Шкала Любви - Сколько живёт любовь?

Прожив долгие годы в Сибири и в Польше опять же на даче, здесь тоже рвался за город, на просторы. Принимал все приглашения на охоту и рыбалку, причём без разницы — зимняя она или летняя. Рыбачил обычно на Учинском водохранилище. Юлия махнула рукой: разогнался, пусть тешится. Он посмеивался её уступке понимая как непросто ей далась она. Ведь при одном упоминании об охоте или рыбалке у неё делался такой надутый и несчастный вид, что он чувствовал себя виноватым. Компенсируя брал её с собой за грибами. При первой возможности выбираясь на природу. Он страстный грибник. Они брали корзины и день бродили по лесу, отдыхая душой. Правда не вытоптанных мест полчищами грибников оставалось всё меньше и меньше. Ему приходилось забираться в такие укромные уголки, где папоротник ещё не полёг под ногами искателей лесных даров и можно встретить белые грузди и волнушки. Он восторженно собирал рассказывая ей что-нибудь, а Юлия радуясь времени проведённому только вдвоём в таком тихом уголке, восторженно умилялась:

— Забраться бы в глушь и пожить годков хоть десять.

Жгли костёр, отгоняя комаров и обнимались посиживая рядышком на бревне. Чем не рай. Слово за слово и разговорились о любви, о том, как замечательно, что она бывает такой разной, так изменяется в течение жизни. Как яблоко, что вначале бывает цветком, потом зелёное, а затем наливается соком, вкусом, ароматом. Сначала в любви главенствуют тела и чувства, а потом появляется нежность и включается разум, начинаешь ценить поступки, слова. Они влюблено смотрели друг другу в глаза и целовались. Оранжевые искры взлетали в небо. Огонь потухал, а потом раз, столбом стрелял в небо. Красиво и тревожно. Эти два чувства сопровождают её хвостиком всю жизнь. Ветерок вырывал пламя из груди обугленных головней, швырял искры к облакам. Юлия поёжилась. Вспомнился пожар в тайге. Вот уж горело. Пламя затаптывали, а оно снова вырывается в другом месте. Она поднимает лицо к нему:

— Помнишь, как горело в тайге?

Он помнил. Помнит её согнувшуюся в три погибели под стопудовым рюкзаком... Помнит её носившуюся с кружкой воды среди разгорячённых боем с огнём бойцов. Он притягивает её к себе, сажает на колени и целует в щёку.

Она улыбается в своём счастье, а он думает о том, что плохо, если её память вздумает парить над "воробушком", тогда она не простит ему это никогда. Да она безумно любящая его дала на его ту жизнь согласие, но он не должен был, не имел права, пользоваться её добротой.

Иногда ностальгия брала его в оборот. Юля понимала, военные годы -это годы страшного нервного напряжения и зашкаливающего для человеческого организма рывка. Уловив в нём эти минуты она предлагала проехаться по местам боёв в Подмосковье. Костя обрадовался. Они прошли весь его путь. Он рассказывал она слушала и кивала. Показал ей всё, даже воронки от авиабомб гонявшегося за его машиной самолёта. Она заметила, как он взбодрился. Обнимая Юлию, он вёл её по своим фронтовым дорогам, приобщая в жизнь прошедшую вдалеке от неё и рассказывая, рассказывая.

— Смотри, вот здесь противник имел целью путём охвата и одновременно глубокого обхода флангов фронта, выйти нам в тыл и окружить. Тогда б дорога на Москву была свободной. Они бы заняли Москву.

— Да, я читала, Германское командование заявляло, мол, наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть внутреннюю часть города Москвы через хороший бинокль.

— Опасность висела страшная. Слава богу, что этот хвастливый план окружения и взятия Москвы с треском провалился.

Юлия подняла на него глаза:

— Но помнится немцы жаловались на зиму и утверждали, что зима помешала им осуществить план занятия Москвы.

