Крысиный Волк

Как же прекрасно было стоять под душем в собственном доме. Ничего уютнее и правильнее Амти, казалось, не ощущала никогда. Ее собственный шампунь, собственный гель для душа все еще стояли на полке, и Амти некоторое время просто нюхала исходящее ароматом шоколада с мятой мыло.

На бедрах у нее остались синяки от хватки Шацара, на груди и шее — засосы и укусы. Было странно смывать одни следы их связи и оставлять другие. Только под душем Амти поняла, как болит у нее все тело.

Амти опустилась вниз и довольно долго сидела под струями теплой, чистой воды. Точно так же, как когда впервые поняла, что она — Инкарни. Некоторое время Амти рисовала на плитке невидимые даже ей самой узоры. Все мысли из головы улетучились, даже чувства страха и вины. Как будто все в мире потеряло свое значение, кроме текущей воды, тепла и возможности скользить ногтем между каплями на белой плитке.

Амти выключила воду только когда почувствовала, что от пара в ванной уже тяжело дышать, но продолжила сидеть, пока не замерзла. Потом встала, испытав волну сильного головокружения, такого невыносимого, что ей пришлось схватиться за батарею, не обращая внимания на жар.

Она неспешно вытерлась, оделась. Надевать на себя вчерашнюю одежду было чуточку противно, ведь Амти чувствовала себя такой чистой после душа.

Когда она вышла, Шацара в комнате отца уже не было. Она нашла его на кухне, Шацар сосредоточенно размешивал сахар в кофе, занятие, казалось, увлекало его больше всего на свете, ровно с тем же видом, вероятно, Амти водила пальцем по кафелю десять минут назад. Да уж, привычки у них явно были похожи больше, чем Амти думала.

Шацар был одет, волосы у него были мокрые и пах он папиным гелем для душа. Странно было чувствовать от мужчины, с которым Амти провела ночь папин запах.

— Сделать тебе кофе? — спросил он. Голос у него, впрочем, был такой, будто он спрашивал у незнакомки который час.

Амти мотнула головой, прошла к холодильнику, взяла стакан и налила себе молока. Некоторое время они сидели друг напротив друг за столом, за которым обычно готовили, а не ели.

— У тебя усы от молока, — сказал, наконец, Шацар.

— Да. Спасибо, что сказали, — быстро ответила Амти. — Это очень важно.

— Да. Вопрос не только гигиены, но и...

— Эстетического впечатления.

— Хотя во Дворе это не так важно.

— Во Дворе да.

Они резко, почти одновременно замолчали, Шацар уставился в свою чашку, а Амти — в свой стакан. И неожиданно Амти поняла — Шацару неловко и некомфортно. Сейчас Амти ярко и безошибочно узнала в нем аутичного мальчишку из дома у маяка. Беззащитного перед звучащей речью и не понимающего, чего хотят от него другие люди.

Это неожиданное понимание уязвимости Шацара, понимание, что этого человека, которого она считала воплощением всесильного зла, могла смутить необходимость говорить с кем-то наутро после секса, насмешило Амти.

Шацар снова сосредоточенно размешивал в кофе давно растворившийся согласно всем естественным законам сахар. Амти не удивилась бы узнав, что Шацар и вовсе не любит сладкое, просто ему нравятся водовороты в чашке, когда размешиваешь сахар.

— Господин Шацар, — позвала Амти. Он поднял на нее взгляд, в котором мелькнуло беспокойство. Только на секунду, единственная и быстро растворившаяся искорка.

— Я, — продолжила Амти. — Вчера вам сказала кое-что про...

Она облизнула губы, потом быстро добавила:

— В общем, вы, наверное, помните. Так вот, это правда.

— Я не сомневаюсь, — сказал он.

— Что вы... думаете об этом?

Он помолчал, потом отставил чашку и сказал:

— Как и почти любой мужчина, отчасти я горд. Думаю, это биологически обусловленная радость существа, сумевшего оплодотворить самку и продолжить свой род.

— Фу! Не говорите об этом так!

