Снова скрипнула дверь, послышался басовитый отцовский голос:
— Зофья, милая, ступай в дом, котелок на печи кипит.
Отец чмокнул маму в висок. Когда дверь за ней затворилась, он спустился с порога и встал перед тёткой.
— Чего тебе надо, свояченица?
— А ты не знаешь? Что ты со мной сотворил, Гед-колдун, что я о своей сделке забыла? Предвестник уже здесь и требует платы. Но я одна расплачиваться не стану. Со мной на Тихий берег пойдёшь! Ты виноват, виноват не меньше, чем я! Из-за тебя они здесь рыщут!
Отца тоже часто обзывали колдуном, а уж сколько раз его хватали Лучезарные по несправедливым наветам! Проверяли так, что домой он приходил бледный, как полотно, и долго не мог унять идущую из носа кровь. Но никакого колдовства в нём не находили.
— Я с ними сделок не заключал и отвечать не обязан. В своих бедах виновата ты сама. Нечего было нечистым колдовством счастья добиваться.
— Тогда я всё про тебя расскажу, знаю я твою грязную тайну. Позови своих покровителей, пускай прогонят Мрак и спасут нас обоих.
— Им это не под силу, — покачал головой отец.
— Тогда отдай Предвестнику свою девку. Уж она-то удовлетворит его достаточно, чтобы он забыл о нас навсегда.
— Бездонную прорву нельзя удовлетворить. Ступай прочь, Милка-ведьма, свои проблемы я решу сам.
— Не хочешь девку отдавать, так найди кого-то другого. Я всё равно покажу Предвестнику твой дом. Не пойду одна на Тихий берег, не надейся!
Отец сложил руки на груди и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Милана развернулась так, что взметнулись юбки. На широкой улице её ждала запряжённая двумя рысаками коляска.
Как только тётка скрылась из виду, отец заглянул под крыльцо.
— А ну ка, вылезай! Сколько раз говорил, чтобы не подслушивала разговоры взрослых!
Герда сжалась. Отец никогда её не бил, не ругал даже, но всё равно было очень страшно. Она мало что поняла, кроме угрозы в голосе тётки Миланы и смутной тревоги отца. Он и вправду колдун? Какие у него грязные тайны?
— Вылезай и не плачь. Всё хорошо будет.
Герда выбралась из-под крыльца и заглянула в его глубокие серые глаза, пытаясь разгадать. Отец подхватил её на руки и прижал к себе:
— Не болтай о том, что здесь было. Не отдам тебя никому. Один раз твари уже отняли дорогого мне человека, но больше я им не позволю.
— Гед! — на пороге показалась мама. — Что происходит?
Отец поставил Герду на землю и ответил неестественно спокойно:
— Одень её для леса, со мной пойдёт. Пособирает там черники на пироги, пока я порядок проверю.
— Ей же всего восемь! Вдруг она заблудится, или нападёт кто? Я не переживу, если с моей кровиночкой что случится. Слышал, что бабка-повитуха сказала? Не будет у нас больше детей, только она одна.
— В лесу она будет в большей безопасности, чем здесь, — отец говорил мягко, но по обыкновению оставался непреклонен. — Лихо давно в городе гнездо свило. А лес её защитит.
— Лучше бы ты её в школу при храме отправил. Научилась бы правильным молитвам, тогда и лихо отвадила бы.
— Глупости, — цыкнул отец. — Единый этот только данью облагать может да детей воровать, а против лиха лишь на себя надеяться нужно. Провожу Герду и позову подмогу.
— Ты же сам как колдун говоришь! Мало того, что на тебя постоянно клевещут, так ещё и дочку ведьмой величать станут. Заберут её Голубые Капюшоны, как пить дать, заберут!
— Поэтому она и отсидится в лесу, пока они не уйдут. — Отец зарычал и ударил кулаком по перилам: — Хватит разговоров! Живее собирайтесь, времени совсем нет.
Он никогда не пользовался властью главы семейства, но сейчас его тону и огню в глазах не мог противиться никто. Мать, бледная и охающая, увела Герду в дом, одела потеплее, вручила плетёное лукошко и завёрнутую в тряпицу лепёшку с маслом и луком. У мамы так тряслись руки, а в глазах стояли слёзы, что Герда не выдержала и обняла её за талию.
— В лесу не страшно. Я черники целое лукошко наберу! Мы и пирогов напечём, и варенье сварим, и ещё на компот останется.
— Конечно, милая, — мама прижала её к себе.
— Конечно, — эхом повторил отец и потянул дочь за локоть. — Верьте мне, я всё решу.
Во дворе уже ждал осёдланный конь. Взяв его за поводья, они вышли за околицу. Мимо прошествовала кавалькада Лучезарных, съехавших с широкого тракта, что огибал лес по опушке. Отец затолкал Герду себе за спину. Голубые Капюшоны пробежались по нему изучающими взглядами, но задерживаться не стали и поскакали дальше в город. Отец облегчённо выдохнул и подтолкнул Герду к очерченной телегами колее, которая вела вглубь леса.
— Помнишь, чему я тебя учил? Держись по солнцу и по тому, с какой стороны растёт мох на деревьях. Метки почаще оставляй. В трясину не лезь. За зверьём не гоняйся. И ни в коем случае не теряй тропинку из вида, — наставлял он, склонившись низко над дочкой. — Людям на глаза не показывайся, особенно чужим. Помнишь, что с Марыськой Красной Косынкой случилось?
— Её проглотил варг, — сказки Герда никогда мимо ушей не пропускала.
— А почему он это сделал?
— Потому что она не послушала взрослых и заговорила с ним.
— Правильно. А ты будь умнее. И ни с кем, слышишь, ни с кем не разговаривай.
— Даже с Сумеречником, который разрубил варга пополам и спас Марыську?
— Сумеречников не существует, — отец рявкнул так, что Герда вздрогнула. — Я заберу тебя, когда придёт время. Верь мне.
— Да, отец, — она поцеловала его в щёку на прощание.
Он вскочил на коня и помчался по главной дороге в чащу.
Прочь с плеч, тревоги и печали! Напевая под нос весёлую песенку, Герда вприпрыжку побежала по узкой лесной тропинке. Если отец сказал, что всё будет хорошо, значит, волноваться не о чем!
* * *
Гед быстро домчался до знакомого с детства короля-дуба. Древнее ветвистое дерево, необъятный ствол. До войны в Дикой Пуще ещё попадались случайные соглядатаи, но сейчас неодарённые сюда не заглядывали. И хорошо. Не стоило им лезть в колдовские тайны, иначе было бы как с Милкой. Поэтому Гед и стал лесником: чтобы защищать людей от леса или лес от людей. Уже не важно.
Он постучал в закрытое дупло размером с телегу, встал на колени и сложил ладони лодочкой, как учила мать. Та, чьё имя сейчас было под запретом.
— О, всеблагая Ягиня, хозяйка лесов, кормилица, молочная матушка, прошу тебя о помощи. Девять лет мы жили спокойно, но Мрак снова явился по наши души. Давай, как встарь, сразимся с ним плечом к плечу.
— Слабею я, мой милый мальчик, — зашелестела листва. — Сколько ни пои меня жертвенной кровью, не вернётся сила. Нужна мне наследница, молодая и полная жизни. Уступи своё дитя, я передам ей свой дух, знания и могущество. Она станет мной, и вместе мы выстоим.
— Нет. Что ты, что Мрак просите об одном, но я не подчинюсь. Когда Герда повзрослеет, то выберет сама. Мне нужна лишь защита на время. Защита, за которую я плачу уходом за твоими владениями.
Из-за дуба показалась укутанная в зелёную листву фигура. Голову её венчали оленьи рога, волосы цвета чернозёма тянулись до самой травы и сплетались с ней. Сверкали хрустальные глаза-озёра, тонкие губы дрожали, но голос исходил не из них, а изнутри леса.
— Я могла бы забрать к себе в Ирий всю твою семью. Вы бы жили в счастье и благоденствии.
Тонкие ветви-руки обняли его и ласково погладили щёку.
— Сколько? Год-два, пока единоверцы не вырубят тут всё под корень? Нет, если ты не хочешь, то я выйду на бой один, пускай даже это будет стоить мне души.
