— Великие небеса, кого я вижу!!! Кто разогнал тучи над крышей моего жалкого строения! Сиятельный Господин, Драгоценнейшая госпожа! Прошу вас посетить это недостойное вас место единственно, чтобы озарить его своим присутствием!
— Гм, пожалуй мы сможем здесь найти что-нибудь, — сказал я Мани, переступая порог заведения, где уже вовсю распоряжался ювелир и антиквар:
— Всем улыбаться и кланяться гостям!!! Третий, немедленно сообщи госпоже, что к нам пожаловала Драгоненнейшая Госпожа Мани, пусть встретит ее и займет беседой! Пятый, очистить лавку от других клиентов и закрыть двери! Восьмой, зажечь освещение и опустить шторы! Пятый, быстро к поварам: пусть превзойдут самих себя!!! Восьмой, отопри все витрины, чтобы гости могли рассмотреть и примерить любую из выставленных безделушек!
Сдновременно в нашу сторону он успевал воснлицать с самой сердечной улыбкой:
— Я не могу передать, насколько я счастлив приветствовать Вас, Сиятельные Господин и Госпожа, под этой убогой крышей! Наконец — то я вижу самого рослого, самого богатого из ныне живущих Островных Князей и самую загадочную из женщин, перед красотой которой самые ослепительные алмазы покажутся осколками бутылочного стекла!
Под весь этот похожии на извержение вулкана итальянский поток красноречия, мешающийся с почти военными командами прислуге, зал много если за пять минут совершенно преобразился: перед витринами расстелили пушистые шнуры, "так нак полы каменные, и госпожа может простудить ноги", витрины распахнули настежь, зажгли свет и опустили шторы, принесли два уютных кресла, стол со сладостями и напитками для нас, произвели еще какие-то действия, превратившие торговый зал в уютный холл силами молчаливых людей, непринуждинных как мошенники и ловких как карточные шулера.
Окончив свои дела, прислуга неслышно исчезла в глубинах дома. Тхай поманил меня и прошептал на ухо, когда я нагнулся:
— Я-то сразу догадался, зачем вы пришли. Дураки они все в Тиаре, один я понял, кем приходится Вам, досточтимый князь, Сиятельная госпожа, — подмигнул и громко объявил, — Только у меня есть все, что вам нужно из драгоценностей и древностей! А если нет, только я смогу достать все необходимое, уж поверьте!
Касалось, вот он, весь на ладони — торгаш, заполучивший богатеньких покупателей. Но интуиция говорила, что далеко не так прост этот толстячок. От него, как и от его брата, неощутимо веяло опасностью. Незримой властью и большой кровью. Как, впрочем, и от Мани. С каждой минутой я все сильнее ощущал их общность и опасность, но посчитал себя достаточно хорошо закрытым для продолжения игры. Я уже знал этот запах. Залах империи. Я чувствовал себя посвященным, ради которого талантливые актеры разыгрывают особый, захватывающе интересный спектакль с неизвестным концом. Я надеялся на хороший финал и желал досидеть до него.
Действие второе. Выход госпожи Тхай, шутливо закрывающейся рукавом, молоденькой девушки, которая в дочери годится своему мужу. Естественно, красивой и неглупой. И не менее опасной. Женщины быстро находят общий язык и остаютоя в холле обсуждать побрякушки, мужчин, кулинарию и моды. Тхай, лучезарно улыбаясь, увлекает меня в святая святых — хранилище редкостей и древностей, расположенное в глубоких подвалах под его домом. Я улыбаюсь, киваю, одновременно слушая доклад вездесущей Валькирии, шепчущей "на ухо":
— Некоронованый король воров, фальшивомонетчнков, контрабандистов и других "ночных людей". Подвалы дома плавно переходят в Пещеры Призраков, они простираются на добрую сотню километров. Имеют шесть ярусов, но не везде. Это целый подземный город. Здесь прячут тех, кого разыскивает "дневная" власть. Ночью они "выходят на работу", а под утро возвращаются домой, и так на протяжении десятилетий, почти всю свою жмзнь. Здесь же обзаводятся семьями, рожают детей... Жуткое место, капитан!
