Айтер, уже смирившийся с тем, что Ибар беспощадно громит его план экспедиции, и порядочно от этого уставший, только покачал головой:
— Нет у нас ещё недели. Сам же слышал — скоро война. В Дом Адмет уже так просто не пробраться. Или ты хочешь, чтобы мы прорывались через линию фронта?
— Не вижу причин торопиться, — пожал плечами Ибар. — Всё равно все дороги перекрыли. А фронт — понятие устаревшее. Не будет никаких фронтов, чтоб во всю границу, сплошняком. Только отдельные очаги боёв на основных транспортных узлах. Мы в любом случае сумеем просочиться.
— Только если они не запустят ракеты, — мрачно сказал Табас, вызвав у напарника усмешку.
— Этого не будет, — помотал головой Ибар. — Мир был на грани ядерной войны уже много раз, но всегда проносило. Не только у вас есть ракеты — кое-что найдётся у Адмет, что-то у их союзников, на которых тоже напирают дикари и пустыня. В итоге южане не запустят, потому что не захотят превращать в пустыню свои перспективные территории, а северяне — потому что побоятся ответного удара, который их сотрёт в порошок. Вот и весь расклад.
— Сколько у нас времени? — спросил Айтер, возвращая разговор в конструктивное русло.
— Я не служу в генштабе Адмет, — ухмыльнулся Ибар. — Приблизительно неделя до начала войны у нас точно есть. Пять дней я ещё погоняю людей, два на отдых и восстановление. Кстати, Айтер, делаешь успехи.
— Спасибо, — стараясь не показывать, что ему приятна похвала, ответил наниматель.
После ещё пяти дней, проведённых в бесконечной беготне по оврагу, численность отряда сократилась до пяти человек
— Лучше, чем было, — сдержанно прокомментировал Ибар уровень прошедших испытания бойцов. Это не внушало оптимизма, однако Айтер, уверенный в том, что внешне покорный проводник ведёт свою игру, был непреклонен: экспедиция состоится в любом случае.
Вечером последнего дня тренировок Ибар выпросил у Айтера машину и под конвоем охранников базы, опасавшихся, что наёмник убежит, съездил в город. Вернулся он оттуда очень быстро и вёз рядом с собой на сиденье большой бумажный пакет.
Вечер выдался прохладным. Воздух был свежим, чистым и сырым, без привычной пыли и песчинок из далёкой пустыни. Небо на западе горело яркими огнями и переливалось, постепенно переходя от ярко-рыжего шара солнца к тёмно-синим с голубыми прожилками перистым облакам.
Всё вокруг приобрело удивительный оттенок: где-то красноватый, где-то синий, будто мир был фотографией, которую ретушёр пропустил через несколько цветовых фильтров.
Солдаты сидели в "кают-компании" — так они называли большую комнату c длинным разваливавшимся диваном, несколькими деревянными лавками, что были отполированы чужими задницами, пустой книжной полкой и старым цветным телевизором. Табас сидел там же, уставившись в телик, который даже не слышал из-за усталости.
— ...армия сильна как никогда и как никогда раньше готова дать отпор агрессорам, что продолжают стягивать войска к нашим границам! Его Превосходительство в своём еженедельном обращении к народу заявил, что дружины, наши добровольные защитники законности и порядка, готовы в полном составе...
Снова бесконечные колонны танков с эмблемами Дома Армстронг. Его Превосходительство, тщательно загримированный под нормального человека. Потом опять колонны, улыбающиеся солдаты — крепкие и здоровые ребята, наверное, парашютисты, эшелоны, груженные техникой, снова Его Превосходительство, дружинники с красными повязками... Картинка гипнотизировала. Все эти кадры Табас уже неоднократно видел раньше: выпуски новостей каждый раз лишь перетасовывали давно отснятые кадры. После тяжелой недели очень хотелось спать, и Табас планировал завтра завалиться в койку до обеда и отзываться только в случае, если его призовёт сам Капитан.
Скрипнула дверь, на Ибаре, сделавшем шаг внутрь, тут же скрестились взгляды. Пакет, звякнув, опустился на пол.
