1. Морские короли. Дороги судеб

Плохо, что нельзя обратиться к властям, с силами стражи было бы легче искать и защищаться тоже легче, но что сказать градоправителю? Тут наших друзей убивают. Почему? Мы приносили жертвы Ириону и кому-то это не понравилось. Обнаглело всякое быдло! Не понимают, что их судьба — это судьба барана. Пастись, блеять, стричься, а в нужный момент пойти на мясо под ножом того пастуха, который пожелает. А они себя кем возомнили?

Волками?

Пора этим волкам шкурки-то поснимать!

Главное, чтобы без лишнего шума, потому как Храм не одобрит. Обратная сторона — они не могут сказать, почему за ними охотятся, они не могут даже передать живых преследователей в руки правосудия, потому что одно слово — и для тьера все кончено, как и для десятка его друзей. Храм будет охотиться за ними, как за бешеными псами. Хотя... неужели арденцы думали, что только им все позволено в этом мире? Пора бы и потесниться.

Неужели Ирион не поможет своим верным слугам?

Поможет! И все будет хорошо, он-то знает!

Тьер Римейн еще немного подумал — и велел закладывать карету. Надо проехаться по знакомым, в том числе и по особым знакомым. И назначить встречу.

Он не знал, что тем же вечером Массимо Ольрат отправится в гости к своему другу-кожевнику.

— Ну что, Шернат, мы своего добились?

— Неужели эти твари соберутся вместе?

Массимо хищно улыбнулся, но в ответ увидел такую же улыбку Шерната.

— Что делать будем? Нас двоих маловато на десять человек, даже больше...

— Моих детей не возьмешь. Это мне приходилось... с ножичком, на человека, а у них рука дрогнет, — согласился Шернат. — Ольрат, а у тебя никого нет на примете? Чтобы с арбалетом работать умел?

— Уж не потаил бы!

— а ты подумай, подумай. Сам понимаешь, если кто убежит, нам обоим потом жизни не будет.

— даже если и не убежит, все одно, мне тут не жить, — буркнул Массимо,, с независимым видом разваливаясь на стуле.

Шернат вскинул бровь, безмолвно требуя ответа, и получил его через пару минут. Массимо выцедил воду, как вино, и посмотрел в глаза... другу?

Нет, друзьями им не стать, между ними пролегла кровь детей и их несбывшиеся мечты. Месть за смерти близких и горький привкус пепла на губах. Но они и не враги. Они соратники, союзники, стоящие плечом к плечу, а это очень много.

Особенно когда ничего другого не остается.

— Если погибнет больше десятка тьеров одновременно, начнется расследование. Градоправитель обязан будет найти виноватого.

— даже если станет известно, что они проводили жертвоприношения?

Шернат спрашивал больше для проформы. Странно, но он даже не задумывался о том, что будет после смерти врага. Наверное, потому, что у него была еще семья. Дети, внуки, потом для него жизнь продолжилась бы. Память о Романе перестала бы царапать душу, сын мог бы покоиться с миром, а Шернат — вернуться к своим делам.

А вот у Массимо не было никого и ничего, кроме Мариль. Со смертью племянницы в его жизни образовалась пустота, и заполнить ее было нечем. Жениться и наделать детей?

Массимо понимал, что слишком стар для этого. Ребенка мало сделать, его надо еще вырастить, воспитать, сделать так, чтобы он выжил даже без тебя.... он уже не успеет. Лет пятнадцать у него еще есть. Больше ли, меньше ли...

Ардену известно.

А для себя Массимо понял, что его жизнь закончится, когда свершится месть. Вопрос стоял иначе.

Как жить дальше?

— Я оставлю признание, что это я убил их. Я — и нанятые мной наемники. Пусть поищут по тавернам.

— Я тебе...

— Не позволишь? А куда ты денешься? Тебе есть, что терять, а у меня никого не осталось. Я могу позволить себе исчезнуть из города, ты — нет.

— Исчезнуть?

