Я лежала и материла сама себя, а он все трогал мою татуировку. Надо сказать, что она и вправду были хороши. Это были ни какие-то там крылья как у Эроса и не банальные перья орла с герба пендосов. Это были крылья кентцаля, точно такие же, как у бога древних майя Кулькана или, как еще его называли, Кетцалькоатля. Причем это была не банальная татушка, а выпуклая. Подобную я увидела у одного брутального мужика и до жути захотела себе такую же. Правда, у него Кулькан был целиком выколот на спине, а мне хватило денег только на крылья. Мастер, а по совместительству мой бывший одноклассник долго отказывался от заказа, ссылался на то, что такое никогда не делал, и что не факт, что крылья получатся выпуклыми, но я пригрозила ему что выйду за него замуж, и он согласился, но предупредил что за последствия не отвечает. Крылья вышли даже лучше, чем я надеялась, а вот наколотый к ним в довесок щит, получился хотя и жутко красивым, но обычным.
Царившая в комнате тишина давила мне на затылок больше, чем рука орка на шее. Наконец, он убрал руку и, перевернув меня, с надеждой в голосе спросил:
— Ты Избранная? А то странное существо, поющие непонятные песни твой священный зверь?
Глядя в его пылающие надеждой глаза, врать мне почему-то сразу расхотелось, да и не поверил бы он, слишком я выпадала из образа местной.
— Избранная, но если ты сейчас вскочишь и с диким воплем понесешься по городу с воплем "Радуйтесь люди и нелюди, к нам пришла Избранная, она живая и я только что ее трахал", то, как бы этого не хотелось, но мне придется научиться пользоваться кинжалом. Я, правда, до сегодняшнего дня ни разу его в руках не держала, но с помощью твоего горла, быстро восполню пробелы в моем образовании.
Он быстро вскочил и начал лихорадочно одеваться.
— Во как торопится растаять в тумане, может галстук и носки забыть одеть и жена задаст ненужные вопросы. Вот мужики пошли, то не выпрешь, то собрался как в армии по побудке, — съехидничал внутренний голос.
— Почему ты не сказала мне сразу кто ты? — Закончив одеваться, с детской обидой спросил мой совсем недавний любовник.
Я встала и неторопливо достала из сундука новую майку. Надеюсь, он на мне ее не порвет, а то мужиков много, а вот чистых маек у тебя больше нет — об этом мне некстати напомнила о себе экономность.
— А что должна была?
Кивок.
— И как ты себе это представляешь? Привет, я Избранная, но ты мне так понравился, что пошли скорей в постель.
— Зачем ты так, — укоризненно качая головой, ответил он, а я начала закипать.
— Что бы изменилось, если бы ты сразу узнал, кто я? Отказал бы мне в доступе к своему телу?
— Да, отказал бы, но не тебе, а себе. Ты для нас священна.
"Привет психоз", — поздоровались нервы и отпустили вожжи, а меня понесло.
— Я не священная корова, и не святая, и, уж как ты понял, отнюдь не монашка. Я — женщина, понимаешь, живая женщина, со всеми своими желаниями. Когда я увидела тебя, то захотела, и мне было плевать на свою избранность, и на то, что я могу сдохнуть в любой момент — тоже. Мне на все было плевать, и на то, что я для кого-то священна и неприкасаема понимаешь? Я вообще не хотела, чтобы ты узнал кто я, но тебе обязательно надо было рвать на мне вещи, а потом рассматривать мои татуировки.
— Почему ты скрываешь, что ты Избранная? Каждый, кто узнает в тебе ее, сочтет за честь воевать под твоими знаменами.
— Вот поэтому я и скрываю кто я, у меня нет никаких знамен, кроме носовых платков, и того, кого ты принял за священного свирепого зверя, всего лишь мое домашнее животное. И мы с ним совершено не хотим собирать команду самоубийц и начать движение на Темную сторону.
— Почему, я не понимаю, все орки с радостью пойдут с тобой!