— Вам нужно расслабиться. Пейте! Это приказ. Оставлять, а тем более брать с собой в экспедицию запрещаю! И без дебошей, а то ноги повыдёргиваю, — если кто-нибудь другой произнес бы последнюю фразу, то Табас решил бы, что он выражался фигурально. — Всё ясно?
— Так точно! — автоматически гаркнули пять глоток.
Ибар исчез. Бойцы сидели без движения. Самым любопытным оказался Нем — лысый здоровяк с белозубой улыбкой и пронзительно-голубыми глазами убийцы. Он сразу же подошёл к пакету и, открыв его, удивлённо присвистнул:
— Ай да горелый.
— Осторожнее, — буркнул Табас. — Услышит — останешься без рук.
— Глядите! — Нем пропустил реплику наёмника мимо ушей и достал из пакета две бутылки. — Мы ж тут в дрова упьёмся.
— Приказ есть приказ, — хохотнул Прут, смуглый амбал со свёрнутым набок носом. — Тащи сюда!
Люди оживились, из лавки тут же соорудили стол, расставили бутылки и разложили нехитрую закуску, родили стаканы и быстро разлили.
— Охренеть. Я не ожидал. Честно, — сказал Нем.
— Сам в шоке, — пожал плечами Табас.
— А ты давно с ним знаком вообще?
— Да не особо.
— Ну! — провозгласил Нем. — За успешное прохождение испытаний. Мы всё-таки пойдём в пустыню.
— Только неизвестно, хорошо это или плохо, — мрачно посмеялся Прут.
Алкоголь полился рекой. Разговоры, пьяные голоса, расплывающиеся лица. Обжигающая коричневая жидкость легко проскальзывала в горло, вызывая приятную истому. Табас расслабился, растёкся по дивану, как желе, и сидел, уставившись в одну точку, отдыхая от двух недель жары, песка и зверских тренировок, которые, даже несмотря на подготовку, дались тяжело.
Люди вокруг болтали, причём темы для разговоров были вроде как общими, но никто никого не слушал, предпочитая говорить самостоятельно.
— Ай! — стакан треснул в руке у Прута, который рассказывал, кто и как именно сломал ему нос. Из смуглой ладони на грязный пол полилась кровь. — Вот падла лысая!.. Санита-ар! — гаркнул он, изображая интонации Ибара после того, как тот ломал руку очередному проштрафившемуся бойцу.
— Сейчас! Сейчас! — тот самый пацан с лицом хорька, запомнившийся Табасу ещё по первому дню тренировок, отставил недопитый стакан и пулей слетал в свою комнату за сумкой с медикаментами, пока остальные пытались остановить кровь с помощью салфеток и старого покрывала с дивана.
— А он точно сделает всё правильно?
— Конечно, — кивнул Нем. — У него же медицинское образование. Правда, незаконченное и ветеринарное... Так, заткнись! — он убил в зародыше желание Прута выругаться и выдернуть руку. — Всё равно у тебя нет другого выбора! Да и я что-то не слышал, чтобы кто-то из ребят жаловался.
— Уберите вы эту хрень! — санитар, которого звали Мокки, вернулся и отодвинул в сторону ладонь с покрывалом. — Он так заражение крови получит. Или забеременеет, хе-хе. Дай сюда! — несмотря на то, что в плане выпивки Мокки был слабее всех и улетел ещё после первого стакана, рану Прута он сумел прижечь и перевязать очень быстро и профессионально.
— Молоток! — Прут притянул к себе спасителя, обхватив его за шею. — Голова! Руки! А? Умеет же!
— Умеет! — кивнул Нем. — Ещё как умеет. И руки у него золотые!
— Ага, — кивнул здоровяк, из объятий которого Мокки всё ещё не мог выбраться — лишь трепыхался, как пойманная курица. — Вот честно? А? Давай начистоту! Я вообще не знаю, как ты всё выдержал. Вот правда. Мы ж тут, как ни крути, что-то типа самых крутых парней. И ты, значит, самый крутой, хотя я думал, что ты одним из первых на больничный уйдёшь.
— Крутые? — усмехнулся Нем. — Я слышал, что Ибар говорил про пятерых самых злобных уродов.