— Чушь. Во-первых, настоящей зимы ещё не было у нас морозы более 3-5 градусов не поднимались. Во-вторых, жалобы на зиму означают, что немцы не позаботились снабдить свою армию тёплым обмундированием, хотя они на весь мир прокричали, что они уже давно готовы к зимней компании. А не снабдили они свою армию зимним обмундированием потому, что надеялись кончить войну до наступления зимы.

Юлия талантливая слушательница. Вернее она умненько делала вид, что внимательно слушает его... Точнее что слушала, что нет, но она с нежностью наблюдала за ним. Ей доставляло это огромное удовольствия. Слышать его голос, просто смотреть... Во-первых, он рядом с ней. Ему нужно выговориться и Юлия рада ему помочь. И поэтому она делает вид, что страшно заинтересована откуда стреляла пушка и как вовремя подоспели танки Катукова и даже переспрашивала и уточняла. Во-вторых, он делится с ней своей жизнью. Значит, Юлия смогла стать для него не только любимой женщиной, но и другом.

— Представляешь, родная, этот немецкий десант имел задачу занять Каширу, Рязань и Клин и потом ударить по Москве.

— Костя, ты молодец. Мы так и думали с Адусей, что это всё ты.

Он вёз её на Истринское направление. И водил её уже там делясь воспоминаниями. Юлия отметила про себя: "Даже помолодел".

Проезжая мимо мирно дремлющей по-стариковски деревни, засмеялся и взяв её за руку рассказал:

— Здесь трёх солдат наших поймал. Возвращался, сумерки уже спускались. Смотрю трое крадутся и чего-то тащат. Велел остановить вон за тем поворотом. — Указал он на лесной выступ.— И наперерез. Встречаем. Проверяем пусто. Объясняют, что хлебом разжиться ходили, но неудачно. Документы проверили, отпустили. Потом думаю: дайка путь их проверю. Оказалось так и есть не показалось мне. Бутыль браги за пеньком нашли. Велел забрать и в госпиталь отдать, там обезболивающих не хватало самогон давали. Вояк этих под суд отдавать не стал, отправил в свою часть.

Юлия обоими ручками сжала его кулак. А машина катилась уже дальше и новые картины той кровавой войны вырисовывали его воспоминания.

— Вот здесь 6 декабря наши войска вели ожесточённые оборонительные бои, сдерживая наступление ударных фланговых группировок противника...

Юлия удивлялась его памяти, как можно держать в голове столько дат, мест, номера высот, частей, фамилии людей, звания...

— А тут, моя дорогая, войска генерала Рутковского, твоего покорного слуги, преследуя 5-ю, 10-ю, 11-ю танковые дивизии "СС", 35-ю пехотную заняли город Истра. Город горел. Сердце разрывалось, огонь уничтожал неповторимую красоту. Я вспоминал тебя. Жалел что тебе не довелось посмотреть его до войны.

— Мы сейчас пройдём по его улицам и ты мне всё расскажешь.

— Улицы, по которым удирали гитлеровцы была усеяна трупами солдат и офицеров. Внезапность и решительность сделали своё дело. Немцы оставили заведённые машины и заряженную пушки и бросились наутёк. По пятам отступающих мчались наши танки...

Они гуляли по берёзовой роще и он рассказывал ей как думал здесь поглаживая белые стволы красавиц о ней. Голос его прервался, в горле захлюпало. Юлия поднялась на цыпочки, заглянула в глаза и обняв за шею прикоснулась к губам. Его огромные руки скользнули по её спине вдавливая в свою грудь. В этих руках всё: и страсть, и надёжность, в общем-то всё то, что ей в жизни было нужно. "Крепко, крепко обнимаю", — писал он ей в письмах. Вот именно так крепко, как сейчас означали те его обещания. Крепко, что не дыхнуть, не выдохнуть, не вырваться, не упасть. Если б можно было, она вечно так стояла с ним... Растворилась бы в нём и не пожалела об этом.

А он прерывая её мысли спросил неожиданно:

— Люлю, скажи, почему ты выбрала меня?

— Дорогой, с моим сердцем и душой выбор делала голова. Втроём они рассмотрели в тебе Рыцаря. Мужчину способного удивлять, дарить мечту, предвосхищать желания, любить как никто другой, быть нежным и надёжным.

