— Всё вовсе не то, чем кажется! — сдерживая восторг открытия, доверительно прошептал я.
— И? — не понял мой двойник.
— Человек живёт, окутав себя иллюзиями, загородившись удобными, привычными, понятными и безопасными иллюзиями от непостижимой реальности! Магия выглядит чудом просто потому, что в наши иллюзии об окружающей действительности не вписывается! Вот! — я понимал, что выдал шедевр, и понимал, что мне эдакий подвиг уже не повторить, а ещё я понимал, что никто — даже другой я — ничего из этого моего шедеврального высказывания не поймёт.
— И? — не понял мой двойник. — Как это сакральное знание использовать на практике-то?
— Э... м-м... верить в чудеса! — выдал я, поднатужившись. — Мир вокруг полон потенциальных возможностей, но разглядеть их сквозь слои иллюзий не просто. Для этого надо сосредоточиться. Вот, отец желает делать деньги, и сосредоточен на этом. И мир для него полон возможностей делать деньги. Горохов желает сачковать, лениться, и что бы ему за это ничего не было. И мир для Горохова полон возможностей сачкануть!
— Договорились! Верю в чудеса! Дальше чего? Как мне теперь, например, огонь взглядом зажечь?
— Нафига тебе огонь? — не понял я.
— Что бы чудо было! — пояснил он.
— Это не чудо будет, а пожар! — расстроился я. — А что бы безобразные поджоги творить чудеса не нужны. Коробка спичек вполне достаточно.
— Нет, ты не увиливай! — потребовал мой двойник. — Чётко покажи, как мне стать настоящим магом?
— Да так же, как и всё в магии! — ответил я. — Чудом!
Спортсмен разочарованно вздохнул и безнадёжно махнул рукой. А я расстроился, что не сумел объяснить простую истину, ставшую мне вдруг ясной, по ходу попыток её объяснить.
— Нужно вырасти из тесных ползунков простого нормального человека, — с горечью высказал я, — нужно перешагнуть через себя, и стать чем-то большим! Вот.
— Ну да, — покачал головой мой двойник, — я вот прямо так же и подумал. Нужно сильно захотеть, а потом выйти из себя, и сможешь ползать по стенам, как человек-паук!
— А я предупреждал, — вздохнул я, — магия рождается движением духа, а это ни показать, в отличие от движения тела, ни объяснить, в отличие от движения мысли.
Двойняшка досадливо поморщился.
— А где малышка Рози? — спохватился я.
— А! Да она в магазин пошла.
— Куда? Рози?! Давно?
— Да вот примерно за четверть часа до тебя она приехала на такси, забежала на кухню. А там список продуктов на столе лежал — я составил, думал — ты сбегаешь. Я-то как раз с репетитором по физике занимался. У меня, твоей милостью, между прочим, ещё по математике вагон задачек.
— Ну, а Рози?
— А малышка с этим списком заглянула, попросилась в магазин сходить, я и разрешил. Что такого-то? Тут же не Проклятые Пустоши! Она же уже выходила на улицу самостоятельно — и ничего. Не волнуйся, справится!
— Схожу-ка я за ней! — решил я, подумав.
Ну, решил — да и пошёл. В ближайшем магазинчике — минимаркете — Рози не оказалась. Я прошёл квартал, и поискал её в нашем супермаркете. Опять не нашёл и начал уже волноваться. Рози у нас далеко не горожанка! Попадёт ещё в историю! Волнуясь, как бы с ней не разминуться, я выскочил из супермаркета, и поспешил дальше — в гипермаркет!
Ветер с Балтики холодной влажной ладошкой вытирал моё разгорячённое переживаниями лицо. Небо хмурилось, напоминая, что хорошая погода — это подарок, а не норма. Витрины и рекламные плакаты убеждали наплевать на страхи перед будущим, и прожигать жизнь сейчас. Я улыбнулся тому кафе, где мы засиделись с Рози в её первый день в этом мире. Пробежал мимо того двора, где малышка познакомила меня с котом. Проскочил на зелёный свет перекрёсток, ловко отпрыгнув от ярко-красного феррари, заложившего лихой разворот через пешеходный переход. Вот и гипермаркет.
Если малышки Рози тут нет — я больше не знаю, куда идти! Мелких магазинчиков у нас много.
Вхожу в торговый комплекс. Продуктовый — на первом этаже. Вкусные запахи, яркие краски, короткие звоночки кассовых аппаратов, мерный шум человеческого прибоя, волну за волной выкатывающего полные тележки продуктов к кассам. Возле одной из касс — заминка. Маленькая очень грустная девочка едва сдерживает слёзы в отчаянии. Степенно бормочут что-то люди вокруг. Да это же наша Рози!
— Рози! — крикнул я несдержанно громко.
— Алёша! — жалобно крикнула малышка.
Я понял, что случилось, с первого же взгляда на гору продуктов у кассы: малышка из мира Проклятых Пустошей нашла записку с перечнем продуктов, и пошла в самый большой магазин, какой знала в этом мире. Но забыла про такую часть этого мира, как деньги. Кассирша уже отбила покупки, и теперь не могла ни отпустить покупательницу, у которой не оказалось денег, ни отменить покупки, что требует от кассира вызвать менеджера. А менеджер как обычно где-то занят. Ох! А вон уже и менеджер спешит с другого конца огромного торгового зала.
Я ободряюще улыбнулся малышке Рози, потрепал её рукой по голове, другой рукой протягивая кассирше пластиковую банковскую карту. Кассирша благодарно улыбнулась — ей было жалко маленькую девочку оставить без покупок.
Дальше всё просто: я нагрузился пакетами, и мы с Рози отправились домой. Конечно, нам пришлось переходить тот очень неудобный перекрёсток. Там, знаете ли, кроме двух нагруженных транспортом улиц, ещё и въезд на парковку крупного гипермаркета, устроенный так, что водителю, если он со стороны центра едет, приходится через пешеходный переход разворачиваться, что бы на парковку к супермаркету въехать. Ну и некоторые водители ждали, как положено, пока пешеходы перейдут, а некоторые предпочитали брать наглостью, рассчитывая, что пешеход — не трамвай — отпрыгнуть может. Оно так, и местные-то уже привычные, вот только Рози — не из нашего мира, и не имеет полезного навыка выпрыгивать из-под наглых машин на пешеходном переходе.
Переходили мы по пешеходному переходу на зелёный сигнал светофора — как положено. Вдруг — визг тормозов, и машина едва не задевает Рози! Я роняю пакет, хватаю малышку за шиворот, отдёргивая от машины. Машина резко тормозит, из распахнувшейся дверцы высовывается бледный перепуганный водитель...
Всё могло бы обойтись. Никто же не пострадал. И я вполне понимаю водителей — им тут повернуть очень сложно, другие водители дорогу не уступают, пешеходы обычно куда терпимее. Ну, извинился бы водитель, я уверил бы его, что всё в порядке, и разошлись бы каждый своей дорогой, отделавшись лёгким испугом. Но нет.
— Уши надеру, мелкая мразь! — рявкнул сгоряча сердитый водитель.
И ведь я успел подумать, что надо запретить сейчас моему оружию ко мне призываться. И даже приказ мысленный себе сформулировал уверенно: 'Запрещаю! Обойдусь без оружия!'. Малышка испуганным мышонком метнулась за мою спину, и выкрикнула оттуда с обидой:
— Выкуси!
Меня передёрнуло, рука сама рефлекторно вскинулась защитить малышку от сердитого и не справедливого агрессора, и лишь в последний момент я, успев ужаснуться, сумел перенаправить удар. Сверкнуло и треснуло, воздух лопнул, словно тонкий фарфор под молотом. Электрический разряд мгновенно раскалил металл. Машина разом заглохла, блестящая модная краска вспучилась волдырями ожога, из-под капота потянулась струйка дыма, под капотом растекалась лужица.
Среди пешеходов взвизгнула женщина, удивлённо выругался мужчина, остальные застыли потрясённо.
— Простите, — сказал я водителю, застывшему с открытым ртом, — но Вы, видимо, не представляете, каково приходится пешеходам, вынужденным выпрыгивать из-под Ваших колёс! А ведь мы — тоже люди! И вот: ближайшее время Вам придётся на собственной шкуре испытать, каково быть пешеходом! — я окинул взглядом гору металлолома, ещё недавно бывшую шикарным авто, и добавил, не сдержавшись: — Надеюсь, это пойдёт Вам на пользу!
Мы уходили проходными дворами. Я тянул за руку бедную Рози, то и дело срываясь на бег. Понимая, что обречён. От себя не убежать.
А я думал о том, что произошло. Тогда — на станции метро. Когда я в отчаянии ударил монстра катаром по страшной лапе. Тогда я решил, что монстр замкнул на себя питающий рельс метро. Позже, я стал наивно полагать, что это волшебный катар генерирует электричество! Какой наивный слепец!
С самого начала, с той самой первой групповой медитации...
'Думаете, я вас буду обучать магии?' — спросил Железный Дровосек, хитро прищурившись, и не спеша оглядел наши растерянные лица. — 'Не-а! Я буду вас зачаровывать в магов!'
'Загляни глубоко в себя, в свою сущность! Отринув любые мысли и знания. Представь, что перед тобой зеркало — что ты в нём увидишь? Вглядись в себя внимательнее, разгляди свою патаённую суть...'
Пока прочие лирики-гуманитарии воображали себя кто огнём, кто единорогом, кто ещё чем, я — единственный ученик с техническими склонностями — не мог представить себя ни стихией, ни магическим зверем. Мне казалось это какой-то глупой клоунадой.
Тогда я решил, что должен доказать всем гуманитариям: технарь — круче! Во всём, даже в магии! И придумал вообразить себя... колебательным контуром, трансформатором, в котором колебания магического фона Вселенной наводит токи. Тогда мне казалось, что это остроумно, вообразить себя чем-то вроде рабочего тела лазера, в котором происходит 'квантовая накачка'. Бах — и невозможность разрежается когерентным потоком чистой силы. Бах. И сгорают нежные микросхемы телевизора. Или плавится модный новенький автомобиль. Теперь глупо причитать: — 'я не думал, что это взаправду!'.
Катар не при чём! Может он и умеет прыгать на руку того, кого признаёт хозяином. Но проблема не в катаре.
И ведь какой позор!
Наш учитель магии, Железный Дровосек, предупреждал нас, что в момент, когда магия вдруг просыпается в маге — маг — если он не дурак — привязывает чудо к условному слову и жесту. В нейролингвистическом программировании это называется — 'поставить якорь'. Такой якорь позволяет в случае нужды быстро, без многочасовых медитаций, войти в нужное состояние духа и изменённого сознания. Так у магов получаются заклинания.
Наш снайпер Огава Иошши бьёт словом 'Сгинь!'. А если нашему ментальному магу 'баферу' Вацлаву крикнуть 'Шайзе!' — его дух выпрыгнет из тела.
Учитель предупреждал, что бы мы — юные маги — следили за своим языком, выбирали, что кричать в критичные моменты. Но я опять не справился, и учителя подвёл! Там, на станции метро, когда мне казалось, что я уже проиграл, и сейчас умру, я крикнул прямо в оскаленную морду монстра: — 'Мразь! Выкуси!'... Теперь это ругательство стало моим заклинанием! Какой позор!
Однако, как теперь я понимаю, заклинание получилось двусоставное: 'Мразь!' выделяет цель, формирует канал из ионизированных частиц. 'Выкуси!' — бьёт.
А как я теперь смогу колдовать? Вот, вернусь я в Проклятые Пустоши, и стоя перед Роджером, Тимуром, Хельгой,... перед Огавой Иошши! Вслух кричать такое?! Я со стыда сгорю! Увы мне, несчастному!
И это ведь не единственная беда! Только что инициированный боевой маг, чья стихия — мощные электромагнитные поля, коротковолновое излучение, и электрический ток! В мегаполисе технократической цивилизации! Среди россыпей чудес микроэлектроники! Это много хуже, чем слон на выставке тонкого фарфора!
Припоминая, что нам говорили об обучении боевых магов... первый этап: пробуждение силы. Вторым этапом должно стать обучение контролю, и предупреждения об опасностях. Пробудиться во мне сила благополучно пробудилась. Но кто теперь меня научит её контролировать?
...
Домой возвращаться не хотелось. Я опасен. И несу опасность всем, кто окажется рядом со мной. Папа, мой двойник из этого мира, малышка Рози, одноклассники, мама и сестрёнка, которых я намеривался непременно разыскать...
...
Я бездумно покачивался на качели в нашем дворе, гладя кота на коленях. Кот мурлыкал, терпеливо меня успокаивая. Там, на качели во дворе, меня и нашла Рози. Она выскочила за мной в ночной рубашке и тапочках, сжимая своего плюшевого Чудика, и за ручку, как маленького, привела меня домой.
...
А закончился этот денёк ещё одним важным событием: от сестрёнки по электронной почте письмо пришло! Коротенькое:
'А ты точно мой брат? Откуда ты мог узнать, что это мой аккаунт?'
В ответ я написал:
'Расскажу при встрече. Даша, это не для переписки разговор', и приложил свои фотографии: одну из детского альбома, а вторую прямо тут же себя на этот же планшетник и сфотографировал. Пусть маме покажет — та узнает.
...
Восьмой день: одним героем меньше
[среда, утро]
А в среду моего здешнего двойника не стало.
Утро началось хорошо. И я ещё успел ухватить за хвост ускользающее воспоминание, что снилось мне что-то хорошее, что-то правильное. Жаль, не помню уже что. Вроде бы, я во сне снова был вместе со всеми нашими: Тимур показушничал, и откровенно веселился со своими дрессированными духами, Роджер на это хмурился, и качал головой. Хельга упорно пыталась взлететь на метле, опять сожгла очередную метлу, и едва не устроила пожар. Вацлав довольно щурился, лёжа в траве и цветах, и жаловался, что хотел бы летать прямо в теле, а не ментально. А Огава Иошши изящным движением руки собрала осколки разбитой мною нечаянно посуды обратно в целые чашки и блюдца, и смущённо улыбнулась мне. А наш сенсей, запрыгнув на Заградительный вал, помахивал своим огромным топором, и покрикивал, что бы обнаглевшие падаваны не сачковали.
Я вспоминал сон, но тут моё местное воплощение пришёл меня будить.
...
— Эх! Ведь чуть-чуть не дотянули! — сокрушался мой двойник, рассматривая мой синяк. — Всего-то три дня потерпеть! Субботу уже можно было бы и прогулять — три урока — подумаешь! А с понедельника — спортивные сборы!
— И ты бы меня на время с глаз долой сплавил, а сам бы пошёл полиции сдаваться? — спросил я.
— Убедились бы, что я не причём, и потеряли бы к нам интерес! — уверенно заявил двойник.
— Лучше было бы вообще без допросов обойтись, — вздохнул я. — Им нужны ответы! Ответы на вопросы о монстре в метро! А у меня ответов нет! А они не поверят!
— И что будут делать? — взволнованно сверкнул глазами двойник.
— Понятия не имею, — сознался я, — это-то и пугает! Может, лучше профессору сдаться? Вроде бы, интеллигентный человек...
— Геббельс тоже выглядел интеллигентом, — возразил двойник.
— Может, их вместе столкнуть, и посмотреть, что будет? — задумался я.
— Кого столкнуть? Геббельса с твоим профессором?! — удивился двойник.
— Тьфу! Профессора с полицией, конечно! Хотя... сомневаюсь я, что делом о появлении настоящего монстра в метро дадут заниматься полиции. Скорее всего, полиция меня ищет по поручению спецслужб. Но с другой стороны, если я нужен профессору, он меня полицейским не отдаст. Вот я и хотел бы узнать, что он им скажет, и какой документ предъявит. А если сам профессор покажется мне подозрительным и опасным, я бы смог тут же полицейского о помощи попросить.
— А что?! Выглядит вполне разумно! — мой спортивный двойник вдруг воспылал энтузиазмом. — Ведь не сделают они мне ничего, пока ответов не получат!
