История С Продолжением

— Ключ! Иначе вы не получите ни хрена вашей информации!.. Не думал, что придется работать с фашистами! Это же надо — мучить и так едва живого человека!.. Додумались!..

— Вы ответите...

— Обязательно! — взорвался Лукич. — Всенепременно! Отвечу — увольнением прямиком в шахту номер два на предприятии номер один! Но не раньше, чем заберу ключ!..

Павел Васильевич пожал плечами, вынул из кармана связку и швырнул ее на стол. Лукич подхватил.

— Пошли, — приказал он остальным участникам событий, ожидавшим его в коридоре. — Рохли вы все, смотреть противно...

— Алеша, по-моему торопиться уже не стоит, — несмело начал Егор. — Поздно уже торопиться...

— Я с тобой потом побеседую отдельно, — пообещал Лукич. — О твоем склерозе — в частности.

— Не понял...

— Ты на старости лет забыл, как выглядит телефон? — ласково спросил Лукич.

— Прости...

— Ладно, все потом. Открывай скорее.

— Ой, господи!.. — баба Зоя уже просунула свой любопытный нос в палату. — Холодина-то какая...

— Окно закрыть, — приказал Егор Анатольевич. — Умер?

— Живой, — ответил Лукич. — Помогите, что встали, как бараны?

— Почему он так?..

Пятый лежал на самом краю койки, одеяло валялось на полу, подушка тоже. Простыня под поврежденной рукой намокла от крови, ее под кроватью натекла небольшая лужица.

— Скорее всего пытался встать, но сил не хватило, — Лукич просунул Пятому руку под спину и положил на койку. Рука его мгновенно оказалась измазана кровью. — Шов разошелся, черт...

— В операционную? — предложил Егор Анатольевич.

— Не надо, тут зашьем. Так, работаем. Окно долго было открыто?

— С вечера, наверное, — ответил один из медбратьев. — Грелки принести?

— Естественно. И грелки, и термометр. Егор, ты чего стоишь? Иди сюда, посмотри...

— Леша, я... мне очень стыдно, правда, и...

— Егорушка, заткнись и помогай! — едко сказал Лукич. — Оправдания оставь на потом, ладно? Его надо вытаскивать, тахикардия страшная, это шок, понимаешь? Новый шок, с которым надо как-то справляться. Поэтому бери ноги в руки и двигай за лекарствами.

Пятый вдруг вздрогнул, с хрипом вздохнул, тело его свело конвульсией. Лукич сориентировался мгновенно — вовремя повернул ему голову на бок и придержал за плечи.

— Ой, кончается, — прошептала баба Зоя, с интересом подходя поближе. — Ой, Господи...

— Баб Зой, уйди, не вводи в грех, — попросил один из медбратьев. Лукич с благодарностью посмотрел на него. — Никто тут не кончается.

— Я пол хотела подтереть, — тут же нашлась баба Зоя. — Под кроватью.

— Потом, — железным голосом произнес Лукич. — Тут не кино, чтобы стоять и пялить глаза.

Обиженная баба Зоя вышла. Лукич бегло осмотрел Пятого, потом взял с пола одеяло, скатал его в валик и сунул Пятому под ноги. Сел рядом, посчитал пульс... Вскоре в палату влетел Егор Анатольевич и дежурный врач.

— Ну что тут? — спросил Егор Анатольевич. — Шок все-таки? Не ошибся ты?..

— Травматический, сволочь, как минимум вторая степень, — Лукич вздохнул. — Что принесли?

— Морфий, адреналин, камфару, сейчас кислород притащат.

— Ребят, поменяйте белье, и принесите клеенку, — попросил Лукич. — Вы зашьете сами? — спросил он у молодого дежурного врача.

— Да, конечно, — ответил тот уверенно. — Вам надо отойти?

— Надо, — согласился Лукич. — Я быстро вернусь. Пока шейте... кстати, температура сколько?

— Тридцать четыре, — сказал кто-то.

— Уже хорошо. В общем, работайте, я сейчас.

В ординаторскую Лукич шел медленно, он старался как-то справиться с гневом, от которого у него темнело в глазах и начинали трястись руки. Перед дверью он глубоко вздохнул, лишь потом взялся за ручку.

— Ну что расскажете, уважаемый Алексей Лукич? — вежливо спросил Павел Васильевич. — Я оказался прав?

— Нет, — ответил Лукич спокойно. — Прав оказался я. Вы его едва не убили.

— Но не убил же, — успокаивающе улыбнулся Павел Васильевич.

— Вы отдаете себе отчет в том, что оставили тяжело больного человека без всякой помощи на огромный для него срок — почти десять часов? Вы понимаете, что это могло закончиться трагически?

— Понимаю. Только вот человека ли я оставил в палате, а? Вы же врач, сами все понимаете, — развел руками Павел Васильевич.

— Совершенно не важно, человека или нет, — отмахнулся Лукич. — Я бы даже крысу так не оставил. Я бы попросил вас... — слова давались ему с трудом, но он продолжил. — Вы можете уволить меня, если вам угодно, но больше не надо проводить подобных экспериментов. Ни на ком — ни на людях, ни на... нелюдях. Или проводите, но не при мне.

— Зачем увольнять одного из лучших сотрудников? — удивился Павел Васильевич. — Я понимаю степень вашего раздражения, ваша работа едва не пошла насмарку, но и вы должны понять меня. Я тоже сдаю отчеты.

— При чем тут отчеты! — Лукич едва сдерживал раздражение. — Эти десять часов он страдал так, что вам и в страшном сне не приснится!

— Надеюсь, после этого он станет более сговорчивым, — спокойно сказал Павел Васильевич.

В ординаторскую постучали.

— Войдите, — позволил Павел Васильевич. Вошел один из санитаров.

— Алексей Лукич, можно вас... там зовут, — парень явно робел в присутствии начальства.

— Всего хорошего, — попрощался Павел Васильевич. — Мне пора уезжать, я и так задержался непозволительно долго.

Лукич не ответил. Он молча вышел и пошел по коридору вслед за своим провожатым.

— Что такое? — спросил Лукич, когда они подошли к палате.

— А он очнулся, стал вас звать, — пояснил санитар.

В палате все еще толпилась масса народу.

— Я пришел, — сообщил присутствующим Алексей Лукич. — Чего случилось?

— Леш, поговори с ним, — попросил Егор Анатольевич. — А то мы кислород просто так переводим — вместо того, чтобы тихо лежать, он...

— Товарищи, вы погуляйте в коридоре пять минут, ладно? Я позову, — попросил Лукич. — Я тут, Пятый, — сказал он, присаживаясь рядом с койкой, когда все вышли.

— Боже мой... — Пятый говорил сипло, с трудом подбирая слова. — Алексей Лукич... я не смогу...

— Все ты сможешь, — заверил его Лукич. — Прости меня, дурака старого, уехал я не вовремя, бросил тебя...

— Если я... скажите Лину... что я прошу его...

— Ты не умрешь, ты сильный и справишься. Сейчас надо спать, понимаешь? Не думать о всяких гадостях, а спать. Да, ночь была плохая, но теперь-то что? Неужели ты этому козлу доставишь такое удовольствие, а? — строго сказал Лукич. — Если я могу чем-то помочь — скажи.

— Я не смогу... — снова повторил Пятый. — Поговорите с Лином... прошу вас... помогите мне встать...

— А это тебе зачем? — изумился Лукич.

— Я... мокрый...

— Так, шутки в сторону. Встать ты сейчас все равно не сможешь по той простой причине, что у тебя не хватит сил.

— Мне вытереться надо... я мокрый весь... голова, руки... не помню, как это вышло... я пролил что-то?.. — Пятый говорил сбивчиво, быстро, еле слышно.

— Ты не мокрый, это реакция на камфару, — догадался Лукич. — Потерпи, это ощущение скоро само пройдет. Отдыхай. Давай подышим, хорошо?

Пятый не ответил. Лукич выглянул в коридор, поманил пальцем Егора Анатольевича.

— Ну как? — спросил тот, подходя.

— Сколько камфары сделали? — спросил Лукич.

— Пять миллилитров, — ответил Егор Анатольевич. — Много?

— Ничего, нормально. Оставь с ним человека, пусть с кислородом посидит. Похоже, дешево мы отделались.

— Дай-то Бог.

— И не говори, — Лукич подошел к окну, облокотился о подоконник. — А погода хороша!.. Сейчас бы на природу...

— Да, — согласился Егор Анатольевич. — В сосновый лес, к примеру. Или просто на дачу съездить... хоть воздухом подышать.

— Ну, на воздух мне жаловаться грех, — подумав сказал Лукич. — Чего-чего — а воздуха там у нас достаточно. Только природа подкачала.

— Сосен нет? — поинтересовался Егор Анатольевич.

— Одни осины. Мне с устатку вечерами на каждой Иуда мерещится, — ухмыльнулся Лукич.

— Брось, Леша!.. Слушать тебя — тошно делается. Все, проехали.

* * *

До вечера он кое-как перекантовался. Немного удалось поспать днем, он прикорнул всего на пару часов, но этого было мало. Пятый пытался понять — что же с ним такое происходит? И не находил ответа. Несколько раз за день у него опять опускалось давление, почему-то стала гулять температура — она то поднималась почти до сорока, то падала до тридцати четырех, а то и еще ниже. После ночных происшествий врачи заходили в палату часто, их присутствие успокаивало Пятого, но ближе к вечеру он поймал себя на том, что боится наступления темноты. Словно с ней придет то, что происходило в ночь предыдущую. Впрочем, прошлая ночь виделась смутно — да, он мог вспомнить, что ему было холодно и очень больно, но вот когда он, к примеру, попытался подняться с кровати — забыл.

Под вечер ему сделали еще одну дозу обезболивающего, благодаря которой он смог, наконец, нормально поворачивать голову. Он впервые за это время попытался осмотреться и понять, где же он, в конце-то концов, находится?..

Палата была узкой, длинной, окно ее было забрано толстой железной решеткой, обильно покрашенной суриком; подле окна стояла белая обшарпанная тумбочка, на которой ничего не было. Неровные стены, выкрашенные бежевой масляной краской, местами облупились — краска лежала в несколько слоев, — и под ней проглядывал бетон. Под высоким потолком светился круглый казенный плафон, лампа была довольно мощной, поэтому свет в палате был безжалостным и резким, сумерки за окном отступали от него, они словно находились в каком-то другом измерении.

В семь вечера принесли ужин, но Пятый от еды отказался — во-первых, сильно болела шея, во-вторых, он с трудом мог глотать, в-третьих, на ужин полагалась рыбная котлета, которую Пятый не стал бы есть даже под страхом казни или похода в "девятую", и в-четвертых, он понял, что есть не хочет. Кое-как выпив полстакана чая, он попросил, если это, конечно, возможно, выключить в палате свет.

— Поспать решил? — санитар, исполнявший обязанности разносчика, плюхнулся на стул рядом с его койкой. — Это правильно. Я бы тоже поспал, да только нельзя на работе. Свет в девять выключат, так что потерпи.

— Почему... нельзя сейчас?.. — спросил Пятый. Впрочем, он и сам догадывался — почему, но ему казалось, что тут они могут пойти на крошечную уступку.

— Порядок, не положено, — пожал плечами санитар. — Ты так поспи.

— Глаза болят, — признался Пятый.

— А ты их закрой, — посоветовал находчивый санитар. — И все дела.

— Ладно, — Пятый понял, что просить бесполезно. — Попробую.

В восемь заглянул Лукич. Он тоже уселся на стул рядом с койкой и с места в карьер начал:

— Сдохнуть решил, да?!

— Нет... — Пятый от такого напора даже немного растерялся. — Почему вы так подумали?

— Потому, что ужинать надо.

— Там была рыба... вы же знаете...

— Но хоть картошку можно было съесть?

— Глотать больно. И есть не хочется...

— Ладно, — сжалился Лукич. — Но утром надо поесть обязательно. Я попрошу, чтобы тебе притащили что-нибудь без мяса, и чтобы жевать было не нужно. Кашу какую-нибудь. Пойдет?

— Да, конечно. Спасибо большое... — про то, что говорить было еще больнее, чем глотать, Пятый промолчал, но Лукич, видимо, догадался об этом сам.

— Через час отбой, — Лукич встал, потянулся, зевнул. — Я домой этой ночью не поеду, посплю тут, но... Пятый, у меня есть к тебе большая просьба. Давай больше без фокусов, хорошо?