Пользуясь старой техникой шептать, не шевеля губами, я чуть слышно поинтереосвался:
— Ну а как же сочетается расположение хранилища с таким вот соседством?
— Глупый, — проворковала капсула, — Эти люди охраняют сокровища, прислуживают в лавке и вообще... Это государство в государстве, понял?
Тхай не слышал этого диалога. Он сопя возился с замком. Затем лязгнул металл, ювелир с видимым напряжением распахнул тяжелую, обшитую деревом дверь:
— Прошу Вас! Сюда я приглашаю очень немногих из своих посетителей, только настоящих знатоков...
Пригнув голову, я шагнул вперед и оказался в просторном помещении, занятом стеллажами, между которыми были оставлены узкие проходы. Чего и какого здесь только не было... Если что и ооъединяло все эти вещи — так только древнее происхождение и высокая стоимость. Из многочиисленного ассортимента, представленного в хранилище, меня, как всегда, зачнтересовали посуда, оружие и драгоценности. Я сразу же оценил и отложил в сторону прекрасной работы яшмовые чаши для вин, тончайние, почти ничего не весящие и оттого же почти прозрачные. Их и в руки-то брать было боязно, казалось — от одного неосторожного прикосновения они превратятся в осколки. Тхай пыхтел за спиной в полном восторге:
— Демон меня раздери, до чего же приятно видеть действительно понимающего человека! Пока вы — первый, кто не обратил внимания на кубки Третьей Императрицы, пусть и золотые, и выбрал безусловно более древние, выполненные с величием простоты легендарные Яшмовые Чаши!
— Как можно сравнивать? — поддакнул я ему, — Напыщенное золото кубков чересчур тяжеловесно рядом с чудом чаш.
Оставив без внимания всю остальную посуду, мы с Тхаем с огромным наслаждениим долго рылись в груде старинного оружия. Там он показал много любопытного, но сильнее всего меня пленили два огромных, широких меча. Они явно были и велики, и чересчур тяжелы для тхерран, эти льдистые метровые обоюдоострые лезвия без малейших следов коррозии, словно только что сделанные и отполированные, непривычно легике для своих габаритов, но с истертыми до маслянистого глянцевого блеска широкими рукоятями, на которых как попало торчали редкие ложноножки непонятных металлических, по виду — медных наростов.
Видно было,что мечи — парные. Эти старинные, но от того не менее грозные клинки, совсем не похожие на прочее оружие тянули к себе. Они, как две собаки, казалось, просяще заглядывают в глаза: "Возми нас к себе!". Я с огромным сожаленном положил в конце концов их на груду прочего разнообразного вооружения. Тхай бесконечно удивился:
— Но позвопьте, уж если эти мечи кому и подходят, то только вам! — От обиды и непонимания он даже забыл свою утомительную любезность, — Я бы уступил их относително недорого. Да ведь они словно для вас делались!
— Это оружие слишком хорошо, чтобы спокойно висеть на стене. Оно просится в дело, — сказал я, — А я вовсе не воин. Я, если на то пошло, больше охотник.
Тхай тяжело вздохнул и заговорил про древние женские украшения, но все же то и дело оглядывался на отделанные тусклым золотом старинные ножны. Впрочем, я тоже постоянно погдядывал на лежащие клинки, все еще ощущая на ладонях приятное прикосновение их рукоятей... Слишком стремительно я преодолел с подачи Майи границу между мальчишкой и мужчиной, чтобы успеть стать равнодушным к хорошему, пусть и жутко старомодному оружию.
Дальше я оглядывал стеллажи уже не так обстоятельно. Причудлливые древности совсем перестали интересовать, когда я вдруг натолкнулся на НЕЧТО, остановивиее меня внутренней созвучностью мечам, хотя я и не смог бы сказать, в чем оно, созвучие это самое, заключено. И тут я узнал эту вещь! Это было явно женское украшение, закрывающее шею, плечи и грудь, усыпанное камнями всех цветов радуги...