— Ты, наверное, не понял, я не желаю, чтобы кто-то с радостью шел за мной, это только моя партизанская война, я хочу чтобы как можно дольше никто не узнал что я пришла в этот мир. Поэтому ты сейчас уйдешь отсюда и забудешь, что видел меня.
Этот идиот отрицательно покачал головой, чем окончательно сформировал во мне желание начать учиться владеть холодным оружием.
— Если ты хочешь, я сейчас уйду, но я поеду к Предводителю и скажу чтобы он начал готовиться к походу, а когда придет время, ты позовешь нас. Возьми этот кинжал. Покажи его любому орку, он без слов поймет, кто ты и тогда ты можешь рассчитывать на помощь. — Проговорив все это, он шагнул в окно.
— Хришеньке привет! — крикнула я на прощание. Этот паразит повернулся и, весело подмигнув, сказал:
— Обязательно передам, ты будешь ему отличной женой, — и спрыгнул.
Я высунулась из окна и заорала вдогонку:
— Я в гарем даже любимой женой не пойду, так что обломится твой Предводитель!
— Он пока не женат, — раздалось в ответ, и все стихло.
— Ух, какой хлопотный денек и бурная ночка выдалась, — подвел итог мозг, и я с ним полностью согласилась, вытягиваясь на кровати.
Но не успела я удобно на ней устроиться, как из бесшумно открывшейся двери материализовался дроу и встал напротив меня.
— Мать, ты сегодня на редкость популярна, — съехидничала я про себя.
— Что-то ты припозднился, пару минут назад ты мог меня скомпрометировать в глазах общественности.
— Дал тебе время насладиться последними минутами на этой земле, -прошипел он и достал нож. — Но, ты можешь попытаться меня убедить оставить твою никчемную жизнь, если будешь так же себя вести как с этим грязным орком.
— Подглядывал, значит, ай-ай-ай, и не стыдно тебе, большой мальчик, давно пора с девушками общаться, а ты все в замочные скважины подсматриваешь, а еще авторитета из себя корчишь, фраерок. Все, вали отсюда, приемные часы кончились, все претензии в письменном виде моему секретарю, когда он проспится, — позевывая флегматично, предложила моя наглость.
Дроу одним движением перетек на кровать и замахнулся на меня ножом. Вместо испуга в глазах и криков о пощаде мой потенциальный убийца услышал:
— Не играй с кинжальчиком, пальчик поранить можешь или ручка дрогнет от напряжения, убьешь ненароком Избранную и будешь потом себе волосья на жопе рвать.
— Врешь, тварь. Ты никакая не Избранная, а простая шлюха, которая пытается отсрочить свою смерть, — делая зверские глаза, прошипел дроу.
— Могу крылья показать, доверчивый ты мой, — предложил проснувшийся инстинкт самосохранения.
Дроу отшатнулся и кивком головы показал, что я могу встать с постели и показать ему знак Избранной.
Я неторопливо встала, стянула майку и повернулась к нему спиной. Через секунду, почувствовав как острый коготь начал трогать мои лопатки, во мне возмутилась чистоплотность:
— Ты смотри, аккуратнее там своими когтями, не поцарапай, не известно, где ты там ими ковырялся и хорошо, что если только в носу.
Дроу тяжело сопел (видимо, осознавал, что только что чуть не пришил надежду своего мира), а потом не нашел ничего лучше, как ляпнуть:
— А почему они не раскрываются?
— У тебя член всегда стоит или только в определенные моменты? — огрызнулась я, натянул майку, повернулась к нему и застала потрясающую картину.
Тот, кто еще минуту назад был готов меня убить, сейчас стоял на коленях, опираясь на одну руку, а второй рукой протягивал мне свой нож, рукояткой вперед.
— Какой потрясающий вид, какой трагизм, какая патетика, — захлопало в ладоши отмщенное самолюбие. Но мне этого было мало. Гордость требовала экзекуции, и я не заставила себя ждать.