— О чем вы? — не понял Пятый.

— О тележках и иже с ними. Аккуратней надо быть. Мы же говорили с вами про это — и с тобой, и с рыжим. И как ты так сумел...

— Простите, больше я... неаккуратности... не допущу, — ответил Пятый. — Но не все... зависит от меня.

— Я не знаю, — Лукич вздохнул, покачал головой... — То есть знаю. Ты не прав. Все зависит только от тебя. Ты сейчас сказал глупость... или умность... но я не в праве давать тебе советы, Пятый. Решай сам.

— Я все давно решил... — Пятый чувствовал, что еще минута — и сознание запросто может отключиться. — Не надо... сейчас...

— Ну и хорошо, — успокаивающе сказал Лукич. — Все хорошо. Я просто подумал... если бы ты пошел с ним на контакт...

— Я знаю, — Пятый даже попытался кивнуть. — Только так делать нельзя, верно?.. Это и есть — "зависит"? Я прав?.. — его снова повело. — То есть...

— Все хорошо, — повторил Лукич. — Ты прав, и все хорошо. Лучше не бывает.

— Куда уж лучше... — Пятый закрыл глаза, секунду помолчал, собираясь с силами. — Скажите, а когда мне... можно будет вернуться?

— В "тим"? — удивленно спросил Лукич.

— Да. Долго мне еще тут?

— Не знаю, — Лукич задумался. — Месяц, полтора... а что?

— Я волнуюсь...

— Опять за старое? — нахмурился Лукич. — Как в прошлый раз, что ли?

Пятый промолчал. Лукич хлопнул себя ладонью по коленке, раздраженно засопел.

— Ты в уме? — с гневом в голосе проговорил врач. — Совсем спятил?

— Нет. Просто мне нравится, когда все более ли менее ясно...

— Тогда я тебе скажу, что до сих пор не ясно — помрешь ты или нет, — отрезал Лукич. — Доволен?

— Спасибо, — неожиданно у Пятого на душе стало легко-легко. — Это правда?

— Кривда! — Лукич встал, одернул халат. — Кому ты нужен, идиот, кроме рыжего... да еще меня, но только потому, что работа у меня такая собачья. В общем, не полощи мне мозги.

— Не буду, — пообещал Пятый. Сознание снова стало уплывать, он засыпал.

Лукич посмотрел на него, чуть склонив голову набок, затем сплюнул на пол и вышел. Через пару минут в палате погас свет.

* * *

Ночь оказалась бесконечной. Сначала Пятый действительно смог немного поспать, но потом вернулась боль, а вместе с нею — сознание. Впрочем, боль оказалась терпимой, совсем не такой сильной, как прошлой ночью, поэтому Пятый решил, что можно провести один эксперимент.

Секунду подумав, он кликнул детектор и дал приказ вывести внутренний терминал по состоянию. Темно-синие цифры на сером фоне большого удивления у него не вызвали — он примерно так все себе и представлял. Да, сломана ключица, четыре ребра, рука, да, все срастается несколько медленнее, чем должно, но срастается же, в конце концов. Удивление посетило его только тогда, когда он случайно вышел в главный раздел. В самом верху списка обнаружились какие-то новые строчки, причем находились они в тени. Над строчками висел стандартный индекс поздравления — точно такой же индекс Пятый получил, закончив в свое время очередной этап образования... но сейчас-то он ничему не учился! Он дал команду на расшифровку первой строки и обомлел. Такого просто не могло быть! Он задумался, вытащил на свет еще четыре строки. Подтверждение статуса, все точно. Но какое подтверждение...

Он открыл все строчки, внимательно просмотрел все до конца, заморозил картинку, потом стал отсматривать состояние детектора. Состояние было так себе. Из возможностей остался разве что внутренний терминал, связь по "немому" каналу, и возможности входа-выхода. Все. Совсем негусто. Причем связь, по его подсчетам, сжирала столько энергии, что... что хватит его сил часа на четыре "разговора", не больше. Это при хорошем раскладе. При плохом — на два. Впрочем, полученная информация настолько ошарашила Пятого, что он решил рискнуть.