есть, а в Союзе их нет!

— В Союзе нет сигарет? Страна бросила курить?

— Ага, точно — бросила! Курить, пить водку и чай, есть хлеб и колбасу, размножаться, в конце-концов! Кто-то особенно одаренный своим гениальным умом постановил закрыть отрасль на ремонт и перевооружение — ходят такие слухи. Что там в реальности — понятия не имею, но думаю, и здесь работают кооперативы при табачных фабриках, решившие максимизировать прибыли. Потому что на рынках за пять-шесть цен все это есть.

Все, что он говорил, я уже слышал. Пять лет назад в Серегином изложении. Тогда это все выглядело невероятным ужасом и не верилось в то, что такое возможно. И все, что он предрекал, произошло. У меня не было никаких оснований думать, что последующие события не приведут нас к обещанному успеху.

— Знаешь, отец, я верю Серому. Верю в то, что сейчас не стоит вмешиваться. Как говорили большевики: "чем хуже — тем лучше". Все будет решаться на Съезде народных депутатов в следующем году. Пусть выберут себе нормального Президента, пусть до тех пор попробуют настоящей дикой демократии. Нужно избавить страну от одной партии, решающей все, в которой у руля давно уже не самые достойные люди, а полуобразованные аппаратчики, бюрократы и предатели. Как только власть хотя бы на бумаге окажется в руках народа, а не партийных бонз — только тогда можно будет что-то делать.

— Это не правильно, — грустно сказал отец. — Неправильно мочь и не делать ничего, чтобы людям стало легче. Когда он наступит, ваш час? Ты уверен, что уже не будет поздно? Если все такими же темпами будет двигаться дальше, то через пару лет спасать будет просто некого.

Вот же, гуманист. Он во многом прав, но лезть в Союз сейчас с политическими требованиями — это насторожить тех, кто играет против нас. И тогда то немногое, что удалось сделать, окончательно канет в лету.

— Я не пойму, что ты предлагаешь? Поехать в Москву, захватить Кремль и перестрелять плохих руководителей? Что я могу сделать? Серый выдал Горбачеву кредит. Послал добрых советников, которые убедят Михаила Сергеевича, Егора Кузьмича и Николая Ивановича взять еще, да побольше. И если никто не помешает, то уже к концу этого года товарищи из Политбюро будут так опутаны долгами, что не слушать своих кредиторов просто не смогут. Думаю, он уже держит его за какое-нибудь трепетное место. Егор Кузьмич вон мотается по Штатам от Западного побережья до Восточного, учит глупых американских студентов основам научного коммунизма и невдомек самому эффективному управленцу в истории Сибири, что на самом деле изучают его, а не какой-то коммунизм, теоретическим основам которого иные из слушателей способны сами поучить дорогого Егора Кузьмича. Он обзаводится друзьями, контактами. И ему добрые друзья, изучившие его повадки, грешки и предпочтения, будут давать "умные" советы в такой форме, что отказать он не сможет. Психологически не сможет. Да ты, пап, должен лучше меня знать, как это делается. Да и Михаилу Сергеевичу вряд ли будет позволено стать Президентом СССР. На этом посту слабым людям не место. Год-два, этот человек сделает свое мерзкое дело и все нормализуется. Я в это верю.

Отец долго смотрел на свои руки и молчал, потом поднял голову и заговорил:

— Ладно, забыли. Я просто расстроился после этих статей. Этот разговор был нужен. Ты говорил о вере. Вера — это отлично, Захар. Но не верой одной живем. Ты спрашиваешь, что ты можешь сделать? Я тебе скажу, Захар. Нужны деньги, Захар. У советских госбанков отобрали монополию на финансовые операции и теперь ими занимаются все кому не лень. Я видел один из таких банков при комитете комсомола: деньгами завалена целая комната с картонной дверью, инкассаторы ездят с мешками налички в троллейбусах, а кредитные договора пишутся на обрывках салфеток. А директор банка, бывший второй секретарь горкома комсомола, разъезжает по городу на трехлетнем "Мерседесе" и разбрасывается деньгами в ночных кабаках. И почти за каждым таким директором уже стоит какой-нибудь вор с тридцатилетним стажем отсидки. Таких банков еще немного, но нельзя дать им размножиться. Страна стремительно криминализируется. И если это не прекратить сейчас, в зародыше, то потом они вас или ваших людей просто перебьют, когда почувствуют с вашей стороны угрозу своим капиталам. Для них нет никаких запретов, пойми это. И нет времени ждать предстоящий Съезд, потому что все происходит уже сейчас.

