Так за оценкой собственных возможностей и копании в своих бесконечных проблемах, добрался я до того самого места, где два брата продали сыр трём странным женщинам, пришедшим к дороге в компании с маленькой девочкой. К этому времени тучи рассеялись, а вновь появившееся солнце уже крутилось возле места своего заката и вода, взятая в дорогу, была полностью выпита, и даже частично вышла из меня наружу, всеми возможными способами. Да и слова, засевшие в моей, перегретой за день, башке про то, что в этом горном селении полностью отсутствуют мужики, большую часть пути не давали покоя. Это нож и копьё железные, пускай и частично, а я полностью сделан из плоти и крови, и поэтому некоторые части моего молодого организма уже очень давно стонут и жалобно просят чего нибудь повеселее, нежели постоянная пахота, и бесконечное разрешение дурацких вопросов. Да чего там ходить кругами. Где то в горах бабы кукуют в одиночестве не один год и что, пропадать им теперь из-за этого? Нет, не такой я человек, чтобы оставлять людей в беде. Вот если знаю, что могу им помочь, хотя бы чем то, обязательно помогу. Ну вот таким я уродился. Да и водой запастись надо, у них то она наверняка имеется и на ночлег, нормальный, пристроиться тоже бы не помешало. В общем причин для того чтобы свернуть в сторону у меня накопилось предостаточно.
Что то около километра петлял на горушке, по начинавшему сереть лесу, пока тропинка внезапно свалившаяся в низ не привела меня в крохотную, чем то похожую на уже виденную мной, долину. Даже не долину, а огромных размеров поляну, ухитрившуюся отвоевать себе кусок плоской земли, рядом с горным источником, тонкой линией струившимся между камней. Было всё на ней, как на ладони, открыто и понятно, если не пытаться читать линии судьбы и прочие премудрости. Три крохотных домика, поставленные по образцу и подобию всех остальных построек этих мест, небольшой, почти пустующий навес, абсолютно пустой загон для животных, длинные грядки с какими то хилыми растениями и курятник без птицы, после посещения города точно знаю, что это он. Сразу бросилось в глаза отсутствие людей во дворах домов, отсутствие мужчин заметил ещё раньше, по косвенным, но довольно характерным приметам. Ну ладно мужики пропали, а остальные то где? Почему гостей не встречают или хотя бы не попытаются выяснить не враг ли зашёл на огонёк еле живого костра.
Прежде, чем подавать голос, набрал воды во все свободные ёмкости, что такое здесь вода я хорошо знаю. Потом напился её вдоволь и только после этого пошёл знакомиться, если найду с кем.
Приблизиться вплотную к домам мне не дали, на пороге одного из них внезапно появилась высокая женщина с палкой в руках, не меньше чем моя и грозно, необычно коротко для этих мест, спросила:
— Чего надо?
Хотел было ответить также, коротко и просто: — "Шоколада", но присмотревшись к владелице дубины, не осмелился этого сделать. Глаза, на её худющем лице, выплеснули на меня такую безысходность и тоску, что мне не по себе стало от её пронзительного взгляда.
— Водички набрать пришёл — миролюбиво сказал я. — Кончилась. Из города иду, домой. Да вы не бойтесь, мы с вами знакомы. Не помните меня? Мы ещё сыр вам недавно продавали.
— Общинский что ли? — опустив своё грозное оружие на землю, спросила женщина.
— Да вроде того. На подработке я у них. Братья в городе всё ещё торгуют, а я домой пошёл. Дела свои сделал и пошёл, а чего я в этом городе не видел? — что то невнятное залепетал я, но потом взял себя в руки и спросил более уверенно: — А у вас тут как, всё в порядке? Что то тихо совсем. Вроде не ночь ещё, а вы уже спите.
— В порядке — тихо сказала женщина, — если не считать того, что полгода впроголодь живём.
На такое заявление я даже не сразу нашёлся чего ответить. Что такое голодать мне хорошо известно, но чем я то могу им помочь? Самое простое в данной ситуации было бы быстренько попрощаться с не очень гостеприимной хозяйкой и выйти обратно на дорогу, но что то меня удержало от этого.
— А ты чего такой? — продолжила разговор местная жительница, с интересом разглядывая меня.
— Какой, такой? — совсем не понимая о чём идёт речь, спросил я.
— Ну, лицо твоё и голова. Волосы то с них куда подевались? Больной что ли?
— А, вы про это — как и положено, продолжая общаться с незнакомой женщиной на вы, сказал я. — С этим всё нормально. Не бойтесь, я не заразный. Только вчера всю растительность, специально сбрил.
— И зачем тебе это? Ты и так не красавец, а без волос на тебя вообще смотреть страшно — откровенна высказалась женщина о том, что я совсем не в её вкусе.
— Ну, по поводу того, красавец или нет, с этим я бы ещё поспорил — обиженно промямлил себе под нос и сразу же стал оправдываться я: — А от волос избавился потому, что ходить долго приходится без воды. Я же сам родом из новых земель, а там не то что помыться негде, а порой даже попить сутками не получается.
— Так ты что же, не местный? А почему тогда сказал, что из общины этих, которые сыром торгуют.
— Я же вам говорил, что на подработке у них. А это значит, что временно там проживаю, пока жильё себе не найду, ну или снова домой не вернусь.
— Ах да, вспомнила. Говорил вроде, что то про это, в самом начале — кивнув головой, сказала женщина. — Ты не обижайся, что я забыла. Питаемся плохо, вот голова нормально и не работает. Так значит ты из новых земель, к нам сюда, пришёл?
— Ну да, оттуда я...
— И как там у вас, лучше, чем здесь или тоже маетесь? — не дав мне договорить спросила незнакомка.
— Смотря с чем сравнивать. Если с общиной Дена, тогда хуже. А если с вашей, то, наверное, всё таки получше будет. У вас здесь совсем уж, как то не очень.
— Твоя правда. У нас не очень. Туговато с едой, да и вообще, не весело.
— Так вы в прошлый раз у братьев вроде сыра много купили? Чего, съели его уже? — не знаю, с чего это вдруг, задал я такой нескромный вопрос.
— Много? — криво усмехнулась женщина. — У нас три десятка голодных ртов, из которых двадцать ребятишки. Чего им докажешь?
После таких, действительно не весёлых слов, я снял свою новую шляпу, вытер ей влажное лицо, провёл по стриженной под ноль и возможно от этого немного притормаживающей голове, и принял совсем не простое для меня решение, впрочем, альтернативы которому не было всё равно. Отправив головной убор на его законное место, скинул с плеч свой полу пустой мешок, поставил его на землю и уже развязывая тугой узел, тихо проговорил:
— У меня есть тут кое что, но очень мало. На всех конечно не хватит, но может хотя бы детей утром накормите.
Быстро высыпав всё своё барахло на землю, отделил от него имевшиеся в моём распоряжении продукты, хлам быстро закинул обратно, а остальное так и оставил лежать на траве.
— Вот всё, что есть. Простите, если бы я знал, что у вас тут так плохо, купил бы больше — не понятно за что оправдываясь, сказал я.
Женщина молча, удивлёнными глазами смотрела то на меня, то на не совсем свежую еду, вызывая своим поведением во мне очень противоречивые и, как мне показалось, совсем незнакомые ранее, чувства.
— Ну ладно, тогда. Пойду я, пожалуй. Воды набрал, познакомился, пора и домой топать — сказал я, не зная, как себя дальше вести в не совсем привычной ситуации.
А дальше произошло, что то совсем не понятное. Шагов через десять, после начала моего поспешного ухода, многофункциональное копье за чего то зацепилось и со всего размаха врезало мне по башке. Да так сильно, что был вынужден остановиться и нецензурно выругаться, благо, что только про себя. Потирая ушибленное место, я вдруг ощутил какой то внутренний дискомфорт, который почти тут же заставил меня скинуть с плеч, ставший совсем лёгким, мешок и развязать его. Нащупать внутри кожаный кошелёк, труда не составило, высыпать на ладонь оттуда деньги, также было совсем просто, оставалось их там не так много, как хотелось бы. Выбрав все мелкие монетки, крупные снова закинул внутрь и зашагал обратно, в ту сторону, где так и продолжала стоять, возле лежащих на земле продуктов, женщина. Не дойдя до неё несколько шагов положил всё, что у меня осталось от вчерашних покупок, на землю, рядом с помятыми помидорами и резко повернул на выход. Когда ноги, включив реактивную скорость, уже втаскивали меня на узкую, горную тропинку, я услышал громкий вопрос, брошенный мне вслед:
— Звать то тебя, как?!
— Молчун! — выкрикнул я своё здешнее прозвище, повернув голову на пол оборота, но так и не замедлив при этом шаг.
Выбравшись на дорогу, прошёл ещё километр или два, пока окончательно не стемнело. Затем забрался в кусты и лёг на траву, стараясь, как можно быстрее заснуть, чтобы забыть эти жуткие глаза, вывернувшие мне душу на изнанку.
— Называется, сходил в магазин за хлебом — сказал тихо в слух, закрыв лицо шапкой и почти сразу же провалился в сон.
Разбудил меня шальной солнечный луч, каким то непостижимым образом пробившийся так рано через густые заросли охранявшие мой крепкий сон. Стрельнув по глазам не яркой вспышкой, он почти сразу же унёсся прочь, сделав вид, что ничего у нас с ним не было. Подыматься не хотелось, примятые ветки старого, ветвистого куста, смирившись со своей участью, приняли форму моего тела и лежать на них было одно удовольствие. Глядя на дорогу и не замечая её подумал о том, как же всё таки странно устроен мир. Ещё несколько дней назад я хотел вырваться из общины и никогда больше не возвращаться к людям, состоящим в ней, а сегодня одно воспоминание о них делает меня счастливее, заставляет сердце биться сильнее и подымает быстрее любого будильника.
Сладковатый вкус родниковой воды, набранной мной поздним вечером, не смог испортить даже так никуда и не девшийся привкус от кожаной ёмкости, в которой она пробыла всю ночь. Осушил фляжку почти полностью, прежде чем окончательно напился и заглушил внезапно возникший голод, не обнаружив при этом ни грамма соли во влаге из горного источника.
— И почему владеющие таким богатством люди, не продают её в городе? — подумал я, прикрепляя кожаное изделие обратно, отчего то вспомнив глаза женщины, так и не назвавшей мне своего имени.
Настроение моментально поменялось: розовое покраснело, а серое почернело, но я вовремя успел отогнать прочь не приятные воспоминания и представил себе, как будет радоваться моему возвращению старый пастух, как счастливо улыбнётся, при встрече, рыжеволосая девушка, почти реально ощутил дружеское похлопывание по спине крепкой руки Дена. Всё это меня так вдохновило, что я почти тут же забыл о беде плохо знакомых людей, подхватил лежащий на земле мешок и бодрым шагом направился в сторону, пускай и чужого, но ставшего мне таким близким, дома.
Показавшаяся за каменным выступом долина, заставила прибавить шаг и вошёл я в неё почти бегом. Но то, что произошло в следующую минуту заставило резко сбавить обороты, собраться и продвигаться вперёд более сдержанно, и осмотрительно. Я физически ощутил на себе недружелюбные взгляды людей в поте лица работающих под жарким солнцем, глаза их с нескрываемой злобой говорили, что мне здесь не рады и самое лучшее для меня будет повернуть обратно и, как можно быстрее уйти туда, откуда пришёл. Не понимая, отчего вдруг так переменилось отношение ко мне людей, казавшихся ещё час назад родными, свернул с выбранного ранее маршрута и зашагал в сторону сыроварни, где обычно, в это время, находится глава общины. Самое простое, в сложившейся ситуации, выяснить у него, чем я так провинился перед трудовым коллективом и почему на меня все смотрят с таким недоверием.
Ден сам вышел ко мне на встречу, скорее всего его уже кто то предупредил о моём возвращении.
— Чего тебе? — строго спросил он меня, когда расстояние между нами сократилось шагов до пяти.
— Ничего. Вот, обратно вернулся — ответил я, не зная, как реагировать на такой холодный приём.
— Эта наша земля и чужакам мы здесь не рады — ещё более ледяным тоном сказал предводитель, возле которого стала выстраиваться плотная стена из людских тел.
Вот значит, как, когда надо было дерьмо вытаскивать из козлятника, так вы мне рады были, а сейчас значит, вон пошёл.
— Ладно, уйду — спокойно ответил я, — но ты мне хотя бы объясни, что тут у вас за время моего отсутствия произошло?
Образовавшееся на секунду всеобщее молчание, нарушил тихий и чувствовалось, что недоверчивый, вопрос:
— Молчун?
Я повернулся в ту сторону откуда он прозвучал и увидев круглые глаза Сильвио, взволновано, не обращая внимания на то, что меня могут не понять, ответил:
— Нет, жираф из соседнего зоопарка. Сам то что, не видишь?
— Влад, это ты что ли? — спросил меня Ден и после этого до меня наконец то дошло, что в этой лысой, чисто выбритой и разодетой в странную одежду, образине, никто не узнал того помощника пастуха, который пару дней назад ушёл с двумя уважаемыми мужчинами в город, продавать сыр и сметану.
— Конечно — сняв панамку и вытерев ей вспотевшее лицо, ответил я, под начавший только зарождаться, всеобщий хохот. — А кто же ещё?
Кто бы разъяснил мне, отчего местным так нравятся гладко выбритые и коротко стриженные мужчины? Вот откуда у них такая любовь к ним?
Следующим утром вышел на новый виток своих поисков моего товарища, так до сих пор и продолжающего, в этом я почти не сомневаюсь, прятаться где то в лесу. В напарники ко мне увязался нудный и абсолютно не нужный, мелкий, моросящий дождь. Его никто не звал, он решил составить мне компанию по личной инициативе. Может быть дней через пять, когда придётся покинуть хорошо изученный ручей, я и не возражал против его присутствия рядом, но сейчас был бы только рад если бы он сидел тихо, у себя дома, за облаками и не высовывал носа на улицу, в такую мерзкую погоду. Провожал нас лишь старый ворчун Сильвио, обрадовавшийся моему возвращению сильнее всех остальных. Вчера он долго сам не мог уснуть и мне не давал возможности полноценно выспаться перед дальним походом. Я сразу же, после завершения незапланированного концерта, поставил в известность его и Дена, что завтра же пойду на поиски своей родни, информации о которой, никто из встреченных в городе знакомых, давно уже не имеет. Кстати, на них же списал и все свои обновки, купленные на средства, выданные ими в долг, под небольшой процент, что было принято окружающими, как что то само собой разумеющееся.
— Если вернулся значит всё, так к нам и прилипнешь, не зависимо от того найдёшь своих или нет. Ты мне сейчас можешь, что угодно говорить, а я всё равно знаю, никуда ты из нашей общины не денешься. Всё парень, наш ты теперь — гнусаво хихикнув, завёл старый, перед сном, свою длиннющую песнь про жизнь.
Он много чего умного говорил до глубокой ночи. Учил меня уму разуму, объяснял почему происходят те или иные события, давал советы, как поступить в том или ином случае и ещё знакомил с разными тонкостями, возникающими во время долгих взаимоотношений между людьми. Слушал его плохо, вчера не до этого было. В голове у меня выстраивался маршрут движения совсем не простого и многодневного пути, там же проверялся и перепроверялся список вещей, и продуктов, сложенных в новый мешок, купленный у Дена вчера же вечером. Старый не вместил в себя всего, что появилось в моём распоряжении за последние дни и его пришлось отправить внутрь более объёмного представителя местных рюкзаков. Ещё думал о том, как буду жить дальше, в том случае, если по каким либо причинам наша встреча со Степаном вновь не состоится. На оставшиеся семь копеек сильно не пошикуешь, а на ферме работать, вечно, мне так до сих пор и не хочется, даже несмотря на радостный приём местных жителей, всех без исключения. Конечно, у меня ещё часы остались и за них, наверняка, можно будет выручить не малые деньги, но расставаться с памятью о доме не хотелось бы, как не крути, а это последняя ниточка, соединяющая меня с ним, если конечно не считать плавок, но они уже дошли до такой кондиции, что с этим аксессуаром придётся распрощаться на много раньше, чем он того заслуживает.