— Это тебе за шлюху, — я от души вмазала дроу по уху кулаком. Видимо, я не рассчитала силу удара и довольно сильно расшибла себе костяшки пальцев. Дуя на пострадавшую часть организма, я уже миролюбиво предложила:
— Вставай, сама не люблю в колено-локтевой стоять, говорить будем.
Глава двенадцатая
Дроу отрицательно покачал головой и продолжал стоять в позе дачнике на прополке тещиного огорода.
— Я посмел поднять руку на ту, которую наш мир ждет много лет, и недостоин за это жизни. Убей меня, — любезно предложило это красноглазое чмо.
— Заманчивое предложение, заодно и кинжалы в деле опробуешь, главное чтоб он не вырывался, пока ты ему голову будешь отпиливать, — мечтательно поджала губы курьей жопкой моя мстительность.
Как бы не хотелось мне воспользоваться предложением и грохнуть этого дерьмушника, но здравый смысл напомнил, что убивать живых существ, не считая насекомых, мне как-то не приходилось, посему грамотно пришить его не получится. Вместо торжественной казни, я могу скатиться до банальной пытки и, что самое поганое, убить-то не убью, даже до смерти не замучаю, только зазря в кровище вся перепачкаюсь без всякого удовольствия для себя. Да и потом у меня были свои далеко идущие планы на этого дона Карлеоне уездного масштаба. Правда, когда он только ввалился ко мне в комнату, я рассчитывала на продуктивный для меня разговор, но в данный момент кандидат в покойники молчал, ожидая, когда моя избранность красивым росчерком железного пера перережет ему горло и, чтоб не оставлять следов, съест орудие убийства. А после расправит свои крылья и его стекленеющий взор запечатлеет ожившую мечту по их лицезрению в боевой готовности. Но реальность была такова, что смерть к нему не спешила, а я, вместо того, что бы выуживать ценные сведения, кусала от досады себе губы, глядя на его обречено скрючившуюся фигуру.
Еще, как назло резко захотелось в туалет, а эта пародия на "Мыслителя" Родена собралась тут отсвечивать пока в "Детском мире" деревянная лошадка не описается. Мочевой пузырь просимафорил, что если я в ближайшее время не придумаю, как сделать из товарища Ваньку-Встаньку, то он расслабится прям в присутствие посторонних, и ему будет плевать на остатки моего стыда. Последний зашелся в истерики и от испуга выдал сведения о клятвах долга и прочих пожизненных обязательствах провинившейся стороны. Идея показалась мне здравой:
— Послушай, а может, ты мне принесешь какой-нибудь обет верности или дашь торжественное обещание юного пионера? А еще лучше, давай отложим твое аутодафе на потом? — с мукой в голосе спросила я, уж больно не хотелось позориться перед местным братком.
На мое счастье в его застывшем теле наметилось движение.
— Есть! — вскинул голову враз отмерший мафиози, скроил торжественную рожу и, судя по расправленным плечам, приготовился коротенько, минут так сорок зачитывать свои имена, фамилии, титулы, подпольные клички, оперативные псевдонимы и клясться всеми частями тела оберегать мои крылья. Я мысленно взвыла, упала ниц перед мочеиспускательным каналом, упрашивая его немножко потерпеть, сжав покрепче для подстраховки ноги, приготовилась внимать откровениям. В течение нескольких минут, показавшихся мне вечностью, этот садист не только вспомнил всех своих предков, воспроизвел свое имя длинною в километр, но и чуть не поименно пообещал казнить в мою честь половину местного населения. Наконец, этот черт закончил клясться на крови, всунул мне в руку очередной кинжал, поднялся и, отвесив поклон, учтиво спросил:
— Могу я узнать имя Избранной?
— Дариа, — присела в книксене я и стала продвигаться в сторону двери. Но завершить этот маневр мне не дал внезапно обретенный должник:
— Теперь, когда мы официально знакомы, ты можешь меня называть сокращенным именем, известным только самым близким.