— Понятно, — вздохнул я, потому что все это была правда. — Ты что-то придумал?

— Подумай сам, Захар. Вряд ли существование этих недобанков станет главной угрозой стране в ближайшие годы, но позволить им вырасти во что-то серьезное было бы, с нашей стороны, крайне неосмотрительно. Это сейчас они беспомощные, но если от них будет что-то зависеть, они выжмут страну досуха. За прошлый год таких банков открыто двадцать пять штук и как-то повлиять на финансы страны они еще не в силах. Это хорошо. Но они становятся рассадником дикого капитализма. И это отвратительно. А страна реально задыхается от недостаточного финансирования. Все настолько формализовано и бюрократизировано, что на местах у директоров госбанков нет никаких прав, кроме отправки запроса в Центральный офис Госбанка. Пятерка спецбанков обращается в Госбанк по любому поводу и получить у них кредит какому-нибудь честному ресторатору можно только через Москву. Чья-то голова придумала создать кооперативные, коммерческие банки. Мысль не самая плохая, но банки должны быть банками, а ссудо-сберегательные кассы — кассами. А нынешние советские коммерческие банки по своей сути и размерам — кассы взаимопомощи. У меня в клинике такая черная касса была. С каждой получки сбрасывались всем коллективом по двадцать рублей и отдавали банк двум очередникам пополам. Каждые два года кто-то получал однажды почти тысячу рублей сверх зарплаты и все были довольны. Так и в Союзе сейчас: масштабы мизерные, но все делают вид, что нашли способ реанимировать экономику. Первый коммерческий банк в Чимкенте — Союзбанк был создан всего за пятьсот тысяч рублей. Кооператоры продали три машины лука и сделали банк! Второй — в Ленинграде "Патент". Но этот хоть специалистами зарегистрирован. Правда, специалистами советской школы, но хоть так. Сейчас полмиллиона рублей — пороговая сумма для открытия банка. Пятьдесят машин "Жигули" восьмой модели, если брать их с рук. Это — банк? Это просто финансовый кооператив. Представляешь, на каком уровне тамошний банкинг? Правил нет, инструкции написаны дилетантами, требования смешные.

С ума сойти, банк за пятьсот тысяч рублей, возможно ли это? Это уровень удачливых карточных шулеров, а не серьезных людей.

— Нет, — честно сознался я. — не представляю. Детский сад какой-то. И что они смогут прокредитовать с такими деньгами? Десяток кафе-мороженых?

— Не знаю. Самое важное для них — доступ к государственным деньгам. Банку с капиталом в пятьсот тысяч государство выдает кредит в пять миллионов запросто. Эти деньги от Госбанка или какого-нибудь Жилсоцбанка они получают под три процента! Максимум за пять. Хотя даже журнал "Вопросы экономики" оценивает имеющуюся инфляцию в восемь с половиной процентов! Это просто раскидывание денег в руки любого, кто согласен их взять. Один ловкий товарищ, некто Михаил Зотов, Председатель правления Промстройбанка, учредил сразу три таких заведения — два в Ленинграде и один в Москве! А регистрацию провел прямо на правлении своего Промстройбанка. В России сейчас создать банк — как высморкаться. Думаю, нужно поднять планку для новых коммерческих советских банков. Скажем, если Козлов со товарищи протащит через Совмин решение о стоимости банковской лицензии в десять миллионов долларов, не думаю, что найдется много такого уровня капиталистов в стране. СА если найдутся, то у ребят из ОБХСС появится полное право спросить — откуда деньги? С Егоровым, я думаю, удастся договориться. Он хоть и завзятый рыночник на словах, но возиться со всякой мелочевкой вряд ли захочет. И прекрасно понимает, что за люди стоят за теми деньгами.