— Тсс, Зарика, это, кажется она там, в конце, послышался зычный шепот другой женщины.
На меня сразу оглянулись.
— Она?! Да я и не собираюсь таиться!, — вспыхнула та, — Ей сейчас стричь будет нечего, я ей все повыдергаю!
Девушка резко развернулась и хотела направиться ко мне, но подруги удержали ее.
— Успокойся, тебе что, жить надоело? Эти стражи тебя живо угомонят своими мечами.
— Я это так не оставлю, — сквозь зубы процедила Зарика и отвернулась.
Когда я вошла в длинную и темную комнату, освещенную несколькими факелами, я, наконец, увидела весь процесс своими глазами. В зале не было никакой мебели, лишь какие-то ящики стояли в самом углу. В противоположной стене виднелась тяжелая дверь, в которую и выходила длинная вереница людей, уже лишенных своих волос. На полу валялись отсеченные локоны, очередь двигалась довольно быстро, и было слышно, как люди вскрикивают от боли. Выглянув из-за спин женщин, я увидела одного из данаари, сидевшего на высоком стуле, что стриг бедных людей... короткой саблей, разворачивая очередного несчастного к себе спиной и молниеносным взмахом отточенного лезвия, отсекая 'лишнее'. Он явно пребывал не в духе, и занятие это доставляло ему откровенно мало удовольствия.
Долье досталось больше всех, похоже, эльф испытывал к ней особую неприязнь. Стальная рука грубо схватила женщину за жидкие сальные волосы, эльф вывернул ее голову так, что она рухнула на колени, и сабля с настоящим упоением обкорнала ее от уха до уха. Светлые волосы полетели на пол, а Долья — вперед по коридору от сильного тычка.
Но она не ушла. Она встала чуть в стороне, в тени и хотела посмотреть, как это сделают со мной. От ее взгляда мне стало очень нехорошо, глаза блестели в темноте от обиды и ненависти.
Я подошла к эльфу самой последней в очереди, его рука, жестко схватив меня за плечо, развернула к нему спиной, но он внезапно отпустил меня.
Его пальцы провели по моим волосам, и я услышала тихий и изумленный голос:
— Ты одинаково хорошо владеешь обеими руками, и они твердо держат меч!, — сказал данаари, восхищенно разглядывая плетение, — Иди же, тренируйся, пусть не дрогнет он в твоей руке!
— Спасибо, — смущенно ответила я, обернувшись и встретившись с ним глазами, — Да будет крепка и Ваша рука, — сказала я на чистом эльфийском и у него отпала челюсть. Недаром я столько тренировалась на Фердисе!
Я поклонилась и вышла, он же провожал меня полными изумления глазами, так и не в силах вымолвить что-то еще.
Долья чуть не задохнулась от негодования и когда я спокойно проходила мимо нее, ликуя внутри, крепкий кулак чуть не угодил мне в ухо. Но я, вовремя заметив ее движение самым краем глаза, лихо нырнула под ее руку и опрокинула на пол самой обычной подсечкой. Она крякнула и тяжело плюхнулась на спину, подол юбки задрался, а глаза выражали такую смесь эмоций, что передать простым языком было просто невозможно.
— Ты недостойна называть себя воином, если нападаешь со спины.
Страж, еще находившийся в комнате, тихонько зааплодировал мне.
— Ты чтишь кодекс, — сказал он восхищенно.
— Да, Аладраэ, — ответила я.
Вернувшись в зал, я горячо поблагодарила Мэльира, и гордо ходила по залу, демонстрируя это восхитительное плетение, чем вызывала улыбки у тренера и его молодых учеников.
Но когда занятия кончились, и он отпустил измученных вконец телендиров, я подошла к нему и с какой-то легкой грустью сказала:
— Я сама не смогла бы заплести себя так, как ты. Тот эльф подумал, что это мои руки тверды.
— Я и так старался быть небрежным, как мог, — с улыбкой ответил Танарт.
— Мастерство не скроешь..., — задумчиво ответила я, и тренер улыбнулся еще шире.
— Давай, я покажу тебе, как это делается.
Я долго возилась с его волосами, когда он начал обучать меня этому необычному плетению, черные пряди тренера, доходившие до бедер, были очень тяжелы и страшно запутаны после тренировки, но, в конце концов, кажется, у меня что-то начало получаться.
— С сегодняшнего дня ты будешь заплетать и меня и себя. У тебя уже получается, но тебе нужно попрактиковаться.
Хитрый лис за невозмутимым лицом скрывал, что ему это понравилось.
Я долго не хотела расплетать свои волосы, так и мыла все эти косы, стараясь не сильно растрепать их. Первая же моя попытка заплести саму себя вызвала просто грохот раскатистого смеха телендиров за моей спиной. Но я, точно также гордо задрав голову, как в прошлый раз, когда Танарт заплел меня, прошла по залу до оружейной, и смех постепенно стих. А в глазах Мэльира появилось немало уважения, хотя мои косы заставили улыбнуться и его.
Оружейник сказал, что это было правильно, и я все равно должна носить свое плетение с гордостью, да, пока что моя рука не так тверда, но тренировки и ежедневные занятия с плетением все-таки сделают свое дело. Фердис ехидно заметил, что по этим косам можно увидеть все несовершенство моего стиля. Я лишь с улыбкой ответила, что стилем в моих руках пока и не пахло.
Глава 29
Воля Гилаэля
Я проснулась, едва переводя дух от тяжелого засасывающего сна. Я не помнила всех деталей, но внезапно властный, сковывающий тело взгляд, предстал в моем сознании, как живой. Его неизведанная глубина внушала необъяснимый трепет, я будто провалилась под лед и колючая вода сковала все тело, одновременно впиваясь в него тысячью кинжалами. В то же самое время большие глаза были удивительно прекрасны, в темно зеленых радужках плясали светящиеся оранжевые огоньки. Этот взгляд я бы узнала где угодно — это взгляд Алвара, я уже не раз испытывала на себе его силу, но глаза, глаза были другими, более раскосыми и дерзкими, более жесткими. Слова из сна волной вошли в мои мысли, заставив все мое тело содрогнуться от страха: 'Иди в храм немедля. Наши дороги еще пересекутся'. Это... это же был его брат! Старший принц Гилаэль!
Я почти не помнила, как снова оказалась перед дверью этого храма, я осознавала лишь, что не могу противиться этой воле, не могу поступить иначе. Даже учитывая то, что Алвар сказал мне держаться отсюда подальше.
Именно его я и увидела там, внутри, принц стоял в темных одеждах у алтаря, положив на позолоченный кедровый стол обе ладони, и его губы что-то шептали на эльфийском. Я замялась у входа, поглядывая на его молчаливых тауронов, не зная, стоит входить или нет, но вдруг он удивленно обернулся, слегка нахмурившись, не ожидая встретить меня здесь еще раз.
Я поклонилась, поприветствовав его. Алвар же большими шагами быстро подошел ко мне и положил мне руку на плечо. Его тон был резким и обеспокоенным.
— Марта! Я ведь предупреждал тебя!
— Что с ним случилось?, — я подивилась собственной наглости. Слова его брата из странного сна все еще пульсировали в голове.
В глазах Алвара мелькнула какая-то догадка, он понимал, что я пришла сюда не просто так из желания нарушить его наказ или встретить свою смерть. Затем он взглянул на алтарь и печальным голосом сказал:
— Мы не можем это выяснить. Это случилось сорок лет назад, когда армия людей вторглась в Гростат...
Мы вошли в храм, и принц рассказал о том, как его старший брат Гилаэль, вопреки воле Короля, поднялся в горы, чтобы обрушиться на людей с тыла. Армия была разделена и тандары, воины гвардии Невидимого Клинка, что ушли с ним, погибли за несколько мгновений, когда Ивор обрушил скалы. Часть пещер оказалась погребена под глыбами земли и камня. Победа далась эльфам очень дорого. Ивора сразило копье, пущенное самим Королем. В честь Гилаэля мастера эльфов отстроили заново южные пещеры, они куда прекраснее, чем были, но иногда там дули странные ветра печали. Алтарь Гилаэля, воздвигнутый в центре этого огромного сада получил злую славу, поскольку поглощал жизнь вокруг себя. Верховная жрица же дала четкий ответ — старший принц так и не достигнул Серебряных Чертогов, и его песнь не поднимается к небесам среди тысяч других. Эльфы оплакивали его, как оплакивают люди своих умерших. Обычно они лишь отдавали честь павшим воинам и погибшим соплеменникам.
— То есть уход в Чертоги не является смертью?, — спросила я Алвара.
— Совсем нет, Марта. Это мир, созданный нашим отцом Талианом, где живут наши братья и сестры, на берегу бесконечного моря Вечности, — его взгляд стал далеким и мечтательным, и принц продолжил, — Там раскинулся настоящий бриллиант и вершина творения эльфийских мастеров, величайший город Налардрикиль, построенный среди деревьев-исполинов эналардов, подпирающих небо. Скажи мне, почему ты пришла сюда, ослушавшись меня?
Я потупила взгляд.
— Я не могла отказать...
— Но... кому?, — судя по тому, с какой силой его рука сжала мое плечо он уже знал, каков будет ответ, у меня аж помутнело в глазах от резкой боли.
— У него такой же властный взгляд, как и у Вашего Высочества. Его глаза цвета ночного леса, в котором мелькают далекие огни.
Алвар побледнел, как нетронутый снег в горах и, казалось, перестал дышать. Его ладонь сомкнулась чуть сильнее.
— Марта... Это действительно так. Ты не могла знать этого. Что он сказал тебе?
— Ничего, кроме того, что наши дороги скоро пересекутся... что бы это ни значило. И это все... у него очень мало сил.
Алвар опустил голову, глаза его закрылись, а его пальцы еще сильнее сдавили мое плечо. Я едва не скрипела зубами от боли, но держалась. Мне никогда не доводилось видеть его таким. Это причиняло мне сильную душевную боль, и я тихонько коснулась его побелевшей от напряжения руки.
— С ним... С ним все в порядке. У меня не было ощущения, что он бесцельно странствует и не может найти дороги. У него здесь какая-то цель. Вот, посмотрите, Ваше Высочество, один цветок все же выжил здесь, — я несмело потянула его за рукав и указала на отливающий синим восхитительный цветок алотэль, который не только не завял, но стал еще прекраснее. И это притом, что его никто здесь не поливал.
— Я понял тебя, Марта, — принц поднял голову и внезапно опомнился, разжав свои пальцы и виновато проведя по моему плечу. Глядя на цветок, Алвар как-то странно улыбнулся, затем нежно и с благодарностью взял мою руку, надолго задумавшись о чем-то. Казалось, что его мысли странствуют где-то очень далеко, пока он стоял тут, замерев, напряженно, но слегка отсутствующе. Я же, сама не зная зачем, наверное, чтобы прервать его тяжелые думы, отвлечь на что-то веселое, с еще одним поклоном тихо сказала:
— Ваше Высочество, для меня большая честь поздравить Вас лично...
— Поздравить?, — он выглядел все еще глубоко погруженным в какие-то размышления и совсем не радостным. Когда он взглянул на наши пальцы, которые сплелись в нежном пожатии, его взгляд изменился, в нем появилось, кроме озабоченности, еще и странное смятение.
— Через неделю Ваша свадьба.
Он так долго смотрел на меня, что мне показалось — у меня сейчас закружится голова. Затем лицо принца посветлело, и он сказал, все еще держа меня за руку:
— Я не знал, зачем ноги привели меня сюда именно сейчас. Теперь я знаю. Мне нужно идти и закончить важное дело, — ответил он чуть извиняющимся тоном.
— Последние приготовления..., — произнесла я каким-то не своим голосом.
— Ну, почти, — он направился к выходу, увлекая меня за собой, и затем сказал, когда мы оказались от храма на безопасном расстоянии, — Нариль состоится уже через два дня, и мы увидимся там. Мне нужно поговорить с тобой о твоих успехах в изучении языка, возможно, ты уже могла бы отправиться в Оренор.