Прут загоготал, выпустив всё-таки Мокки, который был красен, растрёпан и похож на подростка, пришедшего домой с ночной гулянки.
— А мне даже нравится! — Прут ударил здоровой ладонью по лавке-столу, заставив всё, что на ней стояло, подпрыгнуть. — Злобный? Ну да, — гордо подтвердил он. — Урод? Тоже есть немного!
— Ага, в актеры тебя точно не возьмут...
— А что это не так с моим носом? — набычился Прут.
— Всё отлично! — быстро нашёлся Нем. — Самый лучший в мире нос.
— Ты это мне тут... — начал было говорить здоровяк, но быстро запутался в словах и полез через лавку — бить лицо Нему.
— Спокойно-спокойно! — зазвенело стекло, что-то с грохотом упало на пол, несколько рук появились, будто из ниоткуда, как щупальца гигантского кальмара из-под воды, хватали за одежду, суетились. Прута всё-таки удержали. Табас смотрел на происходящее отстранённо, чувствуя, что его мозги выключаются.
— Не, ну а чё он? — бубнил здоровяк, пока Нем не протянул ему стакан и не сказал, сверкнув в полутьме белыми крупными зубами:
— Мир!
— Мир! — снова зазвенело, стаканы синхронно опрокинулись, послышалось шмыганье носами и кряхтенье. Табас с удивлением понял, что уже стемнело и люди ориентируются исключительно на звук и память.
— Хутта! Руба! А вы чего молчите? — громогласно спросил Прут, развеселившийся и настойчиво желавший сделать весёлыми всех остальных. — Ну-ка там не сачковать!
Хутта — худощавый, огненно рыжий, с плохой кожей, вечно покрытой прыщами, — пожал плечами, а сидевший рядом Руба, похожий на рыбу из-за своих жидких светлых волос и выцветших почти до белизны серых глаз, улыбнулся одними губами и сказал занудно-тягучим голосом:
— Я не молчу. Хочешь, анекдот расскажу?
Было хорошо заметно, что он предложил это исключительно для того, чтобы Прут от него отстал. Руба был плохим актером. "Либо он просто не может менять выражение лица", — подумал Табас. Боец смотрел прямо на него, не отводя взгляда, и это казалось странным, хотелось отвернуться.
Анекдот был не смешным и бородатым, но много ли надо пьяной компании? Все рассмеялись, потом что-то ляпнул Хутта, потом снова рассказывали анекдоты, кто-то вспомнил случай из армейских времен, связанный с проворовавшимся интендантом, которого полковник лично выгнал с территории части лопатой, которой вычищали уличный сортир.
Снова горло обжёг алкоголь, и в этот раз Табас на удивление почувствовал себя лучше. Он заговорил с людьми, о чём-то поспорил с рыжим Хуттой, назвал Рубу Рыбой и рассказал один из случаев, как ему казалось, очень смешной, но вызвавший отчего-то у присутствующих тошноту.
Видимо, не всем дано было понять черный юмор. По мнению пьяного Табаса, труп, заброшенный взрывом на электрический столб, с кишкой, свисающей почти до самой земли, был зрелищем очень смешным, прямо до коликов и истерики.
— Ну, заземлился же! — смеясь и толкая сидевшего рядом Мокки, вскрикивал Табас. — Заземлился! Понимаете?..
Он повторил бы это ещё несколько раз, но, к счастью, кто-то (кажется, это был Руба) вложил ему в руку стакан с пойлом. Последние на сегодня глотки, снова разговоры, постепенно затихающие звуки, звон стекла, бульканье, смех.
— Больной какой-то... — лицо Нема, перекошенное от отвращения раздваивалось и расплывалось.
Табас не заметил, как провалился в сон.
15.
Строй из семи человек, включавших в себя Айтера и Табаса, стоял перед хмурым Ибаром. В последний раз перед выходом он проверял снаряжение и вещи подчиненных, которые лежали на развернутом брезенте рядом с бойцами. Раннее утро, солнце ещё не поднялось из-за горизонта. Ярко освещённые перистые облака, синие сумерки на земле. Приятная прохлада, запах тумана и травы. Кто-то из рабочих вдалеке громко материт напарника, который перегнал вагон не на тот путь и ему "теперь всё переделывать!"