Писец подкрался незаметно. Ни его полное, ни его сокращенное, ни даже ласковое детское прозвище не удержались в моей голове, забитой только одной мыслью о том, как бы дотерпеть до сортира. Переспрашивать, как оно звучит, я не рискнула, боясь, что повторное представление затянется еще на час, и протараторила:
— Ты теперь мой вассал и как своего нового рыцаря, всем врагам на устрашение, нарекаю тебя Кроликом. — Каркнула и как кенгуру поскакала на выход.
— Кролик? Кто такой кролик и почему ты так будешь меня называть?
— На моей родине это самый свирепый хищник и ты его точная копия.
Дроу принял горделивую позу и изрек:
— Дариа, я принимаю данное тобой имя и обязуюсь не запятнать его позором.
Я ответно вывернула бы лодыжку в па, но сил терпеть уже практически не было. Сведя коленки, я, наплевав на все, процедила:
— Кролик, а теперь будь другом, проводи меня до туалета и обмывальника, — и потянула его за собой.
Оставлять дроу в своей комнате дожидаться мою персону мне совсем не хотелось, первоначальные планы на его личность требовали внесения корректировки.
— Зачем? — Ушел в непонятки этот придурок.
Мне уже пришлось из последних сил сцепить зубы и сквозь них прохрипеть:
— "Занято" вместо меня покричишь, пока заседать в туалете буду, и деньги взимать будешь со зрителей, которые в щели за мной захотят подсмотреть! Да пошли уже, хоп твою мать, пока я прям тут лужу не наделала, альбинос на голову отмороженный.
Дорога до удобств заняла у меня рекордно короткое время, ибо я неслась к отхожему месту на третьей космической скорости, на ходу приспуская трусишки. Следующие минуты были одними из самых лучших в моей жизни. Счастливо вздыхая, я выплыла из клозета, вздохнула полной грудью и умиротворено промурлыкала:
— Что не говорите, а долгожданное облегчение — это больше чем оргазм.
Жизнь снова заиграла передо мной всеми красками, и я практически парила над землей на крыльях любви ко всем ближним. Но, взявшись за ручку двери обмывальника, я резко рухнула с небес на землю. К Кролику, ненадолго оставленному без лицезрения моего святейшества, вернулось его ставшее мне хорошо знакомым хамство и презрение ко всем людям. Походу пьесы, осознание того, что Избранные тоже писают, пагубно сказался на его и без того мерзотнейшей натуре.
— Торопишься смыть с себя следы ночи с орком? — Ядовито процедил он.
— Придется лечить товарища, — укоризненно прокомментировал его выпад мой вздорный характер.
— Только сильно мальчугана не опускай, в вопросах хамства он против тебя дилетант, он же болезный, не разу не ездил на дачу в последней электричке перед первомайскими праздниками, — дало напутствие милосердие.
Я обернулась и обворожительно улыбаясь, пропела:
— Ну что ты зайчик мой ясноглазый, я тороплюсь помыть свою спинку после близкого знакомства с твоими когтями. Кстати, позвольте полюбопытствовать, ты когда задницу подтираешь они тебе не мешают, ничего там не царапают? Или ты их качестве совковой лопатки используешь вместо бумаги? А может, тебе нравятся острые ощущения в столь деликатном месте?
И, глядя на наливающееся кровью лицо, помахала перед ним своим маникюром, честно предупредив, что на мои коготочки в вопросах ковыряния в некоторых его частях тела пусть не рассчитывает. Пока дроу боролся с внезапным приступом удушья, я ящеркой юркнула за дверцу импровизированного душа, закрыла ее на засов, и оттуда проорала:
— Запомни, салага, хамить и рамсить — это моя привилегия, а твоя — охранять Избранную от внешних и внутренних агрессоров, не жалея живота своего. Так что прикрой свой рот, а то кишки простудишь, и вставай в почетный караул, пока я буду водными процедурами занята.
— Мать, ты не переборщила, как бы он тебя не прибил за такие наезды, — запоздало засуетилась осторожность, но я отмахнулась:
