— Ну-ну, милейший, давайте без истерик. Отдыхайте, набирайтесь сил. Мы позаботимся о вашей знакомой.
Гид повесил трубку. 'Они позаботятся', еще бы. Как будто ему неизвестно что у богадельни Гартоха практически нет агентов, способных исполнить ликвидацию на приличном уровне. Собственно, у них вообще нет людей. Привыкли, мерзавцы, загребать жар чужими руками. Чистенькая Европа в безупречных сиреневых кальсонах. Рюмку коньяку предлагает, урод...
Куратор с трудом открыл золотую плоскую табакерку, насыпал дозу на зеркало. Кокаин в октябрьской России немыслимо дешев. Зажатая между средним и указательным пальцем визитная карточка выстроила ровную дорожку. Действительно, остались сутки, чуть больше. Рассеюшка вздрогнет, а умные люди отбудут с прибылью.
* * *
У казармы фабрики Ерохина
43 часа до часа Х.
Сумрачно шагал Борька по темной улице и досадовал на обстоятельства, особенно на левую руку. Хотя, что рука?! Ну, забинтована. Разве это повод оставлять бойца без дела? Браунинг в кармане готов к делу, а команда к нынешнему заданию все равно с единственным пулеметом вышла, да и тот взяли на всякий случай.
Борька глянул на подпорченную руку — белела повязка, хотя порядком уже замусолилась. Нужно было поверх чем-нибудь замотать, а то, правда, как какой-то больной-увечный.
Шел товарищ Сальков на квартиру к командиру группы, взять дяде Филимону табака, да напомнить Глафире, чтоб не дурила. Последнее, конечно, было главнее, поскольку курево у дяди Филимона явно оставалось. Ну, раз намекнули, так чего в обиде и безделье сидеть. Дело не боевое, но все равно дело.
Улицы были безлюдны, налетал ветер, рвал полу длинной куртки, норовил сорвать натянутую до ушей кепку. Вот же город эта северная столица: улицы просторны, в погожую пору вроде и красивы, а в непогоду разом норовит выдуть человека прочь: катись тогда хоть до Финляндии или кувыркайся кривохвостым воздушным змеем по облакам до самого Ревеля.
Не без облегчения юркнул Борька в знакомую дверь полуподвала, поправил кепку и постучал, стараясь колотить по-воспитаннее.
— Есть кто? От Филимона Кондратьича я.
— Не ломись, узнала, — не особо приветливо ответили за дверью и лязгнули запором.
— Я по делу, — немедля заявил гость, входя в тепло. — Просили табака взять и узнать — ужинала или опять постишься?
— Дурак, что ли? — поинтересовалась Глашка. — Хоть бы 'здрасте' сказал. Иди руки мой, накормлю.
— Руки я, допустим, помою, — согласился Борька. — На мне сейчас воды двойная экономия, так отчего не помыть. Ты на вопрос-то ответь. В себя пришла?
— Знаете, Борис, а давайте я вас по башке сковородой приголублю? — с определенной официальностью предложила Глашка. — Чтоб вы не в свое дело не лезли.
— На 'вы' не надо, не графья. Сковородкой можешь стукнуть, если тебе легче станет. Но осторожно! Я и так приболел, — гость показал забинтованную ладонь.
— Сунул куда не надо, — догадалась девчонка.
Борька пожал плечами:
— Что скрывать, случаются ошибки. Значит, руки мыть?
Аппетитно шкворчала разогреваемая картошка. Нашелся у хозяйки и хлеб, черный, с сомнительными комками в мякоти, но все равно вкусный.
— Отстояла я в очереди, все равно делать нечего, — пояснила Глашка. — Говорят, скоро в город муки завезут. Казаков с фронта вызвали, чтоб спекулянтов ловили.
— Врут, — заверил гость, старательно присыпая ломоть крупной солью. — Делать казакам нечего, как хлеб рабочему населению направлять. Им бы нагайкой махать, приварки к жалованью считать, да из карабинов в народ палить.
— Вы бы осторожнее, — помолчав, сказала девчонка. — А то и правда, из карабинов...
— Мы-то что? Мы работаем.
— Ага, я-то и не догадываюсь. Отец хоть наврать умеет, а ты...