Гед вырвался и зашагал прочь. Ягиня-кормилица выла волчьими голосами и истекала смолистыми слезами, но он не оборачивался. Он будет биться за всех, даже за неё своими слабыми силами.
На опушке Гед ощутил: Мрак уже пировал в городе. С испуганным мяуканьем мчались прочь коты, ползли в лес ужи, скулили от ужаса собаки. Небо заволакивало свинцовыми тучами, и воздух полнился запахом тлена. Кто-то умрёт сегодня, а может, уже умер. Надо стереть со своей двери крест, что ведьма Милка нарисовала бычьей кровью.
Ноги подвели, подкосились. Гед упал на колени, глядя в черноту бури. Ладонь нашла за пазухой серебряный медальон. Последний подарок любимой матери или ненавистного отца — это уже не важно.
— О, брат мой, Ветер, — взмолился Гед тихо, чтобы никто не услышал его староверческих слов. — Заступник страждущих, не оставь нас в беде. Вечерний всадник, молю, мы не продержимся до рассвета. Вспомни, чем нам пришлось пожертвовать ради твоего возрождения. Помоги же, заклинаю, мы так хотим жить!
Но бессердечный ветер оставался нём, а город уже полнился переполохом и гамом. Да таким, что ясно было, дело вовсе не в проверке Лучезарных. Предвестника принесли на хвосте лицемерные твари в голубом.
* * *
Солнце припекало по-летнему жарко. Отец и раньше частенько брал Герду в лес, обучал ходить по нему, рассказывал про растения и животных, что делать можно, а что нельзя. Так что чувствовала она себя уверенно. Не обижал её лес, наоборот, ласкал прикосновениями ветра, веселил птичьим пением, играл шорохами и скрипами.
Остался позади Сокольничий тракт, по которому только и отваживались ходить селяне. Оленья тропа вела дальше, за бобровую плотину на узкой лесной речке Домне. Вскоре отыскалась большая поляна, покрытая сине-зелёным ковром черничника. Собирать пришлось долго, пока не затекла поясница и заслезились глаза. Герда присела на пенёк, поставила наполовину полную корзинку на землю и достала из-за пазухи книгу.
Вообще-то книги в Волынцах были редкостью. На рыночной площади ютилась захудалая книжная лавка. После Войны за веру туда свезли часть библиотеки из разрушенного замка колдунов. Ими торговал добродушный дядька Михась, хотя основной доход получал за составление прошений и грамот. Ещё несколько десятков книг хранилось в храме. По ним обучались дети со всей округи.
Герда в школу не ходила, потому что отец не желал, чтобы "её голову забивали единоверческой дурью". Когда ей исполнилось четыре, отец принёс домой книгу со сказками и восковую дощечку с железным стилом. Он сам обучил её грамоте и счёту. Но Герда всё равно немного завидовала другим детям: в их распоряжении была вся храмовая библиотека.
Хотя отец говорил, что в единоверческих книгах нет ничего интересного, Герду снедало любопытство. Она часто сбегала, чтобы послушать единоверческих учителей, благо с уроков они никого не прогоняли. Отец оказался прав: ничего занимательного там не рассказывали. Те же нудные речи о благочестии можно было услышать на еженедельных проповедях, ради которых даже ярмарочный шум приостанавливали на несколько часов.
Герда переключила внимание на книжную лавку: бродила вокруг несколько дней, пока хозяин не пригласил войти и выбрать любую книгу в подарок. Дядька Михась давно хотел отплатить отцу Герды за то, что тот спас его от стаи голодных волков, и поэтому был рад услужить ей. Она не смогла выбрать одну из нескольких приглянувшихся книг, и тогда добросердечный книжник предложил обменять её на новую после того, как Герда её прочтет.
Так из простого лавочника он превратился в библиотекаря, ссужавшего свои книги читателю на время. Дядька Михась так увлёкся этой игрой, что каждый раз с радостью привечал Герду и даже иногда выписывал для неё новые книги из типографий, которые открывались во многих крупных городах Веломовии.
Каждую новую книгу Герда брала в руки с восторгом первооткрывателя. Правда, именно эту ни отец, ни даже дядя Михась давать ей не хотели. Говорили, для взрослых она. Но Герда утянула её без спроса. Теперь подвернулся удобный случай почитать.
Она пролистала несколько страниц и нашла место, на котором остановилась в прошлый раз:
"Ужиный король — один из самых опасных обитателей заболоченных лесов приграничья. Повелитель ползучих гадов живёт в палатах под землей, доверху набитых золотом и самоцветами. Он хранитель кладов, ни один из которых не пойдёт людям в руки, пока не будет сделано подношение детям короля — ужалкам.
В северных селениях о таинственном обитателе болот бытует множество легенд. Встреча с Ужиным королём редко приносит удачу. Красивых девушек, купающихся нагими в лесных водоёмах, он делает своими невестами и уносит под землю, где те чахнут без солнечного света. А если избранница Ужа воспылает ответным чувством, счастье не продлится долго. Следом придут её братья, изрубят похитителя на куски и выбросят в водоём, в котором безутешная вдова утопится от горя.
Мужчинам встреча с Ужом счастья приносит больше, но нужно быть осторожным, чтобы оно не обернулось горем. Жители приграничья рассказывают про то зловещую историю:
"Удачлив и ловок был охотник Сымон. Дичь сама бежала навстречу, а хищник всегда стороной обходил. Но была у Сымона тайна. Однажды в середине вересовика пошёл он на охоту. Звери и птицы, как назло, попрятались. Пригорюнился Сымон, сел на пенёк. Вдруг видит, старик, косматый и сгорбленный, из чащи выходит, узловатая палка в морщинистой руке. Говорит: "Знаю о твоём горе, Сымон-охотник. Ступай на Лысую гору. Змеи там кишмя кишеть будут, да ты не бойся. Пропустят они тебя на самую вершину. Как увидишь неподвижного ужа, поклонись ему в землю. Платок постели. На платок крынку с молоком поставь. Оживёт уж, напьётся молока и скинет свою корону. А ты не зевай. Как слезет уж с платка, корону в него заворачивай и за пазуху сунь. Как спустишься с горы, помощник к тебе явится. С ним дичь сама в руки пойдёт".
Сымон сделал, как было велено. У подножья горы встретил его огромный чёрный пес и следовал за Сымоном всюду, как только тот на охоту выходил. Дичь сама к нему из леса выбегала.
Всё было хорошо, пока Сымон жениться не надумал. Пришёл невесту сватать, а тут откуда ни возьмись змея выползла. Да как зашипит на невесту. Девушка взмолилась: "Убей гадину, убей сейчас же!"
Сымон ударил змею концом охотничьего лука, и та тут же издохла. Из леса донеслось глухое рычание. Послышался в нём возмущенный голос давешнего старика: "Зачем детёныша моего погубил?! Я же тебе столько помогал! Не прощу этого, не прощу!"
Не по себе стало Сымону. Вернулся он домой, развернул платок — а там только два сухих осиновых листочка остались. Отправился Сымон на охоту, вышел на опушку. Глянул, бежит к нему верный чёрный пёс. Обрадовался Сымон, да не тут-то было. Зарычал на него пёс, словно не признал. Глаза красным колдовским пламенем полыхнули. Кинулся пёс на Сымона, когтями острыми да клыками длинными живот разодрал, потроха все выел, мёртвое тело на дороге кинул, а сам к хозяину своему — Ужиному королю — вернулся"".
Герда передёрнула плечами. Жуткая история. Поэтому взрослые и не разрешали читать эту книгу. Боялись, что Герда ночью плохо спать будет. На самом деле плохо спали они, когда она эти сказки пересказывала.
Тени от деревьев удлинялись. День шёл на убыль. Герда спрятала книгу, присела на корточки и потянулась к ягодам, как в глубине леса что-то ярко полыхнуло. Болотные огоньки так далеко от Ужиных топей? Вряд ли. Да и не зажигаются они днём. А вдруг пожар?
Герда подхватила корзинку и побежала к огоньку. Посреди поляны в потоке лучей, пробивавшихся сквозь отверстие в густых кронах, сидел огненно-рыжий кот. Морда его была белой, словно на неё налепили маску, ярко-синие глаза внимательно следили за девочкой.