Табас пытается унять дрожь — мелкую, предательскую, появившуюся не столько от холода, сколько от волнения, не дававшего спать уже две ночи подряд. Сны про песок , стрельбу, кровь и дикарей... Но волнение, на удивление самого Табаса, оказалось не предчувствием чего-то плохого: юноша трепетал от того, что вскоре вернётся туда, откуда пришёл. И это было приятное ощущение.
Впрочем, бойцы, которым предстояло стать его подчинёнными в случае гибели Ибара, энтузиазма не разделяли. Им было страшно, в глазах читалось: "Куда меня вообще занесло? Зачем я на всё это подписался?"
Каждый из них, даже вечно бодрый белозубый Нем, терзался сомнениями и желанием сказать "до свидания", вскочить на подножку ближайшего электровоза и добраться до Армстронга, радуясь, что удалось отвертеться от опасного предприятия.
— Хутта! Форму Дома Адмет к осмотру!
Рыжий сухой Хутта, неловко качнувшись вперёд, опустился на колени и развернул пыльный свёрток, оказавшийся камуфляжем.
Большие брюки с несмываемыми бурыми пятнами на коленях, маленькая куртка, которую можно было застегнуть лишь выдохнув, футболка песчаного цвета, уже в некоторых местах дырявая — мелкие такие дырочки, как будто иголкой кололи.
— Документы! — затёртая книжечка с красно-бурой обложкой и желтыми от пота страницами появляется из кармана и переходит в руки Ибара.
— Отлично. Вот теперь я верю, что ты гвардеец. Дикарские вещи?
Новая когда-то одежда тоже стала заношенной и грязной, что, несомненно, только добавило убедительности.
Ибар прошелся по каждой вещи из списка: комплекты формы и броня, оружие, боезапас, рации с ручными зарядными устройствами, минимум воды и таблетки-дезинфектанты, фонари, индивидуальные рационы питания — маленькие мешочки с орехово-медовой смесью, спальные принадлежности, кое-какие инструменты и многое-многое другое.
Куча мелочей, забыть которые было нельзя ни в коем случае: на вражеской территории, конечно, можно будет чем-нибудь поживиться, но надеяться на это не стоило. Рюкзаки получились тяжелыми, но половину всего этого веса составляло снаряжение Адмет, которое планировали использовать лишь на первых порах, а потом бросить. Да и во время пути запасы будут истощаться с ужасающей скоростью, так что люди ещё искренне пожелают появления в их рюкзаках чего-нибудь тяжёлого.
Табас как-то спросил про обратную дорогу, на что Айтер заверил его, что обо всём подумал. Однако наниматель не вдавался в подробности и оставил Табаса наедине с размышлениями по поводу того, что он там, в песках, ищет.
— Так. Я не понял, — Ибар остановился напротив Нема. — Выворачивай-ка карман. Что это?
Белозубый здоровяк лишь улыбнулся пошире.
— Прицел.
— Тебе руку сломать? — устало спросил наёмник, отчего у его собеседника кровь застыла жилах. Улыбка стала вымученной, словно мышцы лица свело судорогой. — Я какие прицелы разрешил брать?
— О... кхм, оптику, — Нем внезапно охрип.
— А это что?
— Это... — до здоровяка дошло, во что он влип. — Коллиматор.
— И на кой тебе сдалась эта железка?
— Ну... — замялся Нем, не зная, что ответить. Повисла неловкая пауза.
— Слушай, ты же взрослый уже, — Ибар был спокоен, однако это ничего не значило: сломать руку он мог и без всякой злобы, как бы между делом. — Прицелы оговаривались отдельно, большинство от них отказалось вообще. Оговаривались же?
— О... Оговаривались, — Нем заикался от испуга. Табас видел, как остальные члены отряда отворачивались в сторону и прятали глаза, лишь бы не видеть того, что сейчас произойдет. За две недели под началом Ибара они успели уяснить, что подобные выкрутасы ничем хорошим не заканчивались.
