— Ладно. Пора уходить. Чует мое сердце, еще немного и нами заинтересуются, — сказал, вставая и покряхтывая, Михалыч.
— А кто заинтересуется? — мне было интересно, кого он так испугался, ведь мы ни у кого ничего не отнимали, не бузили и даже вина не пили.
Старик не успел мне ответить, так как разъяснение пожаловало само собой, представ в виде весьма плотного молодого человека с кирпичным выражением лица и глазами, смотрящими из под полуопущенных век. "Бр-р! Печать инферно", — промелькнула откуда-то у меня странная мыль при виде этого странного взгляда. Действительно, когда у человека при взгляде верхнее веко почти касается зрачка — обходите его стороной. Я не помню, почему, но столько в нем сочетается подлости, тупой самовлюбленности и упоения властью над людьми, что это можно назвать печатью инферно. Только не спрашивайте, что такое инферно, я не могу вспомнить, а как пытаюсь вспоминать, мне плохо становится.
— Эй, дед! Ты чего это на чужой территории расселся? Или по кумполу захотел? И потом, делиться надо! А ну-ка показывай, что у тебя в карманах.
Видя, что Михалыч скуксился и готов все отдать, я вступил в беседу:
— Привет, парнишка! Логика у тебя какая-то женская. Сам говоришь делиться надо, а свои карманы не выворачиваешь? Давай мы все карманы вывернем, а потом поровну разделим.
— Как это? — оторопело просчитывал такую комбинацию в своем маленьком уме громила.
Надо заметить, что хоть и мою память тоже сильно сбоило, но у меня голова все-таки соображала раз в десять быстрее, чем у этого "вундеркинда".
— Ах ты, гад! Еще издеваться вздумал, — наконец мысль громилы, хромая, доползла до какого-то результата, и он, немного потоптавшись, начал реагировать на мое конструктивное предложение.
Надо сказать, я не был готов к такому развороту событий. Вернее, вообще ни к чему не был готов, сами понимаете почему. Поэтому и не среагировал, когда его лапища сгребла заношенную гимнастерку на моей груди. Я только заметил, как все калики перехожие стали быстро испаряться куда подальше, и только один Михалыч, осторожно пробурчал начальнику над сирыми и убогими:
— Да чего ты руками-то размахался? Я ж тебе должен, а не он.
— А с тобой, дед, я еще разберусь! — огрызнулся битюг.
Спасибо Михалычу, он подарил моему телу нужный момент, для того, чтобы оно, не советуясь с моей пустой головой, принялось действовать. Я с удивлением наблюдал, как мой организм каким-то хитрым образом мгновенно присел и крутанулся так, что рука нападавшего вывернулась самым невероятным образом. Увлекаемый завязшей в рубахе рукой, громила поехал куда-то вперед. Но моему телу было этого мало и оно решило отвесить полноценного пинка детинушке, причем, так ловко, что тот не успел выпростать свою руку вперед и со всего маху въехал кирпичной рожей в не менее кирпичную кладку стены.
Я с ужасом наблюдал эту картину и даже стал внутри оплакивать несчастного рэкетира, но теперь уже Михалыч не дал мне расслабиться, крикнул: "Бежим!" — и потянул меня в темноту перехода.
При этом народ вокруг изрядно всполошился, вернее разбежался. Я только успел удивиться, насколько здесь люди просекают ситуацию и "спешат" на выручку, а ноги уже сами несли меня за Михалычем. Внезапно тот стал тормозить и, опять схватив меня за руку, крикнул:
— Легавые!
По его голосу я сразу понял, что это гораздо хуже, чем неудачливый рэкетир, и дракой тут не обойдешься. Я на секунду замер на пересечении коридоров. Гормоны молотом долбили в висках пульсирующей кровью. Спросите: откуда я про гормоны с кровью знаю? Так я вам отвечу: не знаю! Зато я нутром почуял, куда идти.
— Туда! — крикнул я Михалычу, и мы шмыгнули в один из переходов.
Я бы удрал от любых патрулей играючи, но вот Михалыч... поэтому я старался предугадывать обстановку на счет препятствий из стражей порядка. Пришлось еще свернуть и даже заскочить разок в зал с зубами и клещами (который совсем запыхавшийся Михалыч назвал подземкой), чтобы выскочить со стороны другого выхода на улицу. Только там мы заскочили за угол дома и расслабились. Я видел, как было тяжело деду — не в его годы устраивать забеги с препятствиями. И все же надо отдать должное, он быстро восстановил силы и повел меня куда-то дворами. А по дороге спросил:
— Как ты так ловко сумел пройти мимо них всех?
— Повезло, — ответил я почти честно.
— А ночевать-то где собираешься? — догадался Михалыч о моем бездомном положении. Когда выяснилось, что я не то что не знаю, где буду ночевать, а даже не очень представляю, что это такое, дед окончательно взял меня под свою опеку, только удивляясь. — И что же с тобой приключилось, что ты ничего не помнишь?
— Если бы сам знал, — откликнулся я беззаботно. — Зато не о чем беспокоиться. Гуляй, хоть налево, хоть направо и настроение всегда хорошее. Посмотри на прохожих: большинство постоянно чем-то озабочены. Их мысли, как белка в колесе, крутятся в головах и не дают им увидеть окружающего мира. А у меня ничего не крутиться — звонко и пусто!
Михалыч не стал жалеть богатой выручки, и мы затарились на "заработанные" деньги простой едой в небольшом магазинчике и даже взяли бутылку "народного сорокаградусного напитка". Дальше мой поводырь повел меня лабиринтами улочек и дворов, и вскоре мы проникли в полуподвальное помещение, открыв железную дверь, которая снаружи выглядела надежно запертой.
— Сейчас свечку зажгу, — подсуетился мой проводник, и вскоре я, подслеповато озираясь, увидел темный, низкий коридор, ведущий непонятно куда. Михалыч хвастал своими владениями. — Там дальше теплотрасса, но сейчас у нее жарко, так что мы тут будем, у меня даже лишний лежак есть. За углом отводка от водопровода и канализация есть. Считай, со всеми удобствами устроился, лишь бы никто не выгнал.
А дальше мы продолжили разговор за жизнь, начатый еще в переходе, но сейчас он плавно тек под закуску и выпивку. Оказалось, что мой организм, как впрочем, и я сам, весьма неплохо отнесся к алкоголю, и мы уже чуть не породнились с этим дедом. И все-таки было у нас кроме водки и одиночества еще что-то общее — наверное, отношение к жизни. Вот только пришли мы к нему с противоположных концов: он, имея все и потеряв, а я вообще никуда не приходил, не имея за пазухой ломаного гроша. Мы оба не строили никаких планов и не жалели себя. Но, в отличие от меня, у Михалыча была длинная и интересная жизнь за плечами, и поэтому нам было о чем поговорить.
Где-то между вечером и утром, будущим и прошлым, неизвестно в какой протяженности и пространстве наш разговор незаметно перешел в сон. Мне снились странные вещи. Будто я, это не я, а какой-то ангел, витающий в небесах и лечащий Землю. Почему-то при этом я покрывал ее огромными горчичниками, пластырями, и все пытался воткнуть большущий градусник. Но никакой подмышки у нее, естественно, не находилось и я в конце концов, сунул термометр прямо в Тихий океан. Вода при этом стала кипеть, а земной шар зачихал вулканами. Потом я удирал от какой-то комиссии, которая обвинила меня в неправильном лечении, потеплении климата, цунами и землетрясениях. Я на ходу оправдывался, что это все из самых лучших побуждений... в общем, чушь какая-то. Проснулся я от скрипучего бренчания старенького будильника.
— Ага! Пора вставать, — раздался в темноте голос Михалыча. — А то тут без света весь день проспать можно.
Вскоре последовало чирканье спичек, и темнота рассеялась от огонька очередной свечки.
— Давай перекусим, а потом на дело надо идти. Не в переходе же позорится, — при этих словах дед помрачнел. — Хотя и курьерство это мне ой как не по душе. Не лезу я в то, что ношу. Но то, что там ничего хорошего, любому понятно. Ты-то как, тут сидеть будешь или пойдешь куда?
— А с тобой нельзя?.
— Нет, этого хозяева не любят. Я должен быть один, — отказал Михалыч, но смилостивился и добавил. — Хотя можешь меня проводить полпути, если делать все равно нечего.
На том и условились — делать мне, и действительно, было абсолютно нечего. Мы шли по утреннему городу. Народ в основной массе уже разбежался по рабочим местам, и вокруг наступила легкая передышка перед деловым наплывом трудовой суеты. Вскоре настал момент, когда мне было нужно оставить своего компаньона.
— Подожди меня здесь, — попросил Михалыч. — А потом, если еще есть желание, пройдемся до другого места.
Смотря на его удаляющуюся спину, я чувствовал, как меня постепенно охватывало беспокойство. Совершенно ясно, как неприятна ему эта работа. Но кроме этого, было еще что-то. Поэтому я не послушался старика и пошел вслед за ним. Мне не нужно было смотреть, куда он идет, настолько хорошо чувствовал его впереди. Так мы прошли еще с полкилометра, и я понял, что мой Михалыч остановился у цели своего путешествия. И здесь по-настоящему до меня дошло, что так беспокоило. Резко усилилось ощущение, будто над стариком нависла коварная и огромная змея и только выжидает, когда его укусить.
Но вот я понял, что он возвращается, словно неся с собой ядовитый подарок этой змеи. Я не стал от него прятаться, только глянул ему в глаза, показав, что все понимаю, и проследовал за ним до точки, где мы расстались.
— Ты зачем за мной следил? — немного расстроенно спросил Михалыч.
— Не следил. Мне это не нужно, я просто чувствую тебя, — не стал я скрывать своих способностей.
— И как же ты меня чувствуешь?
— Вопрос не как, а что, — вздохнул я. — Понимаешь, над тобой нависла какая-то большая гадость... ты не заметил ничего необычного?
— Как не заметил, — признался старик. — Не нравится мне это, а тут еще ты со своими предупреждениями... чужой человек был, незнакомый. Это бы ладно, они иногда меняются, но денег дал слишком много. Целую тысячу, представляешь? И это за обычную работу: отнеси, передай. Я и за сотню бы сбегал.
— Слушай, Михалыч. Чует мое сердце, тут какая-то подстава. Знаешь что, давай-ка мы этот пакетик куда-нибудь спрячем, а ты возьмешь похожий с любой ерундой внутри.
— Куклу предлагаешь сделать?
— Можно и куклу туда засунуть, только зачем? — не понял я идеи.
— Да это так пустышку называют, — объяснил мне Михалыч, а я задумался, почему соску надо называть куклой и потом давать взрослым дядям в конверте. Но он не дал мне додумать и сказал. — А давай! Если все в порядке, то я потом настоящий пакет им передам.
— Я бы от него избавился как можно быстрее, но тебе видней.
— Думаешь, мне это доставляет удовольствие? Ведь понятно: мною, как метлой, следы заметают. Хорошо, если здесь еще просто деньги...
— Нет, не деньги. Здесь яд, сладкий такой, или приятный, затрудняюсь сказать... — определил я содержимое, сверяясь со своими привокзальными ощущениями.
— Ясно, — совсем поникнув головою, проговорил Михалыч. — Я все не хотел думать, а теперь, что ты наделал? Я же не смогу эту смерть раздавать больше.
— И не надо. Ты сейчас куклу в конверте неси, а я за тобой послежу, — не зная сам почему, я ясно почувствовал свою ответственность за этого человека. Вот только как ему выкрутиться из этой тяжелой жизненной передряги, пока не представлял. Одно было ясно: чтобы разобраться в своих "чувствах", нужно было проиграть ситуацию до конца.
Спустя час мы шли почти в той же диспозиции, только в совсем другой части города. Я опять совсем не смотрел по сторонам, а "прощупывал" окружающее пространство на предмет "нравится — не нравится". Наконец впереди появилась умеренно заинтересованная цель путешествия Михалыча. Я только подумал, что наверно зря мы с этой куклой придумали, как заметил сбоку все ту же затаившуюся змею. Она тут же кинулась к месту встречи, фоня хищным и властным желанием напасть на встретившихся людей, причем, нападавших было двое.
Я, понимая, что не успеваю, кинулся к Михалычу и увидел, как к нему и какому-то парню подлетают два в штатском, но явно облеченных властью типа. В принципе, я ничего не имел против них — они делали свою работу. Того типа, с которым встретился мой закомый тоже не было жалко, но вот старика я не собирался никому отдавать.
Пока я несся к месту стычки, события не стояли на месте. Парень побежал и один из нападающих кинулся за ним. Второй из подоспевших схватил деда за руку, и тут же умудрился подхватить упавший конверт с асфальта. Сообразив, что следующими увижу наручники на руках деда, я кинулся к мужику и двинул его куда-то в живот, видимо, попав в какую-то там точку, так как тот стал сгибаться, как циркуль. Я же в это мгновение просчитывал ситуацию, ощутив интерес к машине за углом и ключам в кармане у обездвиженного мужика. Спустя секунду, я гнал Михалыча за угол дома, держа ключи в руках и чувствуя спиной, как второй чекист пытается достать пистолет. К счастью тот не успел, так как второй рукой держал пытавшегося сбежать парня.
Спустя еще десять секунд мы уже рулили по улице. Михалыч только пилькал глазами, не успевая за событиями. Я же продолжал играть на опережение, ощущая общую тревогу, которую собирался запустить очухивающийся вояка.
"Вот то, что нужно!" — подумал я, увидев знакомую букву М, и довольно вспомнил: "А я еще гадал, что она может значить".
— Михалыч, ты знаешь, как того зверя под землей деньгами успокаивать? — спросил я, подруливая прямо к площади перед воротами, ведущими под землю.
— Это ты про метро? — опешив, переспросил старик. — Конечно, знаю!
— Тогда вперед!
Я не знал, что мне предстоит. Думал, пройдем эти зубы, сольемся с толпой и двинем куда-то дальше. Туда, откуда все потом возвращаются. Но все оказалось гораздо кудрявее. Эта жуткая дорога в преисподнюю... но Михалыч шел вниз как к себе домой. Это немного успокаивало. Следующим испытанием оказался страшный визг и грохот из черного туннеля, оказавшийся электричкой, закопанной на страшную глубину. И после всего мне пришлось еще и заходить внутрь вагона, а поезд помчал меня по глубинам ада. Но, глядя на сонно скучающих людей вокруг, я понимал, что это просто с моей головой что-то не в порядке, а сие новостью для меня не являлось. Поэтому оставалось только успокоился.
Не знаю, какое из этих переживаний на меня подействовало, но вися на поручне рядом с Михалычем, я впал в странный транс. Мне привиделось, что плыву маленькой искрой в огромной паутине перекрещивающихся нитей, а рядом находилась похожая звездочка Михалыча. В какой-то момент я почувствовал такой же, но очень слабый сигнал немного в стороне от одной из нитей. Мои не обремененные памятью чувства начали все больше крутиться вокруг этого сигнала, пока я, наконец, не понял — это единственный близкий старику человек, скорее всего его дочь. Открыв глаза, я увидел точно такую же паутину, только теперь она была цветная.
— Вот она! — я с торжеством ткнул пальцем в схему.
— Кто она? — с надеждой спросил дед.
— Твоя дочь! Едем туда!
Михалыч и пытался бы сопротивляться, но делать ему было совершенно нечего, так что он только недоверчиво пожал плечами. Я же не нуждался ни в каких подсказках. Просто закрывал глаза и сверялся с внутренней схемой, механически пересаживаясь с ветки на ветку метро и выйдя под конец на землю. Затем привел старика на остановку, дождался следовавшего туда, куда надо трамвая и, проехав пяток остановок, вытащил своего компаньона на улицу.
