— Потому что от тебя до сих пор нестерпимо пахнет чесноком. Этого достаточно?
— Вполне... — донеслось до меня у самой двери. — Но, я от него очень скоро избавлюсь. Так и знай! — мне что, опять угрожают?..
Свобода... Что это такое? Наверное, это полет над всем, что когда-то тебя сковывало, а сейчас лишь беспомощно тянет вслед свои руки. А дотянуться не может. Наверное, это и есть — свобода. А еще покой. Хотя...
— Да кому он нужен, этот покой? — даже не обернувшись на оставленный за спиной дом, без раздумий понеслась я в раскинувший прямо за изгородью свои васильковые объятья луг. А потом в его душистых травах и рухнула. Тоже, без всяких раздумий...
— Ну, ты, Евся и даешь... Аф-фх-хи. О-ох...
— Тишок... А как жить-то хорошо, оказывается, — перевернувшись на спину, раскинула я в стороны руки... и закрыла глаза. — И как легко ды-шится.
— Ну, это, смотря кому... — буркнул сбоку от меня бесенок. — Лично мне от этих цветочков... Аф-фхи. О-ох. Горе мое...
— Это от беленьких? Душистых таких?
— Угу...
— Они жасминами называются. Я такие в палисаднике у тетки Теребилы видела. И пахнут так. М-м-м... Надо будет нарвать — в комнату к Стаху.
— Ну-ну. Я, конечно, и раньше знал, что ты меня недолюбливаешь, так чего хорошего тогда ждать?
— Тишок, не говори ерунды, — смеясь, отозвалась я. — Ты для меня дружок и подельник. А еще... мужик. И вообще, молодец.
— О-о, молодец, — довольно хмыкнул бесенок и тут же "одарил" меня ответно. — Это ты у нас — молодец. Вытащила своего "мужика" с того света. И сама при этом копыта отбросить не умудрилась.
— Просто повезло.
— Повезло?.. Евся, ты ведь не только в магии пока — наивница, но и в жизни. И главных ее законов совсем не знаешь. Особенно тех, что как раз и того и другого касаются.
— Ну, так просвети меня, самый могучий ум не только заповедного леса, — в предвкушении, повернулась я к Тишку.
— А что толку то? — скептически окинул он меня целиком. — Хотя... Ладно, слушай и не вопи... — и уселся сам по удобнее. — Самый главный закон, объединяющий магию с жизнью, гласит: "Всему есть своя цена". Но, не каждый может ее заплатить, эту самую цену. И возвращать с дороги мертвых простой дриаде, даже с кровью мага воды — не по силам. На такое лишь аланты способны. Да и то, в лучшие свои времена, не сейчас. А ты это сделала. Ведь Стахос был уже почти мертв. Я это чувствовал. Да и ты сама — тоже. Но, все ж смогла его оттуда выдернуть.
— Тишок... А почему?
— Да потому что заплатила за него откупную у смерти, Евся, когда произнесла те слова. Что ты сказала до того, как у тебя получилось?
— "Я люблю тебя", — ошарашено выдохнула я. — Я просто повторила то, что сказал мне когда-то Стахос.
— Она просто повторила, — покачал головой бес. — В том то все и дело, что единственная цена, равная смерти по силе — одна лишь любовь. И ты именно ею за своего мужчину расплатилась.
— Тишок, значит, я на самом деле Стаха... люблю? — нахмурила я лоб. — Да я знать не знаю, что такое, эта любовь к мужчине.
— Подумаешь, — хмыкнул тот. — Ты знать не знаешь, что такое "ненависть", но, однако, умеешь ненавидеть. И что такое "верность" тоже, но, умеешь такой быть. Здесь главное, не твои умозаключения, а то, что чувствуешь сердцем. Иначе... Смерть не обманешь, Евся. Не льсти себе. Аф-фх-хи.
— Правду говоришь... — отстраненно отметила я, поднимаясь из травы. — Но, мне надо все хорошо обдумать... подслушник.
— Ну, во-от... Я ж говорил, что толку никакого, — подскочил следом за мной Тишок. — Евся, а думать ты в лесу собралась?
— Нет. Хочу дуб найти, чтобы Адоне весточку передать, — на ходу пояснила я. — А как ты считаешь, о ней самой узнать таким же способом получится?
— А кто ж то ведает? Давай попробуем, — выказал явный пробел в познаниях "просвещенный" водяной бес.
Но, с дубом нам не свезло. Точнее, мне. Нет, весточку Адоне ("У нас все хорошо") он, поскрипел, но, все же "принял". А вот сообщить мне о судьбе драгоценной няньки наотрез отказался. И если у дубов есть "чувство юмора", то, считай, меня им сегодня щедро одарили, прошелестев глубокомысленно напоследок: "Завтра подует северный ветер, а сегодня иди домой".
— Тишок, — проломав себе голову над этой "дубовой" шуткой весь обратный путь, наконец, не сдержалась я. — Я вот не поняла, воду слушают, если она течет с нужной стороны, а вести дубами передаются исключительно попутным ветром?
— Да нет, — почесал тот задумчиво свой меховой бок. — Дубы вообще необычные деревья. И некоторые даже утверждают, что они умеют предрекать будущее.
— Погоду они умеют предрекать. В прошлый раз, в заповедном лесу мне местный дуб дождь предрек — как раз накануне той ночи на капище, а этот — северный ветер.
— Ну и что ты в итоге с тем дождем сотворила? — даже приостановился Тишок.
— Воронку, — в ответ тормознула и я, а потом открыла на беса рот. — А ветер тогда причем? Что он означает?
— Ну-у... Каждый ветер в магии что-то, да означает. А конкретно, северный... поживем, Евся — увидим, — и скоренько припустил меж деревьев... Эх, жаль, ветки у меня под рукой нет...
Вечер, порадовав отсутствием небесной сырости, долгожданно собрал всю нашу компанию на просторном дворе — у обложенного глиняными кирпичами костра. Хран, недавно вернувшийся с охоты самолично теребил в сторонке глухаря. Пестрые его перья радостно разлетались под ветром, и от этого Любоня, сидящая рядом с мужчиной беспрестанно чесала свой носик. Но, чурбашку перетаскивать не собиралась (а как же руководить издали?). Подружка моя вообще в нашем "походе" раскрылась с другой, незнакомой мне доселе стороны. Нет, наличие у нее сильного духа под мягкими формами я всегда ощущала, но сейчас она четко и, причем, без всякого спроса взяла над всеми нами опекунство:
— Тишок, проверь воду в котелке. Кажется, кипит. А ты, Евся, проверь кружку у Стаха.
— Я еще первую не допил! — скоро отозвался "больной" с нашей совместной трухлявой лавочки. А потом, на всякий случай добавил. — И вообще, во мне и обеденный бульон до сих пор булькает.
— Ну, с отваром то зверобоя им гораздо веселее теперь будет, — злорадно присоединилась к подруге и я. Конечно, а кто ж тот зверобой для него собирал? Но, Стах, проявив благородство, лишь вздохнул, поправив на плечах куртку:
— Хран, расскажи, какое "настроение" на больших дорогах. Суета по нашему поводу пока не ощущается?
— Да как тебе сказать? — прищурился тот через пламя костра. — В Бадуке я повышенного внимания к себе не заметил, хоть и торопился очень. А в Монже... Там пришлось пару перекрестков объехать стороной. Но, я думаю, тебя уже со счетов скинули, как "свеженького упокойника". Любони пока не хватились. Связывать лично меня с Евсенией, тоже пока, фантазии вряд ли хватит. Так что, ищут, по всей видимости, ее одну. Но, это все "условные" выводы. Мало ли, кто нас по дороге сюда случайным взглядом зацепил.
— Понятно, — отставил пустую кружку в сторону Стах. — Значит, надо отсюда рвать когти. Завтра снимаемся?
— Боюсь кровать твоя такой поездки не выдержит, — скептически наморщила я нос.
— А причем тут кровать?
— А притом, что, если ты завтра "снимешься", то только в лежачем положении. Стах, у тебя сияние до сих пор дырявое. И далеко ты не проедешь.
— Евсения права, — присоединился ко мне Хран, с кряхтением разгибая спину. — Сам посуди — случится драка, какой из тебя боец? Да и не уйти от нее на большой скорости. Ты и тряски не выдержишь. День еще, как минимум тебе нужен. Так, дочка?