Я вздрогнул — именно его тогда видел я на Мани, на Тарии, когда дракон устроил то самое Шоу Теней. Я задумался. Получалось, что я должен взять это украшение и одеть на Мани, или же как раз наоборот, я не должен такого делать?
Я взял сокровище в руки, оно тихонько зазвенело подвесками, как колокольчиками, чистыми серебряными тонами.
— Что это? — спросил я, и тут же из меня вырвалось само собой, — Я бы взял его для...
— То есть как это "что"?! -от удивления Тхай потерял дар речи, он с минуту озадаченно пыхтел, пока я оглядывал позванивающее чудо.
— Я не верю, вы просто смеитесь надо мной! Неужели есть уголки на свете, где не знают, что это такое?!
Я холодно посмотрел на ювелира:
— Вы хотчте сказать, что я лгу, заявляя, что не знаю? Ну а что вы знаете о свете, кроме своих древностей, уважаемый?
От обиды на щеках ювелира загорелись красные пятна. Я смягчил тон:
— Мне действительно неизвестна эта вещь, и я спрашиваю у вас: что за предмет у меня в руках, какова его история... А так же продадите ли вы ее мне для госпожи? Размер должен подойти.
Казалось, ювелира вот-вот посетит кондрашка, он побагровел, прохрипел:
— Простите, я сейчас вернусь! — и побежал пить воду. Кажется, я не знал чего-то "основополагающего" для тхерранина. И оно было связано с этой вещью, не то святыней, не то проклятием. Иначе бы Ткан не распсиховался до такой отепени, что ему пришлось выпивать полкувшина воды, чтобы успокоиться. Что что ж такое уперли его молодчики?
И — тоже странность — почему это Мани, столь подкованная в легендах, ни звуком не упомянула об украшении, как видно, известном даже детям, единственном в своем роде?! Странно... У меня и раньше бывало ощущение, что она молчит как рыба о самых интересных страницах истории своего мира и вовсе не потому, что не знает. Я нахмурился и мрачно подумал — может быть, она оттого и молчит, что знает уж слишком хорошо? И ее тайна соприкасается с тайнами этих вещей?
Тогда я был очень близок к правде, но хмыкнул и отмахнулся от угрюмых догадок: "-Плевать! Дел у меня других нет, кроме как раскапывать их вшивые секреты. В любом случае я смотаюсь отсюда не позднее завтрашней полуночи. Этот отдых слишком затянулся."
Мне было умеренно тревожно, но форсировать отбытие я не видел причин. Тем временем вернулся слегка пришедший в себя Тхай. Покачивая головой, потрясенный антиквар разъяснил, что я безо всякого должного почтения держу в конечностях Великую Тронную Реликвию Импери Ра, так называемую магическую Гривну Первой — из — Великих, императрицы Ра-Гри, охраняемую, по преданию, древним Ее духом и изредка убивающим для разнообразия святотатцев, посягающих коснуться этой драгоценности.
— Видимо, дух сейчас отдыхает от трудов праведных, — пожал я плечами, поглаживая камни Гривны, — Так что самое время продать вещицу. А много он укокошил этих несчастных? Сто, двести?
— Этого никто не знает точно, но по легендам — около сорока тысяч человек. Я поражен, что вы еще живы. Однако при всем моим удивлении и уважениеи я вынужден ответить: "нет; не продам", потому что не хочу быть убитым Ее проклятием. Понимаете ли, эту Гривну нельзя продавать, ее можно передать по наследству, подарить или украсть. Украсть, впрочем, только если Она сама это позволит.
— Вот ведь нескладуха... — пробормотал я, уже окончательно не желая уходить без этой драгоценности, — Ну хорошо. Предлагаю спроситъ у самой гривны, — я усмехнулся, — Согласна ли она быть подаренной госпоже Мани? Разумеется, я компенсирую такой широкий жест с вашей стороны. Допустим, двумя сотнями тысяч золотых червонцев. Мне очень хочется увидеть гривну на плечах госпожи. Итак, внимание! — продолжил я голосом ведушего телевикторины, — А теперь вопрос! Ра-Гри, если по каким-либо причинам я желаю невозможного, дай нам в том знак!