— С другой стороны, — продолжал он. — Я не совсем понимаю, как быть дальше. Мы должны обсудить это снова, когда продумаем все возможные стратегии.

— Я думала, вы умный!

— Ум, это профанное слово для нескольких составляющих, таких как интеллект, память, скорость реакции и так далее. С последним у меня имеются некоторые проблемы.

— В силу вашего психического статуса?

— Что?

— Ничего, извините.

Некоторое время они смотрели друг на друга молча, потом Амти отставила стакан и встала.

— Мне пора. Спасибо за... Я хотела сказать гостеприимство, но это же мой дом.

Амти уже вышла из кухни, когда услышала голос Шацара.

— Если бы я действительно хотел тебя убить, это не составило бы мне труда. Даже ночью и даже со сбитым прицелом.

Он сказал это с такой неловкостью, будто признавался в преступлении. О своих настоящих преступлениях Шацар говорил с гордостью.

Амти поднялась в свою комнату, не сразу сумела переступить порог. Все стены в ее рисунках, ее книжки, ее косметика, которую отец дарил ей, а она никогда не пользовалась.

Так странно было попасть в собственную комнату. Амти старалась не смотреть на свои вещи, потому что иначе стало бы тоскливо. Она подошла к зеркалу, в нем отразились рисунки, висевшие над ее кроватью. Сад, отец, одноклассницы и учителя.

— Да уж, — сказала себе Амти. — Не слишком у тебя насыщенная жизнь. Была.

На обоях в комнате, настолько светлых, что они казались почти белыми, между облаками летали птички. Амти посмотрела на себя в зеркало, пригладила волосы. Хорошо, что они доходили ей только до подбородка и быстро сохли. Амти сделала шаг, и зеркало впустило ее. Взрослые, вроде как, могли более или менее управлять тем, из какого зеркала куда они попадут. Однако Амти эта мудрость веков все еще была недоступна. Она не понимала, как можно даже почувствовать, куда ведет шаг в зеркало, не говоря уже о том, чтобы указать зеркалу направление.

Амти вышла посреди рынка, тут же получив подзатыльник от продавщицы.

— Ты охренела, мелочь? Это товар!

— Извините, пожалуйста! — сказала Амти.

— Ты его использовала! — рявкнула женщина. Голос у нее был громкий, одежда вызывающе яркая, а глаза очень злые. — Теперь плати. Я теперь это зеркало, как новое не продам, дура ты тупая. Плати!

Амти вздохнула, потом выхватила у женщины из-за пояса нож и резанула себя по ладони. Женщина перехватила ее за запястье и скользнула языком в рану, Амти поморщилась.

— Отлично, — сказала женщина, расплывшись в широкой, розовой от крови улыбке. — Удачного дня, юная леди!

— Да...

Амти хотела сказать "да пошла ты", но вместо это сказала:

— Да, спасибо.

В конце концов, это был Двор. Стоило быть осторожнее. Амти мутило, однако намного милосерднее, нежели в предыдущие дни. Запах крови, к ее удивлению, не ухудшил тошноту.

Амти шла через рынок, где за десять минут ей предложили, казалось, абсолютно все: от еще работающей печени до кассетного плеера. Амти даже подумала, не подарить ли печень Адрамауту. Он будет рад, в крайнем случае вживит ее Мелькарту.

На площади перед дворцом клетки остались в том же количестве, не больше и не меньше, но вот существа в них сидели уже другие. Амти без труда прошла во дворец, минуя охрану, игравшую в карты.

Ох и достанется им от Мескете, подумала Амти. Внутри дворца стало еще более мрачно. Тяжелые, кованные решетки на окнах теперь придавали ему еще большее сходство с темницей.

Однако, если сначала Амти казалось, что дворец становится темницей для Инкарни, и что Мескете устроит во Дворе второе Государство, теперь было очевидно, что темница эта вовсе не для народа, этот народ невозможно подчинить.

Дворец стал темницей для Мескете.

Среди новых и знакомых Инкарни, прислуживающих во дворце, Амти встретила Хамази.