— Ну-у... — с прищуром оглядела я сидящего рядом мужчину. — Как минимум.
— Да вы что? — возмущенно сверкнул он на нас глазами. — Я еще один день здесь не выдержу. Да я последний раз столько в постели валялся, когда в детстве ногу ломал.
— Ничего. Я вот завтра с утра баньку здешнюю подправлю — дыры в печке и полу заложу. А к вечеру устроим праздник души и тела.
— Ага. С жареным на вертеле глухарем, — потерев нос, многообещающе расплылась моя подруга.
— С жареным? — вкрадчиво уточнил Стах.
— Ага. А из крылышек и шейки такой бульон славный получится. М-м-м... — шлёп-п.
— Ах-ха-ха-ха-ха, — послышалось из подзаборных лопухов, над которыми только что на страже восседал бес...
______________________________________
1 — Одно из названий безоара, камня органического происхождения, с древности используемого в качестве противоядия при мышьяковых отравлениях.
ГЛАВА 18
— Да, ты, права. Я с тобой полностью согласна, но, пожалуйста, дослушай — мне больше не с кем поделиться самым сокровенным. Дриады, конечно, своими... моральными устоями отличаются от других рас. По крайней мере, от тех, о ком я читала. Хотя, если верить всяким странствующим авторам... Но, тебе это, точно знать ни к чему. Я сейчас о другом... Ведь, одно дело — без всяких угрызений получать услаждение с тем, кого выбираешь сама, а совсем другое — то, чем я три долгих года занималась. У меня ведь их много было, но об усладе там и речи не шло. Но, тебе это тоже знать ни к чему. А то совсем уважать меня перестанешь, ведь ты у меня — девушка строгая. Хоть и краси-вая. Глаз не оторвать... А здесь — всё по другому. Всё. Ты меня понимаешь? — отстранилась я от лошадиной морды, стараясь заглянуть в ее голубые с огромными черными зрачками глаза. — Я очень сильно боюсь, Кора, что, когда Стах... Что он вызовет из моей памяти совсем ненужные сравнения. И тогда — всё, конец. А я этого не хочу. Совсем не хочу... Ты чего?.. А, ну да, ты уже говорила — и пастись тебе с остальными не даю и не чешу... Только знаешь, Кора, я вот что решила... — воткнув, наконец, гребень в золотистую лошадиную гриву, решительно подбоченилась я. — Я его первой должна поцеловать. И тогда уж точно, всё у нас будет по-другому. Как ты считаешь?.. По взгляду вижу, что...
— Евсения! — о-о-о, но, не так же скоро то?
— Да, Стахос.
— Начало мне уже нравится, — засмеялся мужчина и, разгребая сапогами траву, направился в нашу сторону. — Иди сюда, у меня к тебе дело.
— И что, важное? А то у меня тут... свои дела, — вмиг улетучилась из меня вся хваленая дриадская уверенность.
— Я очень сильно на то рассчитываю, — приблизился он вплотную и, ухватив за запястья, водрузил их на собственные плечи. — Давай, дегустируй.
— Что я должна сделать? — сглотнула я слюну.
— Дегустировать, любимая. Я ведь только что из бани.
— Ага... Я это вижу... — скользнул сам собой мой взгляд от влажных волос Стаха к его груди под расстегнутой синей рубашкой. — Но... Я все равно не поняла.
— Мой неприемлемый запах. Я надеюсь, чудесное сочетание лечения и конского мочала его окончательно уничтожили. Проверяй, — обхватил он меня сзади руками, видимо, для ускорения процесса.
— Ты больше не пахнешь чесноком, — и в правду, "ускорилась" я. — А теперь мне можно к своим... Стахос...
— А вот ты пахнешь очень приятно... Странно... Мылись то мы одним и тем же мылом.
— Оно-то хоть было не конское?.. Стах?..
— Особенно твои волосы... — тихим шепотом над самым моим ухом.
— Ты меня вообще слышишь, Стах? — резко уклонившись в сторону.
— И твоя шея... О, как же она пахнет, — обжигающим дыханием вдоль всей ее длины.