— Новое дело — что ж, у меня и фантазии нет? Я, если хочешь знать, рассказ сочиняю, — Борька стукнул по нагрудному карману тужурки.
— Про работу? — усмехнулась Глашка.
— Нет. Про будущую жизнь. Как оно все должно стать, когда правда победит, и мы буржуев окончательно выгоним. Но сложно сочиняется. Нужно же, чтобы и правильно, и чтоб верилось. Тонкое дело.
— Куда уж тоньше. Ты в церковь сходи, примерься. Там и правильно, и с верой, и с благостью. Потому ни единому слову и не веришь, — хозяйка поставила на стол шипящую сковороду.
— Сравнила! — Борька сглотнул слюну. — У попов уж тысячу лет все отрепетировано. Только пришли новые времена и вот оно как на ладони: вот мы, вот дорога, а там светлое царство социализма. Понятно, дорога со всякими оврагами, ущельями и болотами. Да и враги не дремлют! Зато путь ясен. Будто зажегся на башне прожектор и врезал лучом на сто верст вперед.
— Как бы мы не ослепли под таким светом, — засомневалась Глашка, подавая ложку.
— Прожектор врага слепит, а не нас, — заверил товарищ Сальков. — Идея мне ясна, но как это отобразить в предложениях, запятых и смысле? Сюжетом это называется. Думаю, нужно с боев начать. Все ж сраженья в основе идут. Вот рабочий отряд. Кругом измена! Жандармы, казаки, царская гвардия пушки выкатывает. Почти все уж в плену. Командир убит...Патронов мало, связник контужен. Знамя на баррикаде сто раз пробито. Дым, грохот! Одна надежда на бомбы! Но отобьемся!
— Начало шумное, — одобрила девочка. — Хоть в рассказ, хоть в синематограф под фортепьяно. Но пока в этаком грохоте светлого будущего не видно.
— Встают заводы, смыкаются шеренги, подошла помощь. Далеко отброшен враг. Строится дорога. Вот мост! Подвозят рельсы, стучит паровой молот. Спеет рожь на полях. Не спят часовые. Движется вперед головной дозор с броневиком. Кавалерия прикрывает...
— Ложкой не маши, все ж не шашка и не бомба. Хороший рассказ, только уж очень боевой. Может, парк какой-то должен быть? Карусель для ребятишек. Квас и мороженое по воскресеньям?
— Квас и мороженое непременно впишу. Карусель, гм... Не, это устаревшее. На аэропланах и дирижаблях будут все кататься. Нам Лев рассказывал — воздухоплаванье скоро станет очень развитое и всеобщее. Вроде трамваев — куда надо, туда и лети. Но про парк и театр непременно нужно вписать. И про людей. Про тебя, к примеру.
— Про меня нельзя, — тихо сказала Глашка. — Я грязная. Напачкаю в вашем светлом будущем.
Борька отвечать не спешил, отскреб от сковороды вкусную корочку-поджарку и лишь потом спокойно ответил:
— Не дури. Какое без тебя светлое будущее? Для кого его строить? Для сказочных Дюймовочек? То вовсе будет глупо. Мы не сказочники. Мы кого надо поубиваем, очистим, отскребем мир от всех гадов. До самого дна отскребем. А про тебя я непременно напишу. Потом, когда научусь.
— Про меня все равно не напечатают. Про порченых никто не пишет.
— Вот странно ты рассуждаешь. Я же говорю — мир новый будет. И книги новые. Чего мы, писатели, правды должны стесняться? Но дело не в том. Ты сама новую жизнь будешь строить. Может, и книги сочинять начнешь. Романы!
— Я?! — ужаснулась девочка. — Вот еще не было печали. Я едва писать умею. Меня отец учил, а он и сам-то...
— Дело поправимое. У меня все же Реальное за плечами, подтянем грамматику живо. Да и не в ней суть. Подумаешь, гласную не ту или кляксу шмякнешь. Ты вдумайся — мир заново отстроим! Неужели в стороне останешься? Буржуев ликвидируем, попов к чертям выгоним, бедность изживем, войны отменим. Электричество светит, паровозы свистят, грузовики несутся, сады по каждой улице — а ты в стороне мнешься?!
— Могу картошку жарить. Похоже, шагая по светлому пути, лопать вы будете исправно.
— Так работы много, силы нужны, — Борька с некоторым стыдом глянул на опустевшую сковороду. — Извини.
— Я не к тому, — улыбнулась Глашка. — Кушай, я на вас с отцом готовила. Сейчас чаю налью. Но вообще этот светлый путь — уж очень сложное дело.
— Еще бы! Было бы пустяковое, без нас бы справились.
И была поставлена перед будущим писателем товарищем Сальковым знакомая чашка с голубым ободком, был разрезан ломоть хлеба, что с крупной солью не хуже любого пирожного. И вернулся разговор к рассказу о будущем. По всему выходило, что написать про светлое, сияющее и очень-очень хорошее мирное будущее, посложнее, чем изобразить сотню героических сражений.
* * *
Конспиративная мастерская
42 часа до часа Х.
— Завтра руководство Центра с вами встретится. Наверное, под вечер, раньше не выйдет — загружены мы по горло, — как обычно скороговоркой зачастил связник. — А сейчас срочное задание. Не хотели вас, боевых товарищей, тревожить, но больше некому. Уж очень новости опасные. Стрелять не требуется, но ехать нужно срочно.
— Чего и куда? Ты толком говори, — постарался не раздражаться Гаолян. Стоящий рядом Андрей-Лев тоже заметно кривился...
Связник Центра — невысокий, чернявый человечек, — был торопыгой еще тем. Имел подпольный псевдоним — Бен Ганн, говором напоминал выкреста откуда-нибудь из Жмеринки или Барановичей. Гаолян ничего против иудеев не имел, среди них тоже достойные товарищи с рабочими руками и ясным сознанием попадались, но нарочито вворачиваемые связником местечковые словечки порядком раздражали. Словно в спектакль играет этот Ганн. Вроде и дела ему серьезные доверяют, и политически подкован — словами из газеты наизусть шпарит — а все одно на комедианта смахивает. Впрочем, Центру виднее кого посылать.
— На Волково поле едете. Груз нужно забрать. Особо важный! Довезти до Смольного, сдать под охрану. Только тихо, только скромно, ой вэй, только без шума. Машина вас ждать на Миргородской будет, там кошерно. Шофер один, но с погрузкой вам на месте помогут.
— Это в Воздухоплавательной школе, что ли? — удивился Андрей-Лев.
— Точно. Ой вэй, ты же там все знать должен, — не очень натурально обрадовался связник, хлопая себя по карманам серого теплого френча. — Пропуска, накладная — вот они!
Было понятно, что Центр знал, кого посылать. Вот только зачем скрывать и наводить тень на плетень? Черт ее поймет, эту конспирацию. Сам Гаолян Воздухоплавательный парк, конечно, знал, учебные полеты аэропланов и шаров-аэростатов порою наблюдал, но бывать на территории не приходилось. Взлетное поле, всякие ангары, эллинги и склады — запутаться легко. Хорошо, что знающий человек проводником будет.
— Что за груз? — уточнил Андрей.
Связник оглянулся, хотя и во дворе, и в подворотне было пусто.
— В том-то и дело, товарищи. Авиабомбы там. И не простые. Есть сведения, что офицерье из Генштаба о них сегодня припомнило. Уже посылали прощупать. Потому и нужно их побыстрее под надежную охрану поместить, — Бен Ганн вновь оглянулся. — В общем, дело такое срочное, что аж синагога дымит и пахнет.
— Зажигательные бомбы, что ли? — подозрительно уточнил инженер. — Так их перевозить нужно с предосторожностями.
— Хуже, — прошептал связник. — Газ там. Ядовитый. Еще при царе экспериментальную партию сделали. Самодержавные душегубы напридумали, проклятье на их зловонную тусовку.
— Да вы с ума сошли?! — чуть не заорал Лев. — А если разгерметизация?! Понимаете, что будет?
— Не кричите, — зашипел связник. — Уж год хранятся эти самые бомбы и ничего. Там все запаяно, закручено, проверено. Везите осторожно. Вот если до них офицерье доберется, да на аэроплан прицепит... Нет у Центра уверенности, что в Гатчине все летчики за нас. Представляете, если на город скинут?!