— Хорошо, Ваше Высочество, — прошептала я с напускным равнодушием и поклонилась.
Мы попрощались, и он направился на Кенарит, сопровождаемый своими тауронами.
Обычно я была бы счастлива любому поводу увидеть его снова, но теперь, когда тот, кто так волновал мое сердце, связывает свою жизнь с другой, теперь это было похоже на острую боль. Еще один раз я увижу его перед свадьбой, еще глубже кинжал вонзится мне в сердце, до рокового дня остается совсем ничего. А в это время его восхитительная невеста будет готовиться, и примерять свой нежный розово-зеленый наряд, переливающийся, как чешуя дракона, расшитый жемчугом и драгоценными камнями. Я столько слышала и про ее красоту и про это воздушное платье, что казалось еще чуть-чуть и увижу невесту в своем воображении.
Я стояла, глядя на коридор, где скрылся мой возлюбленный, какими-то невидящими глазами и все глубже погружалась в размышления. Сможет ли она дать ему ту любовь, что он заслуживает? Будет ли он счастлив с ней? Если да, то я буду только рада за него и смирюсь со своей ледяной болью.
— Ты зря за ним бегаешь. Когда-нибудь тебя подвесят за ноги в подвалах Оренора за это. Ты для него всего лишь раб, Марта!
Я с изумлением оглянулась, чуть не подпрыгнув от неожиданности, и увидела невесть откуда взявшуюся Диону, не узнавая в ней свою подругу.
Она стояла в одном из полыхающих огнями цветов туннелей и со странным выражением на лице смотрела на меня в упор.
— О чем вы говорили там?, — с какой-то затаенной злостью спросила она.
— Как ты здесь оказалась?
— Я давно уже тут за вами наблюдаю, у меня везде есть глаза и уши, Марта.
'А она ведь тоже в него влюблена', — внезапно подумала я.
— У него скоро свадьба. Я просто поздравила Его Высочество, — не люблю я обманывать. Но и правду этой женщине говорить ни в коем случае нельзя.
— Ты?! Ты о себе слишком много возомнила!...,, — Диона вдруг осеклась и так резко сменила гнев на милость, что я, привыкшая к ее выходкам, была, тем не менее, поражена до глубины души, — Ай, не слушай ты глупую женщину! Я бываю иногда сама не своя. Мы с тобой в последнее время совсем не общаемся, ты прибегаешь на обед и тут же упорхнешь, а мне так нравилось с тобой поболтать!
Мне надоело ходить все время вокруг да около, будто боясь наступить на зыбкую почву, я подошла к ней и сказала ровным и спокойным голосом:
— Ты ведь тоже любишь его.
Это даже не было вопросом, и она внезапно опустила глаза. Когда через мгновение Диона снова подняла их, я даже не узнала ее, настолько изменилось выражение ее лица. Любовь измучила эту женщину за долгие годы, и я ужаснулась от осознания той судьбы, что выпала на ее долю.
— Да, Марта. Я долго скрывала от всех свои чувства. Но у меня не осталось больше сил. Скоро он свяжет свою судьбу с другой навсегда. А мне останется лишь боль.
— И ты ничего не смогла с этим поделать?
— А ты смогла?
Я замолчала и просто обняла ее. Диона, эта сильная женщина, за маской отсутствия надежды прятала то, что держало ее в этом мире долгие годы, пусть на соломинке, но все же крепко. Сейчас она плакала на моем плече, и я подивилась ее силе, что дала слабину, быть может, впервые.
Проводив ее к хеларису, я помогла ей умыться, даже посидела с ней немного, опоздав на тренировку. За что сильно поплатилась — Танарт не терпел опозданий и я приняв упор лежа, как всегда принялась за дело. Я сбилась и перестала соображать, когда количество отжиманий уже давно перевалило за сотню, его ученики за это короткое утро уже вымотались так, что еле шевелили руками, некоторые пластом лежали в опилках, прямо, как я поначалу. Тренер чуть ли не пинками поднимал их на ноги, день соревнований уже был послезавтра.