— Стах! — прямо в его ухо заорала я, уткнувшись в грудь локтями, но в следующее мгновение уже ошарашено застыла сама... Послышалось?.. Отпрянув от мужчины, огляделась по сторонам — наш пасущийся рядом, маленький табун, все как один, повернули головы в сторону леса... Или не послышалось?.. Капкан, стоящий ближе остальных к крайним деревьям, вдруг, дернул ушами, а потом, взмахнув длинным хвостом... вновь вернулся к луговой траве... Не знаю...
— Евсения.
— Да-а?
— Извини... Просто, когда ты так близко, я будто ума лишаюсь... Ты права, конечно.
— В чем я права?
— Все не так, как должно быть между нами. Пойдем, — и, ухватив меня за руку, потащил в сторону дома. Так мы и бежали. Он — молча и впереди, я — пыхтя и следом. Вприпрыжку через бугры и канавы, а когда "доскакали" до двора... — Хран! Любоня!
— Стахос, ты что задумал?
— Не бойся, любимая — наверстываю упущенное. Хран! Да где ж ты? О! А где Любо... Ага... Хран. Любоня. В вашем присутствии... — торжественно начал Стахос, испугав меня еще больше, а потом, вдруг, хлопнулся на одно колено. — Да к чему сейчас эти церемонии?.. Евсения! Ты — мое самое драгоценное в этом мире создание. Моя единственно возможная половина. И я люблю тебя больше жизни, потому что совсем без тебя ее не мыслю. Прошу тебя, стань моей женой. На долгие годы, до конца наших совместных, счастливых дней. Надеюсь, я все верно сказал. И извини за временное отсутствие кольца...
Самой первой мыслью, посетившей мою голову, была: "Уж лучше б я его на том лугу поцеловала". Так и стояла, твердя это про себя, в полной тишине, посреди чужой, забытой деревни с ладонью, плотно приложенной к сердцу человека, который только что огласил мне брачное предложение... "Прямо, как в книжке какой-то", — это, видимо, было второй моей мыслью. И только потом, оторвавшись от глаз Стаха, нашла своими глазами подругу, открывшую на крыльце рот. Любоня в ответ суматошно закивала головой... "И хорошо, что молча"... И Храна, стоящего у распахнутых настежь ворот сарая с шилом в руке. Мужчина сначала поднес инструмент к лицу, намереваясь, видимо, почесать им себе лоб, но, вовремя одумался... "А что-то не особо радостный у него вид. Хотя, у меня самой наверное...".
— Не-ет, Стах, — освободила я свою руку.
— Почему?
— Да потому что... Мы с тобой — очень разные. Из разных миров. И я о тебе ничего не знаю, но, даже не это главное. Ты понятия не имеешь, кто я такая. Иначе, сейчас не стоял бы передо мной на колене.
— Ты что такое говоришь? — и вовсе бухнулся он в притоптанную траву. — Как это, "не знаю"? Что значит, "не стоял"? Да я знаю о тебе самое главное.
— Цену моих поцелуев и ласк? Ты считаешь, они стоят твоей свободы?
— Евсения, да причем здесь это? Ты мне нужна целиком. И на всю жизнь, — оглядывая свои ладони, произнес он, а потом, вдруг, подскочил на ноги. — А знаешь, что? Давай с тобой представим, что не было ни луга, ни моих слов сейчас. Ты это можешь сделать?
— Зачем?
— Евсения, так надо.
— Стахос! Ведь девушка тебе ясно дала понять...
— Хран, заткнись! Пожалуйста... заткнись, — не оборачиваясь, процедил тот сквозь зубы. — Это касается только ее и меня и больше никого на этом свете. Евсения, ты в силах это представить?
— Хо-рошо, — глядя в совершенно шальные глаза Стаха, выдохнула я. — И что дальше?
— А дальше я опять наверстаю упущенное — расскажу о себе. Пошли?
— А выбор у меня есть?
— Только, если заткнешь уши, — протянул мне руку мужчина...
Я не знаю, искал ли он какое-то "особое" место или просто куда-нибудь шел, по дороге настраиваясь на важную тему, но, скакать нам больше не пришлось. Да и бегать — тоже. Выйдя из ворот, мы перешли улицу и, тут же утонув в траве, занырнули в заросли бывшего местного палисадника. О прошлом его теперь напоминали лишь широко разросшиеся жасмины, давно покинувшие пределы скромных клумб, да еще густая сирень, облетающая последними розовыми гроздьями.
