Тревога

Однако планы планами, а реальность реальностью. Не слишком изящная, зато простая и потому достаточно надежная операция рухнула из-за наложения случайностей — отсутствия тех самых беспорядков и, соответственно, меньшего истощения сил как обороняющихся, так и атакующих, а также нежелания руководителя экспедиции потерпеть неудобства и высадиться с помощью десантных средств. Сам того не зная, слишком прочный коммуникатор, боевой опыт имперского интенданта и отставной лейтенант Решетников оказались маленькими камушками, попавшими в шестерни большого механизма, и вызвавшими сбой огромного процесса. В результате, Магистр Вилкас, прибывший на планету, оказался вначале без группы поддержки и транспорта, потом в плену у обрадовавшейся свежему "мясу" группы боевых гомосеков, и, как апофеоз невезения, в руках окопавшихся здесь Решетникова и Эспозио, которые отнюдь не собирались сдавать позиции.

Надо сказать, Вилкас с самого начала не рвался руководить опасной и сомнительной авантюрой, но деваться ему было некуда — в неофициальном табеле о рангах высших иерархов Ордена его номер был шестым. В прямом и в переносном смысле шестым — у Ордена был Великий Магистр и пятеро просто Магистров. Впрочем, роль Великого Магистра была, скорее, судейской — если случались конфликты внутри Ордена, то именно его слово было решающим и обсуждению не подлежало. Так вот, Вилкас среди всей этой братии пользовался наименьшим авторитетом, и было, отчего.

Он стал Магистром совсем недавно, уже после начала войны. Так уж получилось, что ходил он в первых заместителях у своего предшественника — тот ценил Вилкаса за аккуратность и исполнительность, а также за некоторую ограниченность. Проще говоря, Вилкас был идеальным исполнителем, вторым номером, которому в обычной ситуации не дано быть первым — он просто не умел принимать решения. Такой уже в силу природой данного характера не подсидит, а значит его можно держать рядом с собой и даже, в какой-то степени, доверять.

Беда пришла к шефу Вилкаса, откуда не ждали. Когда военные устраивали чистки, он, в обычной жизни просто частное лицо, попал под раздачу. То ли показались подозрительными его знакомства в среде политиков, то ли, что куда вероятнее, с ним свел счеты кто-нибудь из офицеров. К примеру, за соблазненную жену. А что? Бабником тамплиер был изрядным, а большие деньги обладают прямо магическим свойством притягивать к своему хозяину женщин, так что обиженных мужей, не имеющих раньше возможности отомстить, набралось предостаточно, в том числе, и среди военных. Впрочем, и без женщин к нему у многих были претензии, так что итог оказался вполне закономерным — Магистр закачался на струне от рояля, а перед его коллегами встала нелегкая задача выбора преемника.

И как-то так получилось, что кандидатура недалекого, но исполнительного Вилкаса подошла идеально. С одной стороны, он, как и положено заму, в курсе всех дел, с другой, ни в какие интриги не полезет и свою игру вести не станет — мозгов не хватит, да и, честно говоря, храбрости. Соответственно, будет работать, и не будет путаться под ногами. Вот так и стал Вилкас Магистром... Опущенным магистром, как хохотнул Игорь, за что заработал ненавидящий взгляд.

Когда же операция по захвату древней базы, которая, в перспективе, могла принести новым хозяевам власть над миром, хотя, конечно, могла и оказаться пустышкой, входила в завершающую фазу, возник интересный и закономерный вопрос: кому лететь? С одной стороны, трофей, в перспективе, был столь важен, что требовал присутствия Магистра, с другой — а ну как этот Магистр, если его миссии будет сопутствовать успех, захочет кинуть остальных и править единолично? Ну и, плюс ко всему, очень не хотелось отрывать задницы от безопасных мягких кресел и тащиться за тридевять земель, туда, где стреляют и убивают, чтобы сначала ползать по дикой планете, а потом рисковать на самой базе. И все это, откровенно говоря, с сомнительными шансами на успех. Вот и выпихнули Вилкаса, а у него просто не было возможности отказаться. Хорошо еще, всю агентуру, имеющуюся на планете, ему переподчинили, хотя на проверку оказалось, что толку от этого ноль.

Впрочем, немного подумав, Вилкас не только смирился с необходимостью лететь к черту на рога, но и нашел в этом положительные моменты. В самом деле, организатором он был неплохим, так что сама работа сложной не представлялась. А вот то, что остальные Магистры не считают его ровней и чуть ли не через губу цедят, по самолюбию Вилкаса било очень болезненно. В общем, появился шанс нагнуть всех под себя — так почему бы его не использовать? Ситуация прямо наталкивала на мысль о том, что надо быть внимательнее к талантам. А то вон мальчику, который любил рисовать, сказали картаво, что не выйдет из него художника. Мальчик обиделся — и стал фюрером. Вот и этот туда же...

Когда рассказ закончился, и Вилкаса, покормив, чтоб не помер раньше времени, и загипсовав сломанный палец, спихнули обратно в погреб, Эспозио посмотрел на Игоря и спросил:

— Ну, что будем делать?

— А что делать? Если все то, что рассказал нам этот козел, правда, надо искать базу. Мне, честно говоря, абсолютно неохота, чтобы она досталась вашим... Но и чтоб она досталась нашим я тоже не хочу. И те, и другие, от большого ума наворотят такого, что потом не расхлебаем. Вдруг там какое-нибудь абсолютное оружие? Абсолютное — оно ведь на то и абсолютное, что всех положит, невзирая на государственную принадлежность.

— Логично. Но еще меньше мне хочется, чтобы оно досталось вашим тамплиерам.

— Они такие же наши, как и ваши. Головную боль, во всяком случае, доставляют всем.

— Тоже верно. Но если мы там и впрямь что-то найдем?

— То будем действовать по обстановке. В идеале — подорвем базу. Есть знания, до которых надо доходить шаг за шагом, чтобы осознавать, какую ответственность за полученную вдруг силу ты несешь. А то будешь играться, как ребенок с атомной бомбой, и не заметишь, как разнесешь все вокруг.

Эспозио внимательно посмотрел на Игоря — похоже, в голове его шла переоценка ценностей. Все же от лейтенанта ждут и рассуждений на уровне лейтенанта. Игорь, для которого смысл взгляда был ясен, только усмехнулся про себя — так-то, а стоило бы подумать, что он не пацан уже давно, да и инвалидность, пускай вроде бы и не выпячивающаяся, заставляет воспринимать жизнь совсем иначе. Вслух он, правда, этого не сказал, а только поинтересовался деловито:

— Ну что, когда выступаем? Я предлагаю завтра с утра. Надеюсь, у тебя клаустрофобии нет?

Имперец медленно кивнул. Действительно, время было уже далеко за полдень, и, с учетом времени на сборы и дорогу, к шахтам они добрались бы уже в сумерках. Вопрос же о клаустрофобии был излишним — с такой болезнью в пехоту не берут. Единственно, он спросил:

— Этого брать будем?

— А на хрена он нам там нужен? Ничего похожего на планы базы у него нет, сам наудачу лезть собирался. А вот нож в спину получить — это запросто, так что пусть сидит пока. При любых раскладах он пригодится спецслужбам, что вашей, что нашей.

— Это если не найдем ничего. В противном случае он станет опасным свидетелем.

— Ладно, там видно будет. Пускай сидит, а женщины покараулят. Адалия, слышишь? Оказываем тебе высокое доверие, будешь у нас особо ценный источник информации охранять.

— Я хотела с вами...

— Знаю, что хотела, но ты в прошлый раз развлекалась, дай теперь отцу повоевать.

В общем, совместными усилиями они настояли на своем, пообещав, правда, изменить решение, если девушка приведет веские аргументы в пользу необходимости своего участия в экспедиции. Адалия промолчала, видимо, прекрасно понимая, что сейчас любой приведенный ей аргумент будет признан "невеским". Тем не менее, посмотрела она на мужчин столь многозначительно, что обоим стало попросту неловко за свое свинство. Плюс к тому, очень многообещающий был взгляд — мол, посмотрим еще, какую вам за все хорошее гадость учинить. Тем не менее, как оба считали, они мужчины — им и рисковать.

На следующее утро, стоя у входа в шахту, оба они некоторое время не могли преодолеть робость. В принципе, это чувство было обоим несвойственно и практически незнакомо, поэтому и с преодолением возникли некоторые сложности. Тот же Игорь по этой самой шахте еще мальчишкой ползал, а всего-то позавчера через нее выходил в тыл противнику, но ощущение присутствия огромной и жутковатой тайны где-то там, в глубине планеты, действовало на нервы почти столь же сильно, как расстрельная команда, целящаяся прямо в лицо. Был у них когда-то такой жесткий тренинг — прямо в мозг с помощью мнемонического усилителя транслировались ощущения людей в момент разнообразных жизненных коллизий, всегда разных, но всегда смертельно опасных, а зачастую и вовсе предсмертные ощущения. Делалось это для того, чтобы, во-первых, отсеять людей со слишком хрупкой психикой, а во-вторых, чтобы приучить смотреть на опасность более отстраненно, воспринимая ее, в какой-то степени, как игру и тем самым научить будущих пилотов не паниковать, сохраняя абсолютное спокойствие в любой ситуации. Кому-то, говорят, это и впрямь помогало, хотя у Игоря воспоминания об ощущениях расстреливаемого дезертира, сгорающего заживо в сбитой капсуле десантника или, к примеру, медленно задыхающегося в космосе пилота, истребитель которого поврежден и потерял управление, вызывали только тяжелое, сосущее ощущение ужаса и полной безнадежности. У других, как он подозревал, тоже — не зря многих его сокурсников извлекали из тренинг-камер на руках и уносили потом на носилках — а ведь они были как раз из тех, кто прошел тесты, и потом вполне успешно доучился. Да что там, его самого как-то так вытаскивали, без сознания и с мокрыми штанами. Позже он начал предполагать, что целью тренинга было вовсе не создать у молодежи игровое восприятие, а научить их смотреть на смерть, как на обыденность, своего рода издержки профессии, но это были только его догадки.

Вот примерно такого же рода ощущение, как на подобных тренингах, было у Игоря и сейчас. Эспозио о методах подготовки, принятых в Империи, не распространялся, но, как подозревал Игорь, у них было нечто подобное — уж больно кислым, похожее на его собственное, стало выражение лица интенданта, когда тот увидел вход в шахту. Темнее менее, постояв несколько секунд, имперец вопросительно посмотрел на Игоря. Тот, подумав, кивнул, буркнул себе под нос "ну что, пошли, что ли", и, пнув некстати подвернувшийся камень, первым зашагал под землю.

В принципе, с момента его последнего визита в эти места ничего здесь не изменилось. Это на поверхности диспозиция эволюционировала прямо-таки с угрожающей быстротой. Прошло чуть более суток, а на месте лагеря уже практически ничего не осталось. Зверье успело доесть трупы и, такое впечатление, даже песок вылизать, остатки палаток попутно разорвало в мелкие клочья. Еще и вытоптали территорию лагеря так, что от их следов невозможно было понять, что же, на самом деле, тут случилось. А сюда, в шахты, звери не заходили. Нечего им тут было делать.

Спускались они быстро, огни фонарей вырывали из темноты знакомые Игорю с детства каменные стены в потеках воды и зеленоватых разводах — здесь уже встречались выходы меди, которая, окисляясь, и давала эту окраску. Высота свода постепенно уменьшалась, и в самом конце шахты Игорю пришлось даже пригибаться, чтобы не задеть потолок. Но вот перед ними оказался глухой каменный завал, и мужчины остановились.

— Раньше я думал, что здесь просто обрушился свод, — луч фонаря обежал нагромождение каменных глыб и крошки. — Теперь подозреваю, что здесь все попросту взорвали. Как, будем разгребать, или пойдем в обход?