— Где сейчас Мескете? — спросила она.

— Царица обедает, — ответила Хамази официальным тоном, а потом быстро и тихо добавила. — Как дела? Давно я тебя не видела! Твои друзья недавно приходили, навели здесь шороху. Ужасно.

— Я в Государстве. Мы прячемся, — сказала Амти. — Пока — успешно. Ты знаешь, что в Государстве похищают девушек?

— Что-то такое слышала от мужа царицы, — сказала Хамази и за ее нейтральным тоном Амти слышала злость, ее же выдавали крепко сжатые кулаки Хамази.

Они шли к обеденному залу, и Амти была рада, что Хамази решила ее проводить.

— Я уверена, — сказала Хамази серьезно. — Это какой-то мерзкий Инкарни вроде того, которого убила я. Я бы и этого с радостью убила. Мерзкий, отвратительный мужлан.

— Это женщина, — сказала Амти. — Я ее видела. Она похитила Эли.

— Что?!

Хамази остановилась, и Амти, пройдя несколько шагов вперед, остановилась тоже.

— Это просто ужасно, — сказала Хамази, прижав руку ко рту. Амти знала, что Хамази не чувствует таких сильных переживаний, какие демонстрирует, однако конвенциональные, правильные эмоции — для нее это очень важно.

В конце концов, Хамази билась над тем, чтобы доказать себе и другим, что не такая уж она и Инкарни, что после всего, что случилось с ней, она все еще может чувствовать все то же, что и остальные.

— Ужасно, — согласилась Амти сдержанно.

— Ты что не переживаешь?

Амти вздрогнула. Ей действительно казалось, будто переживает она недостаточно. Что ей недостаточно страшно и она недостаточно старается вернуть Эли. Хамази ударила точно в цель.

— Переживаю, разумеется! Это моя лучшая подруга, мы ищем ее.

— Тогда что ты тут делаешь?

Хамази могла быть просто дивно навязчивой.

— По делу, — ответила Амти коротко.

— Связанному с похищениями?

— Разумеется.

Амти казалось, будто она соскучилась по Хамази с ее высоким хвостом, занудными нотациями и строгим голосом, но это быстро прошло. Она была рада, когда Хамази остановилась на пороге обеденного зала, помахав Амти на прощание.

Мескете сидела одна. Красным от крови охотничьим ножом она резала яблоко. Амти постучала по косяку двери, Мескете взглянула на нее.

— Проходи, Амти, — сказала она. — Я рада тебя видеть.

— Правда?

— Да. Я похожа на человека, который скажет это из вежливости?

Амти села рядом с Мескете, посмотрела на дольки яблока, мякоть которых была розоватой от оставшейся на ноже крови. Она взяла одну, принялась задумчиво грызть.

— Не за что, — хмыкнула Мескете. А потом обняла Амти за плечо, но быстро, почти тут же, убрала руку. Амти подумала, что ее окружают люди с просто потрясающе развитыми социальными навыками. Впрочем, и она сама не справлялась с общением более, чем на троечку.

Лицо Мескете было открыто, зато она и сейчас, в помещении, носила темные очки. Амти подумала, что теперь она выглядит полной противоположностью тому, что было раньше. Мескете скривила губы, веснушки ее на носу при такой мимике выглядели особенно контрастно.

— Я здесь, как видишь, не то чтобы веселюсь.

— Мы там тоже.

— Я понимаю. Хотелось бы не очень-то веселиться с вами. Ты в порядке? Я знаю про Эли. Мы подняли весь Двор, но никто понятия не имеет о той жрице.

— Ребята поехали прочесывать леса под Гирсу, — сказала Амти. Они говорили очень нейтрально, как будто виделись только вчера.

— Хорошо. Не уверена, что их хватит на то, чтобы прочесать все, но...

И тут Амти подалась к Мескете и крепко ее обняла. Мескете погладила ее по голове, потом сказала:

— Все.

— Просто я очень соскучилась. Без тебя все не так, понимаешь? Все ссорятся, некому их приструнить! Аштар чуть не убил Мелькарта, потому что Эли...

На лице у Мескете отразилось легкое беспокойство, однако одно это было куда более искренним, чем все причитания Хамази.

— Я вообще-то пришла по делу, — сказала Амти. — Шацар дал мне одну подсказку. И мне нужна твоя помощь.

— С каких пор Шацар дает тебе подсказки?

— Мы ведь работаем на него, — начала было Амти, но Мескете перебила ее:

— Да. Но не связывайся с ним сама, хорошо? Это опасно.

— Я понимаю. Но это правда полезно и может нам помочь. Мы должны пойти в заброшенную школу, там Храм Матери Тьмы.

— Там нет никакого Храма уже много столетий.

— Есть, я покажу. Там мы найдем обряды или что-то такое.

— Или что-то такое? Он так и сказал? — спросила Мескете.

Тем не менее она резко поднялась из-за стола, как будто то, что говорила Амти было ее единственным предлогом для того, чтобы покинуть опостылевший ей замок. Как будто ей было важно не столько, что они там найдут, сколько сама возможность хоть на пару часов перестать быть царицей.

— Не совсем так, — ответила Амти, прихватив с собой целое яблоко, она грызла его на ходу. — Он сказал: поищи там древнейшие обряды. Может быть, ты найдешь что-то, что угрожает сейчас твоей подруге. Не уверен, что это полезно в поиске. Но ты можешь понять, с чем вы столкнулись. Это цитата. Знаешь, я думаю похититель, это кто-то важный для него.

Амти вдруг подумала, а если это ее мама? Может, он не позволил ее убить? Шацар ведь любил ее мать, она чувствовала это во сне. Было бы так славно увидеть ее еще хоть раз, даже изуродованную тьмой, даже ставшую безумной.

Впрочем, Амти посмотрела на Мескете, у нее была женщина, которая практически заменила ей маму. Шипы под скулами Мескете казались Амти еще одним рядом жутких зубов.

Теперь, по крайней мере внешне, она переживала не по поводу того, что выдавало в ней Инкарни, а по поводу того, что выдавало в ней человека. Они вышли из замка, и Мескете прикрикнула на стражников:

— За что я вам плачу, идиоты?! Еще раз увижу, чем вы здесь занимаетесь, и вам нечего будет ставить в игре.

— Но мы ставим не вещи, — ответил один из них, с головой крокодила. — А жизнь!

— Да, — сказала Мескете. — Именно.

По дороге Амти рассказывала Мескете о своих снах про Шацара, о его жизни в самых мельчайших подробностях, которые у нее только получилось запомнить. Люди, которых они встречали, падали на колени, и Амти пару раз оборачивалась, чтобы найти глазами Царицу, она все время забывала, что новая царица идет рядом с ней.

Мескете шла мимо своих подданных, не обращая внимания. В этом не было надменности, скорее казалось, будто Мескете не понимает, что ей оказывают царские почести.

Когда они вошли под сплетение голых ветвей деревьев, Мескете спросила:

— И что ты думаешь о нем?

Амти посмотрела вверх, на медное небо между ветвей. Переплетенные пальцы, сломанные кости, спутавшиеся нити — столько всего казалось в темноте Двора.

— Думаю, — засмеялась Амти. — Он резко на тебя похож. Необщительный культист.

Мескете издала звук, который сложно было при всем желании принять за смех.

— Вряд ли мы родственники.

— У нас маленькая популяция, мы все фактически родственники, — сказала Амти, подумав, что фразу построила в точности как Шацар.

Они вошли в холл, и Амти почувствовала, что знает здесь каждый уголок, столько раз она видела эту школу во снах, столько раза видела ее живой, наполненной галдящими детьми или притихшей в ожидании уроков.

Амти, казалось, целую жизнь прожила вместе с Шацаром. Она знала, где спрятаны его дневники, знала даже, что в них написано.

Амти и Мескете прошли в библиотеку. Мескете не спросила ничего вроде: ну и? Однако усмешка ее была очень красноречива. Амти нахмурилась, потом вытянула руку, показывая, что все у нее под контролем.