Целых десять минут Тхай ожидал знамения, постепенно возвращаясь к нормальной окраске лица. Потом толстяк вздохнул, поклонтлся драгоценности:
— Ваша воля священна, я дарю Вас женщине по имени Мани.
Я с трудом удерживался от смеха. Король преступного мира оказался суеверен не меньше, чем забитый крестьянин из отдаленного селения. Гривну упаковали в специальный саквояж и отправили с охраной в наши апартаменты. Когда мы с Тхаем поднялись наверх, Мани поинтересовалась:
— Ты что-то купил?
— Да. Для тебя, но это пока сюрприз, — я улыбнулся предполагаемому обалдению и переключился на другие темы.
Молоденькая тринадцатилетняя жена Тхая спросила:
— Уважаемый Эн-Ди, ваша спутница иногда называет вас Звездным Капитаном. А скажите, вы и вправду командуете судном?
Я молча поклонился. Дама заулыбалась:
— О, тогда я хотела бы... — Она пошепталась с мужем, Тхай кивнул. Тогда женщина исчезла и появилась с чем-то в руках.
— Пожалуйста, наклонитесь. Я дарю вам этот талисман от рода Ци. Он охранит вас от бед во время плавания, — и когда головы сблизились, прошептала, — Эх, жаль, не встретилнсь вы мне годик — друтой назад... Ваша подружка — та еще штучка. Остерегайтесь ее!
Тхай в то время что-то спрашивал у Мани, и сказанное его женой осталось между нами. Я выпрямился, посмотрел вниз, на свою грудь. Там, на прочной блестящей алмазной гранью цепочке белого металла висел здоровенный замысловатый зуб.
Зуб мне понравился, я поблагодарил, и вскоре мы попрощались. Уже выйдя на улицу, увидев падавшие на город сумерки, я вспомнил:
— Бедный Боу! Наверное, он до сих пор ждет нас!
— Нет, — засмеялась Мани, — Я оказалась менее забывчива и отправила одного из служащих Тхая передать, что прогулку по реке перенесли на завтра, на то же самое время. В театр мы, кстати, еще успеваем, если ты возьмешь экипаж.
Что я и сделал. Спектакль оставил меня равнодушным, но очень поиравился подружке, она пару раз даже всплакнула. Спектакль был "про любовь". После него дама в гости к банкирам не пожелала, предложив вернуться в гостинницу пешком. На почтительном расстоянии нас сопровождали не то громилы Тхая, не то телохранители Тхонга, не то переоднтые "по гражданке" полицейские Чжудэ. А может быть, все вместе.
Первое время мы шли молча, потом, как видно, накал страстей старинной пьесы улегся, и Мани зябким голосом попросила:
— Эн Ди, ты можешь выполнить мою просьбу?
— Все, что в моих силах.
— Скажи, когда ты улетаешь? Только честно. Сердце говорит мне, что это случится очень скоро, и я хочу знать — когда? Прошу тебя, не скрывай.
Я сделал еще пару шагов и вздохнул:
— Завтра. Ровно в полночь.
Она резко повернулась ко мне, звездная мешанина отразилась во влаге глаз:
— Уже завтра? Так скоро?
В горле почему-то запершило, я кашлянул:
— Ну, я тоже к тебе привязался, и небеса тому порукой, что я остался бы еще...
— Но почему?! Что тебя заставляет уходить: род, семья, власть? Ведь я знаю, как ты свободен: как никто другой, и никто не может заставлять тебя...
— Ты почти права, малышка. Да, ни деньги, ни женщины, ни власть не имеют силы надо мной. Но есть еще одно, отбросив это, я убью самого себя. Долг дружбы. Мой первый и единственный друг исчез, и я осязан найти его.
— Долг дружбы... — прошептала она, опуская глаза, — А я-то считала, что твой единственный друг это я. Прости мою самонадеянность.
Я промолчал. Мани судорожно вздохнула:
