Очень простые мы - рабочая версия

Вот я вхожу внутрь. «Ребята, я за билетом. Не скучайте тут». «Давай Лакс, встречаемся в девять у Петра». Я надеваю куртку и выхожу. Автобус уносит меня на площадь. Выход. «Пирамида». Девушка с зелеными глазами у прилавка, где снимают штрих-код с купленного товара. «У вас билеты на вечерину «xxxx@@» продаются»? Глаза девушки отрываются от просмотра журнала мод. «Да, двести-пятьдесят». «Почему двести-пятьдесят», удивился я. «Вчера же было двести»? «Это вчера было, сегодня дороже. А в кассе «Вагонки» еще дороже будет. Но», она задумалась. «Хотите я вам свой пригласительный продам. Я не пойду». «Конечно, хочу». Две купюры мелькают в воздухе, а в моем кармане оказывается кусок синей мелованной бумаги, пачкающий руки недавней краской. Вот и все. Выхожу из музыкального магазина.

Я опять проверяю ощущения себя. Одиночество Эго-Я. Что там, внутри? Мерзко, мерзко, блевотная гниль, отвращение, какое-то очередное состояние ума. Помните, я почувствовал себя ремиксом на какую-то хорошую песню? Теперь я сто тысяч ремиксов, сто тысяч не совсем радующих песен. Где оригинал? Его нет!! Кусок мелованной бумаги в моем кармане, на нем черными буквами выдавлена реклама спонсоров, реклама следующих вечерин. Надпись: «Первый Осенний Рейв». Первый, а я последний. Но нет, я не буду звать тебя муза смерти, не надейся! И какое удовольствие получу я там, на этой вечерине? Никакое! Все будет как всегда, раскрашенные молодые парни и девушки, модные одежды. Яркий цветной лак. Блеск свето-музыки. Бит. Некоторые из тусовщиков под кайфом, некоторые нет.

Что меня влечет туда, скука? Я же давно понял, что это чушь? Давно сравнил удовольствие от сердца с удовольствиями мира. Просто сейчас нет удовольствия от сердца, и я хочу, пытаюсь, получить наслаждение от мира, зная, что его не будет. Ничего не радует, я не замечаю ничего, алкоголь? И очередная бутылка опрокидывается в мой рот, все выпито до капли, облизано зеленое горлышко, но. Мир вокруг течет как река, я отделен от его потока, я не нашел себя в нем. Вот прислонил свое тело к витрине магазина где продают косметику и, наблюдаю за людьми. Они все разные. Вот эта девушка, ее лицо говорит о том, что она любит женские романы. Этот молодой человек, его кулаки яростно сжаты. Бабушка, переходящая дорогу, ее ситцевая юбка колышется, взлетает под холодным ветром, открывая толстые голые ноги, по которым бежит сетка голубых вен. Черные калоши в грязи. Я равнодушно наблюдаю, как она переходит улицу. Помочь? Но мне сейчас все равно, я слишком в своем состоянии отупения и депрессии.

Вот она спотыкается, падает в лужу всего в пяти метрах от меня, парень с жестко сжатыми кулаками, который так мне не понравился, подходит к ней и помогает встать. Я-не-тут отворачиваюсь. В зубах новая сигарета, а в руке другая бутылка, холодное пиво так приятно бежит по моему больному, разгоряченному температурой горлу. Я хочу заболеть, заболеть, пусть температура подскочит до 40. Я рассмеялся, зло и громко, так, что окружающие люди обернулись на меня. Как я хочу рассыпаться сейчас, уйти, исчезнуть, превратиться в миллиард осколков, которые тут же растопчет мир своей лакированной подошвой. Уйти не с музой смерти даже, там нет полного забвения, и не в радость и в счастье души, уйти в абсолютную первобытную пустоту, откуда нас всех и взяли, отряхнули, отчистили от пыли и впихнули в эти тела. А я хочу обратно, а я хочу снова пустоты, где нет мысли, боли, счастья, страдания, откровения, совершенствования. Где только вибрирующий СВЕТ? Наверно все самоубийцы хотят этого, но истина в том, что мы туда вернуться не можем?