Теперь она точно знает, что он всегда думал о ней и их любовь выдержала испытание временем. Каждые отношения имеют свои пределы. Его отношения с "воробушком" ограничивались необходимостью военного времени. Отношениям с Юлией мало жизни. Жаль, что жизнь с каждым днём всё больше и больше становится прошлым.

Она разложила плед и уселась первой предлагая ему последовать примеру. Его не нужно было упрашивать. Сидя на солнечной поляночке, в окружении высоких ещё не кошенных трав, в тени раскидистых берёз они подставив лица нежным солнечным лучикам наслаждались пением птиц, полётом шмеля, шорохом листьев смеющихся под рукой шалунишки ветерка. Он взял её ладонь и поднёс к губам. Она нарушая трепетное молчание и продолжая разговор, спросила:

— Костик, откровенность за откровенность... Почему я?

— Ты тоже выбор сердца, души и головы. Я увидел женщину, которую буду любить до смерти, она останется всегда для меня ребёнком и будет любить только меня одного.

Улыбаясь они нежно обнялись. Он наклонился и сорвав под берёзой беленький лютик преподнёс его жене.

— Когда мой взгляд останавливался на маленьком цветке, я чувствовал твоё присутствие рядом.

Юлия улыбалась, прижимаясь щекой к его груди. Она чувствовала, он искренен. Его нежная скучающая душа страдая требовала подпитки...

Её сердце сладко постанывало. Душа тоже пела какой-то нежный мотив. "Я всегда была с ним!" Она посмотрела в его лицо. Хотелось понять о чём он тогда думал. То что она увидела и поняла было далеко от того времени и говорило о земном. Глаза светились странным блеском, нетерпеливые руки жаром прошлись по её спине. По тому как он озирался и покусывая ушко бессвязно шептал:— "Люлю... Знаешь, чего я сейчас хочу?" Юлия без напряга догадалась чего. Почувствовав, как стало горячо щекам и вовремя вывернувшись, отскочила к молодой берёзе и смеясь оттуда погрозила пальцем: — "Не шали. Водитель рядом".

Солнышко дразня и аукая плутало и плутало в ветвях. Густая листва отбрасывала на них шевелящиеся кружевные тени. Он наглел, она подняла взгляд к нависшим над ней родником его глазам, правда в этот раз в них горел огонь. Юлия в момент ока опять отскочила, он проявил не меньшую прыть. Было наивно полагать, что его это остановит. Припечатанная к стволу всем его телом она ничего не могла сказать. "Пусть уж он говорит",— промелькнуло у неё заполненной туманом голове при виде его губ рядом. Он и сказал, а она сразу пожалела об своём желании предоставить ему слово.

— Но Люлю... — Тянул он недовольно.— Он далеко на дороге... Ты так жестока. Всё ж поняла, а мучаешь... Это не гуманно.

Юлия сконфузилась, упрёки в жестокости — это уже слишком... Такого ещё не было. Это как пить дать дошёл до кипения. Придётся опять понимать.

А деревья до слёз смеялись шу-шу-шу, а травы болтали... Да завёлся ни к месту, а всё с чего... Вспомнил тот миг, когда впервые после знакомства с ней выехали на Орлике в степь. Так же гудел шмель, стонали перезрелые травы... Она была рядом, близко, а тронуть нельзя. Нежный ветерок шевелит прядки её волос, они касаются его лица, ему нечем дышать... А он улыбаясь ещё что-то говорил. Расстёгнутые из-за жары верхние пуговицы блузки притягивали магнитом, помаявшись нашёл выход — закрывал глаза, чтоб не видеть и не дышать. В глазах на век застыла картина, как из-за чуть-чуть завёрнутого подола платья белым атласом манит согнутая в колене ножка. Как может распирать грудь, в тот момент он почувствовал сполна. В довершении всего запах перезрелых трав так затуманил голову, что он с трудом соображал на каком свете находится. Как он пройдя через такой рай устоял, не понятно самому. И вот сейчас, она рядом и он может позволить себе всё, что ему хочется, потому что она его жена. А Юлия взялась сопротивляться. Как уж тут не подналечь, чтоб не ломать картинку... Он глядя, как удав ей в глаза, проводит широкой своей ладонью по гладкой коже её ноги снизу вверх к бедру собирая легко поддавшуюся ткань платья в кулак. Сейчас его волнует лишь один вопрос — остановит или нет? Пусть только попробует... Юлия и не думала перечить.

Полюбовавшись на сбегающие по отлогому склону белоногие берёзы, они углубились в чащу. Он увлечённо рассказывая о боях гонял от неё комаров, а она, поддерживая его под локоть, думала опять совершенно о другом. Не зря говорят — жизнь прожить не поле перейти. Всё гладко не бывает. К тому же, она состоит из тысячи мелочей. Жизнь — время, а на него как смотреть и считать. "Минута — час бережёт" Это тоже оттуда. Оно может быть коротким и длинным. Жизнь -это и дистанция, а мы на ней бегуны. Они тоже все разные, одни добегают, вторые сходят с дистанции. Бежим, щедро раздав обещания и не всегда рассчитав силы. Наверное, нельзя казнить тех, кто не добежал. Ведь двое объединившись в семью не перестают видеть и дышать. У кого-то могут быть надрывы. Но многое в такой ситуации зависит от женщины. От её подхода и головы. До семьи ведомым идёт мужчина. В семье он становится мотором, а женщина должна занять роль души, берегини. Юлия приняла всех его фронтовых друзей и сумела сохранить идеально ровной температуру отношений со всеми, хотя и был её личный подход ко многим негативный. Юлия делала всё возможное и не возможное, чтоб его тянуло в дом, семью. Чтоб дороже семьи у него не было ничего. Заметив, как Костику нравилось, чтоб дом для него был домом и семья иконой, она старалась на все силёнки. Она варила борщ, жарила котлеты, пекла пироги, принимала гостей, которых он любил приводить. В общем, делала всё чтоб он чуял запах своего дома ещё на подступах к нему. Он подходя к офицерскому домику или к своему подъезду безошибочно угадывая её стряпню говорил:— "О! Люлю колдует, побежал, а то сейчас язык проглочу". Конечно же, он знал, что это готовиться только для него. Не всегда было из чего, но она старалась. Знакомые часто подсказывали ей, что она зря делает в доме культ еды и лично у них совсем не так... Юлия не возражала и не переубеждала: "Да, ради Бога, живите как хотите". Но в своей семье ничего не меняла. Каждый день звонила ему на работу спрашивая: "Костик, что тебе сегодня приготовить?" Получив повод для разговора, перезванивал он интересуясь: на какой стадии готовности то, что жена ему стряпает. Наверное, игра для взрослых, но им обоим она нравилась. Приходил, видел накрытый стол... и ахал! Да, семья -это тяжёлая, кропотливая работа и больше для женщины. Юлия делала всё чтоб он ни только никогда от неё не ушёл, а даже больше — нуждался в ней каждодневно. Собственно говоря, это было трудно и не очень, такой себе бутерброд с вареньем и селёдкой. Она старалась и жила для него, он любил её с рассвета и до рассвета.

У Ады текла своя жизнь. Семью дочери тоже не минули военные гарнизоны. Но потихоньку все оказались рядом. Они вечерами попивали чаёк на кухни и болтали о всякой ерунде. Как обычно до тех пор пока не заходил Костик. Не дождавшись Юлию, он отправлялся на поиски. Жена и дочь завидев его вздыхали. А он притворно сердито спрашивал:

— О чём так тяжко вздыхаете?

И они хором смеясь отвечали:

— О тяжёлой женской доли.

— Чтоб она тебя не придавила, могу донести до постели на руках. Адусю не осилю, да у неё и свой Геркулес имеется, а тебя Люлю запросто.

Естественно никто не двигался с места. Чтоб предотвратить угрозу разбудить детей и не расхохотаться в голос, они зажимали рот ладошкой. Плечи их тряслись от сдерживаемого смеха.