— Да быть того не может, не рискнут. Мы же их тогда до последнего... Черт, нужно забирать. А если поганые бомбы в машине растрясет?! — пробормотал оторопевший Гаолян.
— Они в специальных ящиках, — заверил Ганн. — Если вдруг течь или еще какая неполадка, так вы на складе противогазы получите. Товарищ Лев наверняка знает, как их натягивать, да и с бомбами как инженер вполне разберется. Поймите, кого нам еще посылать? Если поцев Красной Гвардии снарядить, так какие у нас гарантии что не уронят или не полезут проверять?
— Слушай, Ганн, идите вы в жопу с такими доверительными поручениями! — не выдержал Гаолян. — Тут специалистов, химиков нужно.
— Не ори! — вновь зашипел связник. — 'Специалистов'... А вы кто? Он — инженер, ты — бывший бомбардир, вояка, с боеприпасом шутить не будешь. Да и что страшного? Там вроде хлор — газ тяжелый, если растечется, выскочите, да отбежите в противогазах. Если знаешь, что везешь, так и осторожен будешь. Не взорвутся же бомбы сами по себе. Их с аэроплана или хотя бы с высотной крыши кидать надо. Так, товарищ Лев?
Андрей-Лев неохотно кивнул.
— Сдадите под расписку, — вновь зачастил связник. — Подвал для них уже приготовлен. Там пусть хоть как растекается — только мышей потравит. Потом найдем химиков, ликвидируем отраву. Главное, чтоб в руки Временного не попало — там гои в отчаянии чахлые пейсы рвут и вовсе озверели. Да, на грузовике прикрытие маскировочное есть — вдруг кто заглянет? В общем, Центр все предусмотрел, — Бен Ганн нетерпеливо затоптался на месте. — А где ваш третий? Бориска где?
— Руку повредил, — угрюмо пояснил Гаолян.
— Жаль. Толковый паренек, на таких мы и надеемся. Хотел я ему еще раз геройскую руку пожать, — огорчился связник. — Вы не тяните, до рассвета управиться нужно.
Боевики шагали по улице.
— Зря пулемет тащил, — прервал нехорошее молчание Гаолян, щупая под шинелью увесистый корпус германской скорострелки. — Кажись, мы сегодня и без пулемета, тогось...
— Черт его знает, что за ерунда, — мрачно ответил инженер. — Нет, сами по себе бомбы не так опасны — если будем начеку, даже при утечке летальную дозу не вдохнем. Но само по себе... Неужели правительство в Зимнем на такое преступление готово?
— А что им, гадам, остается? Чуют, что последние деньки приходят. Мне тоже не особо верится, но ежели есть опасность и возникли этакие подозрения, лучше прибрать бомбы.
— Но не в Смольный же?! Такую дрянь нужно куда-то подальше от людей отвозить! — резонно возразил Андрей.
— Куда? Видимо, сомневаются в ВРК, раз под надзором решили хранить. А то отвезешь отраву подальше, а враг подхватит, да тебе же на голову и швырнет. Тьфу, навыдумывали гадости. Как ее везти прикажешь?
Грузовик ждал в условленном месте: двухтонный 'Рено', груженый не особо тяжело, но неприятно.
— Этого еще не хватало! — пробормотал Андрей, глядя на уложенные в кузове штабелем новенькие гробы.
— Брось, куда нам суеверничать, покойников мы точно не боимся, а здесь их и вовсе нет, — Гаолян направился к нервно курившему шоферу-солдату.
Водитель сходу начал жаловаться, что ждет уже полчаса, что у гаража перехватили, даже поужинать не дали, и вообще, 'куда и что' не объяснили. Гаолян сказал, что ехать недалеко и нужно побыстрее заводиться.
Завелись, покатили. От неприятного груза в кузове пахло свежей стружкой, Лев оседлал один из гробов, на выбоинах мостовой дощатые короба последнего упокоения издавали сырой стук, видимо, прогулка и им была не в радость.
Ехать до Волкова поля было не слишком далеко, грузовик выкатил на Заставскую улицу. Где-то здесь должен был быть пост с часовым, но машина благополучно проскрипела мимо пустующего навеса, въехала в распахнутые ворота.