Черт, я совсем разнылся, лучше поброжу по городу. Мое тело прыгает, переваливается через ямы, лужи этого города, когда же сожжется время отделяющее меня от вечерины? Ускорим его, убыстрим. Завертим город. Станем этаким прогрессивным ди-джеем, мастерски касающимся своим потным пальцем черной пластинки реальности. Вперед, назад, звук мажется, люди идут вперед и назад. Палец проворачивает пластинку быстрей, все летят, автобусы, облака на небе, выражения лиц ускоренных людей. Они меняются каждый миг, радость, счастье, грусть, мелькают на них. Вот пробегает девочка лет восемнадцати в джинсовом пальто, щеки ее яростно работают, внутри жевательная резинка. Она резко поворачивает голову туда, сюда, выражение любви, выражение ожидания. Она замирает около памятника Ленину на площади.

Я злорадно улыбаюсь, и мой палец вертит пластинку быстрей. Она мнется, летает по асфальту. Сигарета. Дым молнией струится в небо, на котором появляется солнце, потом через секуундууу опять облака, потом опять солнце. Девочка перестает летать, ее тело нетерпеливо качается на потоках воздуха. Голова рушится вниз, часы. Это действие повторяется все время. Я кривлюсь, и начинаю опять крутить пластинку взад и вперед, заставляя ее голову совершать абсолютно одинаковое движение. Около меня шагает мужчина в строгом пенсне, его рука яростно рубит воздух. Я убираю палец, и все возвращается в нормальный ритм, мужчина медленно идет дальше. На лице девушки постепенно появляется безумный восторг.

Я слежу за ее взглядом, он горящий, теплый, страстный, возбужденный. Она смотрит на паренька в синей куртке, идущего через площадь. Помочь им воссоединиться? Мой палец опять касается черного винила. Один рывок. И парень подлетает к девушке. А теперь я сделаю их удовольствие таким долгим, долгим...Пусть они ощущают каждое мгновение. Мой палец притормаживает вращение диска, на моем лице выступает пот, слишком велика сила механизма времени, диск рвет, палец пронзает невыносимая боль, но я не отпускаю его. Восторг на лице парня, на лице девочки, его рука поднимается медленно, медленно, ее голова тихо поворачивается к ней, и рука тоже. Пальцы идут друг к другу сквозь замершие кристаллы воздуха, каждое движение видно мне, каждый оттенок чувства на их напряженных и в тоже время расслабленных лицах. Капелька пота течет по ее лицу, мне видно как она меняет форму при соприкосновении с новым участком кожи. Глаза девушки открываются все шире, глаза юноши тоже, они, как и весь мир теперь, существуют в абсолютной тишине, на такой скорости воспроизведения звук не слышен.

Бумм..Бумм..Два удара сотрясают мир. Их сердца бьются настолько быстро, что обгоняют замедленный ритм мировой композиции. Бумм, бумм, бумм...Пальцы соприкасаются и я вижу начало изменения в их лицах, телах, душах. Вот вокруг них появляется облако золотого света, оно начинает сжиматься, и тела влюбленных придвигаются ближе. Свободные руки тоже начинают путь друг к другу, облако сжимается сильней, проходит целая вечность и они обнимаются. В голубых глазах девочки появляются золотые точки. Они растут, занимают место прежнего цвета и вот из хрусталиков вылетают два луча, они впиваются в глаза юноши. Я вижу, как он начинает отгибаться назад, и как эти лучи идут дальше по телу, окутывают его белым сиянием, жилы, вены, начинают светиться сквозь одежду чем-то розовым. Потом этот розовый свет возвращается обратно к его глазам, а затем входит в девушку. Картина повторяется.

Золотое облако вокруг них меняет интенсивность, я вижу среди сплошного сияния толстые нити, обручи, белого света, желтое с белым, как красиво. Но ладно, я прекращу этот эксперимент. Убираю палец, покрасневший от напряжения и...Раз. Два...Они улыбаются и идут дальше по улице, золотого облака больше нет, оно видно только в той замедленности. Мир обычен, мир такой же как был, у него прежний ритм обыкновенности а я бреду вперед и мой удовлетворенный взгляд подмечает, восемь тридцать, пора двигать кости к Петру, где наверняка уже ждет Макс.

«Ну что купил билет»? «Да». Рядом с ним стоит Мирра, и как всегда улыбается своей несколько загадочной улыбкой. «Ты же сказала, что не пойдешь»? Удивляюсь я. «Да нет, пойду». Мы начинаем движение к автобусной остановке, мы мнем ненастоящие листья ненастоящего города, улыбаемся фальшивыми улыбками, кое-как приклеенными к нашим марионеточным телам, мы мешаем звуки города с звуками нашего смеха и курим то, что мы называем сигаретами. Остальные марионетки тоже курят, тоже куда-то идут, чтобы, как и мы получать порцию ненастоящего удовольствия. Разорвать!!! Разломать. Закричать. Уничтожить тюрьму, разбить стены обитые черным бархатом, но только хриплый кашель вырывается из алюминиевой простуженной пивом глотки. И взгляд моих глаз сам по себе бегает по массивному телу Мирры впереди.

«Что с тобою Лакс»? «Ничего, все нормально». Выдавил я. Я вижу сейчас, как вокруг нас летает много черных теней, много мохнатых рук тянется к нашим телам, много черных кожаных лент обвивается вокруг душ. КАк ТРУДНО ДЫШАТЬ В ЭТОМ ИЛЛЮЗОРНОМ МИРЕ!!!! КАк ТРУДНО ВЕРИТЬ, ЧТО ТЫ В НЕМ!!!! Макс гладит Мирру по коленке, рассказывает-выплевывает очередной анекдот. «Приходит как-то Петька к Василию Иванычу». «Нет, не буду слушать, не хочу». Уже темно на улице, дождь ползет по треснутым, исчерченным похабными надписями, стеклам трамвая в котором мы едем. Марионетки входят, выходят, опять заходят на остановках, важные пластиковые, деревянные, восковые лица, облитые трупным светом чахлых лампочек под потолком, поминутно гаснущих и зажигающихся от перепадов напряжения. Резиновые пальцы, обтянутые морщинистой кожей крепко вцепились в облезлые трубы держателей. Не упасть, доехать до пункта назначения!

Интересно, а они знают что под кожей? Сорвать эту кожу, обнажить истинное нутро, взять большой молоток и расколотить большие жестяные коробки в середине деревянных тел. Вынуть оттуда пылающие камни, обжечься, закричать, смотреть, как рассыпаются ярко-золотые угли по земле, а затем. Затем выкинуть их в мир, чтобы они сожгли черный диск, проклятый винил реальности. Чтобы он остановился.

Мы вышли из трамвая, и подошли к «Вагонке», у окошечка, где продаются билеты, толпа. Самые яркие марионетки, самые прекрасные куклы, самые деревяннейшие из всех буратино города собрались здесь. АРллекинно...ААА, а где же Карабас Барабас? Вот и он, толстый охранник в дверях, его маленькие злые глазки ощупывают всех. А, а ну кто тут у нас сегодня? Макс и Мирра подходят к входу, протягивают билеты. Карабас Барабас хмуро отрывает кусок от синей бумаги. «Лакс, ты идешь», оборачивается Макс. Я улыбаюсь и смотрю на свою руку, протянутую к Карабасу. Он тоже разглядывает ее. «Че завис», рявкает он. «Да так», протянул я задумчиво, помял, повертел в руке кусок синей бумаги, потом поднял вторую руку и они стали рвать билет. Обрывки бумаги летают по воздуху. Недоуменный взгляд Макса, охранника, Мирры. «Ты с ума сошел»? «Нет, не хочу я что-то сегодня танцевать. Пока. Созвонимся».

Я отвернулся и шагнул назад, в мир, подальше от этого места, подальше от надвигающейся горячей энергии НЕПОКОЯ. «Лакс», донесся до меня крик Макса. Я отмахнулся и убыстрил шаги. Минута, и я оказался на параллельной от Вагонки улице, где прислонился к стене и закурил. Так хорошо побыть одному в этой тишине, покурить, подумать, помечтать. Вот посмотреть, как дождь слизывает с черепичных крыш остатки краски, оставляя мутную белесость на месте светло-коричневого цвета. Заглянуть в окошечки этих двухэтажных, трехэтажных домиков, посмотреть на жизнь марионеток и сделать свои выводы.

Вовсе не надо для изучения жизни кукол ходить в места типа «Вагонки», да еще и пытаться удовольствие там найти. Вот она, вся здесь, на улице. Только руку протяни и изучай. Дождь усилился, я отлип от стены и направился домой. Пешком. С губ моих никак не могла слезть насмешливая улыбка. Не хочу я быть марионеткой!! Не заставите! Никак! Ни под каким видом! Лучше уж кукловодом. И вот я шел, шел, изучал, и была одна простая мысль: «С чего начнем»? В свете фонаря блеснул на тумбе плакат. Бумага почти размокла, буквы стерлись, другие плакаты почти закрыли его, но одна надпись осталась специально для меня: «Свобода ума».

Ага, вот туда мы и пойдем. Точка. Конец главы. Хотя. Нет. Подумаем еще раз о марионетках, марионетках, мари-оне-тках, марочных нетках, мари=о=не=токах, марионе-токах-с. Вам не надоело это слово? Мне нет! Я посмакую его. Нет, пожалуй я ошибся, ну ка, почему я не получаю удовольствия от всего? А, да, я же пытался стать марионеткой как все, как я сам не догадался господи!!!! И почему я не получил удовольствие скажем от того концерта на «Вагоне», куда я ходил с Олей, Миррой, Максом и иже с ними? Ну, какой осел! Так ведь надо было вращаться по-другому, не в том ритме, только и всего. Просто как! Не подстраиваться. Это ошибка! Не получится у меня под них ПОДСТРОИТЬСЯ! Я же зажался, надо было выйти за рамки обычного поведения и делать то, что хочешь. Посмеяться над ними всеми! Я об этом не подумал. Ну, пойдем! Что я хочу выкинуть? Изменим сюжет?

Я развернулся и опять подошел к дверям Вагонки, подумал, и решительно направился к кассе. Заплатил триста-пятьдесят ре и зашел внутрь, позволив себе поковыряться в носу на виду у группы девушек. А, не нравится! А мне так хочется! И все тут. Баста. Точка. Запятая потом, когда меня вышвырнут отсюда с свежепойманным, трепещущим удовольствием в кармане. Блин, что еще сделать? Подойду ка я с интересным вопросом, сначала естественно полагается продумать свои действия, а я поступлю наоборот. «Крошка, у тебя такая сладкая попка. Ты вообще ничего. Я думаю, мы смогли бы провести в постели пару незабываемых часов». Прошептал я на ушко самой строгой из красавиц в обширном холле. «Че, че, ты сказал», заорала она, моментально стирая зазывную слащавую улыбку с покрытого толстым слоем низкосортного тонака лица.

«А что тебя так пугает? Ведь ты именно с такой целью раздариваешь улыбки направо и налево», ухмыляюсь я. «Почему нельзя вслух сказать тебе то, ради чего ты сюда пришла»? «Отвали, урод озабоченный», еще больше приходит она в ярость. Ха, ха, как смешно это следование правилам. Сначала надо ей поулыбаться, сказать то, се и через пару минут сказать ту же фразу, тогда результат. Сразу ей не хочется. Слишком неожиданно. Дура. Лицемерка. Правила ломать надо и не выстраивать целый лес их на пути к цели, а то, как большинство из вас, уйдешь отсюда без секса. Сразу. Смело. А то знаки, взлет брови, мы должны играть в вашу игру, чтобы получить то, что вы и так готовы отдать. Скукота. Да секс с вами тоже скукота. Явно будет нелепый скрип под ее равнодушную морду, устремленную в потолок, да одна мысль в глуби пластилиновой крашеной башки — как бы денег у меня стрельнуть на дозу! Э, боюсь детка, еще тебе мне придется приплачивать за то, что Я с тобою!!!!

«Ты скучная дура», заявляю я ошарашенной «красотке» и удаляюсь в верхний бар. Вслед мне летит: «Козел». Иду дальше. Так, мелькают модные кофты, почти все они нумерованы. Чаще всего семь, три, два, один. Тринадцать получается. Ди-джей верит свой диск, ди-джей старается угодить. Эй, послушай ди-джей, крути винил назад! Не то станешь как они, хотя давно стал, вот, как некоторые здесь, зрачки скрыл под толстыми стеклами и ничего не видишь сквозь свое наркоманское удовольствие. Не то оно, дружок, не то. Впрочем, ты тоже делаешь себя свободным в некоторой мере. Точнее тебе так кажется. Печень отвалится через пяток лет, тогда посмотрим, кто свободнее!