— А не заблудимся?

— Не волнуйся, навигаторы у нас есть.

— Тогда пошли.

Про боковой штрек, выводящий в карстовые пещеры, те, кто взрывал завал, очевидно, просто не знали, иначе подорвали бы и его. А может, он первоначально и не вскрыл их, и лишь позже тонкая перегородка между штреком и ближайшей пещерой, поврежденная или при проходке, или, скорее всего, завалившим забой взрывом, не выдержала и рассыпалась. Потому, наверное, и количество битого камня на полу было в разы выше нормы.

Когда они, кряхтя и цепляясь рюкзаками за края проходы, выбрались из штрека в пещеру, Эспозио лишь присвистнул. Игорь провел лучом фонаря, блеснули гроздья кристаллов, и Эспозио присвистнул вторично:

— Красота!..

— Именно так. Доставай свою люстру.

Имперец кивнул и, ловко скинув с плеч рюкзак, извлек из него мощный переносной прожектор. В детстве Игорю оставалось о таком агрегате только мечтать. Узкий, яркий, практически не рассеивающийся луч ударил из прожектора, и в первый раз в жизни Игорь смог рассмотреть пещеру, в которой с мальчишками ползал в детстве, замирая от сладкого предчувствия тайны.

Пещера была не то чтобы огромна, но велика — уж точно. В длину она была несколько десятков метров, точнее сказать было невозможно. Во всяком случае, тот ход, который выводил к соседней шахте, был примерно в середине пути. Это на первый взгляд в середине — с одной стороны, пещера там сужалась, но с другой, стен было там не видно. Луч прожектора туда попросту не доставал, и дальняя оконечность пещеры терялась во мраке.

Выглядело это зрелище, конечно, впечатляюще, никакого сравнения с тем, что они могли рассмотреть с помощью фонарей. Однако на красоты спелеологи-любители глядели очень недолго — надо было работать, не забывая при этом, что батареи прожектора хватит на двенадцать часов, не больше. Дальше надо было его заряжать, а смена батареи в прожекторе попросту не была предусмотрена. И второго прожектора тоже не было — Игорю в свое время он был не нужен. Этот-то в прошлом году приволок так, на всякий случай, и в пещеры с ним лезть, разумеется, не собирался. Единственно, радовал тот факт, что искомое просто не могло располагаться далеко — иначе геологи, ведущие когда-то разведку месторождения, из не такой и глубокой шахты до него бы просто-напросто не добрались. Хотя, с другой стороны, что они там увидели? Не исключено, что просто следы древних выработок или, к примеру, вросший в камень скелет.

Самым логичным было попытаться дойти, используя сеть пещер, до того места, где в свое время заканчивалась шахта. Настроив оба навигатора, чтобы не заблудиться ненароком, они двинулись на поиски соответствующего прохода. Таковых оказалось сразу несколько — в далеком прошлом вода, размывая известняк, набуравила тут прямо немыслимое число ходов и дырок. Интересное, вообще-то, сочетание — Игорь не был уверен, что известняк и медная руда хорошо согласуются между собой в геологическом плане, хотя, с другой стороны, он не был профессионалом. Любителем — и то не был. Да и потом, геология вообще штука хитрая, и от нее можно ожидать любого выверта, причем на каждой планете с собственным, уникальным до одури колоритом.

Первый проход, в который они сунулись, оказался непроходим. Дырка-то была длинной, но уже через десяток метров сужалась настолько, что пролезть сквозь нее не было никакой возможности. Игорь едва не застрял, и если бы не обвязанная вокруг пояса веревка, за которую его тянул Эспозио, могло стать весьма и весьма затруднительным. А так — ничего, всего-то волосы посерели от известковой пыли, да камуфляжный комбинезон украсился парой живописных дырок. Во второй проход, на вид, более широкий, решительно полез Эспозио. Увы, и он тоже оказался пустышкой — через десяток метров его перекрывал завал, причем, судя по виду, древний, чуть ли не ровесник этих пещер.