— Я оставлю письмо и уеду. Если я останусь тут, градоправитель вынужден будет схватить меня и пытать. Я знаю, что не выдержу пыток, и ляпну что-нибудь, — вздохнул Массимо. — А у этих подонков тоже есть семьи.

Вот уж что Шерната никогда не волновало.

— Не сомневаюсь, воздух в их семьях чище будет.

— А ты уверен, что никто не захочет отомстить?

Эммм?

Вот об этом Шернат точно не подумал. Он-то имел право на месть, а что кто-то захочет расквитаться с ним? За что? За то, что он восстановил справедливость?!

Массимо наблюдал за выражениями, которые сменялись на лице Шерната, с ядовитой усмешкой.

— Я составил все купчие на дом, мастерскую... да на все. Ты все получишь, а я уеду из города. Навсегда.

— Куда?

— Это неважно. Ты будешь всем рассказывать, что я сломался, замкнулся в себе, пил, дурил... и уж точно не делился с тобой своими планами.

Шеррнат подумал — и кивнул. Не было никаких патетическо-истерических: 'Я не буду прятаться за твою спину! Я встану рядом с тобой! Это мое право на месть...'

У него семья. А Массимо... А чем Шернат мог ему помочь? Просто — чем?

Массимо небрежно взмахнул рукой, расплескивая воду. Вина он последнее время вообще не касался.

— Давай все обдумаем. Это важно. Ни одна мразь не должна уйти!

Шернат кивнул.

— Кажется, я знаю, кого попросить о помощи. Три выстрела у нас будут, добавим еще по арбалету — и сразу будет шесть выстрелов. А остальных добьем. Справимся...

Массимо кивнул и принялся рисовать на листе бумаги.

— Вот поляна. Вот тут, в двух десятках шагов — овраг. Тут деревья...

Эту мразь в выгребных ямах утопить не получится. Жаль, очень жаль.

Семейство Даверт

— Они — что!?

Эттан Даверт был в ярости. И любому, кто знал Преотца, было понятно, что добром это не кончится.

— да как эти твари только посмели?!

— Пресветлый, — пискнул секретарь... и тут же удрал за дверь. Массивная золотая чернильница оставила вмятину на деревянной панели и ухнула об пол, щедро окропив его чернилами. Чуть-чуть Эттан промахнулся.

Больше Преотца никто не беспокоил, и мужчина крушил кабинет, что есть сил и гнева, а гнева было много.

Не отдадут эти твари Покрывало королей!

Самим нужно!

Да для чего!? Плодовитость повышать!? Или ядовитость!?

Мрази, твари, сволочи!!!

Даверт даже не ругался, он просто молча крушил все вокруг, представляя себе вместо стульев и стола — лица рыцарей Ордена.

Наглые сукины дети!

Как они смеют противиться его воле?! Он — Преотец, в храме он закон для любого, но не для этих, нет, не для них!

Что ж. Посмотрим...

Даверт успокоился так же быстро, как и огневался. Уселся на чудом уцелевший стол, поболтал ногой в воздухе.

Прощать такой демарш нельзя. Ни в коем случае. Иначе об него все будут ноги вытирать, кому не лень! Он Преотцом стать не успел, а его уже не слушаются!?

Нет уж.

Это дело не пойдет.

Сейчас не послушаются, потом прямо пошлют, а потом еще и прибьют где-нибудь?

Эттан спрыгнул со стола, пинком открыл дверь в приемную и воззрился на секретаря.

— Луиса ко мне! Живо!

— Да, пресветлый — пискнул секретарь, выбегая вон и нещадно путаясь в полах мантии. С характером Эттана он уже ознакомился и повторения не желал, одного раза хватило. Полежал часок без сознания, оправился, а второй раз так может и не повезти. Эттан не терпел неповиновения, споров, нерасторопности — и выказывал это самым недвусмысленным образом. Так что в интересах предстоящего было найти тьера Даверта как можно скорее.

Он и нашел его — на тренировочной площадке.

Луис, став капитаном гвардии Тавальена, ретиво взялся за свои новые обязанности. Командирские навыки у него всегда были, а ловко подвешенный язык и отличная подготовка стали хорошим подспорьем в установлении своего авторитета. Луис ломал под себя гвардию, вызывал на дуэли самых строптивых, подчинял себе тех, кто слабее, выгонял самых глупых и упертых...

Эттан хотел полностью доверять гвардейцам, а Луис должен был это обеспечить.

Вот и сейчас мужчина тренировался на плацу вместе с гвардейцами, сочтя это хорошей идеей. В данный момент он один рубился против троих, поспевая отгонять всех и нанося противникам легкие царапины. Его пока задеть не успели, а вот он уже поставил каждому из гвардейцев по две-три царапины и намеревался продолжать и дальше в том же духе. И даже расстроился, когда его позвали к отцу.

То, что отец гневается, Луис понял сразу — и принял самый невинный вид.

Не помогло.

— Садись, — бросил Эттан, и Луис тоже присел на край стола. Больше некуда было.

— Вы звали, отец?

— Мне надо что-то сделать с орденом змееборцев.

Луис только поднял брови, никак больше не выказав свое удивление.

Орден змееборцев?

Один из самых древних и сильных в составе Храма?

Ну-ну...

— а что с ними можно сделать? Я вот себе не представляю...

— Вот и плохо. — сварливо отмахнулся Эттан. — Ты слишком прямолинеен, хотя для военного это не самое худшее качество. Думать за тебя будут другие, твое дело водить полки...

Луис мог бы сказать, что там, где полки водит один, а думает другой, поражение неминуемо, но кто бы стал его слушать? Уж точно не Эттан, всю жизнь считавшийся только со своим мнением.

— Сейчас я буду излагать свой план, а ты слушать и искать в нем недостатки. Потом будем думать, как придать ему надежности. Змееборцы слишком сильны, в лоб их не одолеть, — снизошел Эттан.

— Может, поговорить дома? — предложил Луис. — Известно же, что здесь и стены имеют уши?

Эттан подумал еще пару минут и кивнул.

— Правильно. Пусть уберут здесь, а я — домой. Ты можешь приехать вечером, тогда и поговорим.

— Да, отец.

— Преотец.

— Да, светлейший, — поправился Луис.

Хотя все всё и так знают, но на людях надо строго выполнять все требования этикета.

Глава 7

Договор, скрепленный кровью.

Семейство Даверт.

Тьер Эльнор давно не был в Карсте, но и город, и герцогство сильно изменились. Стали красивее, богаче, обзавелись новыми дорогами, тавернами и даже театрами, в которых давали представления как бродячие, так и городские труппы. Мужчина остановился на постоялом дворе, приказал подать горячей воды, мыла, чтобы привести себя в порядок, выгладить и вычистить одежду, а сам отправил записку герцогине Карст.

И принялся за туалет. Если он угадал верно, много времени ему не дадут.

И верно, не дали.

Экипаж за ним прислали, когда он заканчивал сбривать отросшую за время путешествия бороду. Пришлось поторопиться — заставлять ждать герцога, а тем более — герцогиню, дурной тон, так что тьер Эльнор обзавелся небольшой царапиной на щеке и возле уха. Ну да ладно...

Герцогиня Карст не похорошела с прошлой их встречи. Высокая худая брюнетка, больше всего похожая на взгальную лошадь, она улыбнулась, показывая длинноватые зубы, и протянула тьеру в приветствии руку.

— Предстоящий... или уже стоит говорить — Преотец?

— Я не преотец, тьерина Велена, — улыбнулся Эльнор (и кто бы знал, чего ему это стоило). — Но у меня для вас весть от него.

Тьерина повела длинной мосластой рукой.

— Дела, дела... у мужчин всегда дела. Но я надеюсь, вы окажете мне честь, предстоящий, разделив со мной эту скромную трапезу?

Накрыто было минимум — на четверых, но тьер Эльнор не возражал. Он с радостью согласился и принялся уплетать угощение, развлекая тьерину вежливой беседой. О погоде, о природе, о Тавальене, об избрании Преотца...

Не стоит сразу начинать с главного. Герцогиня Карст — его духовная дочь, поэтому она будет более внимательна к его словам, чем герцог. А согласится она — убедит и супруга. Да и убеждать-то не придется, сам с радостью согласится!

Герцог был на охоте и вернуться должен был не раньше, чем через день, что играло тьеру Эльнору на руку. Женщины любопытны, герцогиня не выдержит и начнет его расспрашивать.

Так оно и вышло. Между вином и десертом, фруктами, запеченными в сложном соусе и пирожными с разноцветными ягодами, герцогиня все-таки поинтересовалась:

— Так что же нужно от нас Преоотцу?

— Помощь, — просто сказал Эльнор. — В случае нападения на Тавальен, вы обязуетесь прийти к нему на помощь.

— Нападения?! На Тавальен?

Тьерина была искренне изумлена.

— Поверьте, милая герцогиня, не все довольны избранием Эттана. И возможно... разное. Я прислан к вам с тайной миссией.

— И в чем же она будет заключаться? Кроме помощи? К тому же, этот вопрос лучше обсудить с моим мужем, — усмехнулась тьерина.

— О, нет. Этот вопрос лучше обсудить с вами, тьерина. Вы же не нашли пока жену для сына?

Тьерина помрачнела. Вопрос царапнул по самому больному.

Сын...

Боль герцогов Карст.

С первого взгляда Мирт был идеальным юношей. Высокий, стройный, темноволосый и голубоглазый, в атлетической фигурой и очаровательной улыбкой.

С первого взгляда.

А потом следовал второй, третий... и оказывалось, что улыбка не сходит с губ юноши. Вообще. И что кроме улыбки от него ничего не дождешься.

Мирт не был слабоумным в полном смысле этого слова. Он не путал ложку и вилку, он не убивал людей, не причинял боль, не...

Он просто жил в своем мире — и даже родителям туда допуска не было. Он улыбался и рисовал. А больше ему и не надо было.

Герцогиня пыталась подложить ему девушек, но получалось плохо. Некоторых он таки лишил девственности, некоторых нарисовал, но ни одной не заинтересовался. Ни одной.

Шестнадцать лет, пора женить, но кто за него пойдет?

— Известно ли вам, что у преотца есть дочь? Лусия?

Герцогиня Карст привычно поджала губы.

— Ублюдок от Тессани?

— Ну, хотя бы половина крови в ней благородна.

— Но — ублюдок!

— Зато Преотец готов выдать дочь замуж за Мирта.

А вот это охладило презрительность герцогини. Мгновенно, словно она на риф налетела.

— Замуж? За Мирта?

Разум женщины заработал, подсчитывая все 'за' и 'против'.

Незаконнорожденная дочь Преотца — это мезальянс, но дочь все же Преотца. Это плюс.

Родство с семейством потомственных отравителей Тессани — минус, но приданное за ней дадут. Несомненно.

Плюсы — молодость, здоровье, а может, и кое-какие фамильные секреты Тессани. Это когда они отравители — они плохие, а когда в твоей семье, так сразу понимаешь, что эти люди могут быть полезны. Вдруг эта девица заинтересует Мирта?

Все может быть...*

* диагноз Мирта Карстского — аутизм средней формы тяжести. Прим. авт.

— Это серьезное предложение...

— Очень серьезное, тьерина. Поэтому я просил бы вас подумать как следует, вас — и вашего супруга...

Конечно, подумает.

— у вас есть письмо от Преотца?

— Преотец не может выдавать замуж чужую незаконнорожденную дочь, — вежливо улыбнулся тьер Эльнор. — Он может просто проявить милосердие к бедной девочке... дать ей приданное, вы же понимаете, что она не нищенка.

— И велико ли приданное?

— Тьерина, главное тут — доброе отношение Преотца, — в жадности Даверта тьер Эльнор и на миг не сомневался. — Поэтому вы напишете ему письмо с брачным предложение для Лусии Тессани, а я его доставлю и поспособствую устройству брака?

— Я подумаю, — согласилась герцогиня, принимаясь томно обмахивать себя веером. — Мы с мужем подумаем.