История вторая: Самый маленький офицер

— Что? — обернулся Заболотин. — Никак не подождёт?

Казанцев виновато развёл руками.

— Тогда вернёмся к этому разговору позже, Индеец, — вздохнул капитан и заспешил следом за Казанцевым, на ходу бормоча себе под нос: — Всё, отправляю в разведку. Может, он только со мной так ершится.

Сивка остался у палатки, провожая взглядом обоих. Вон к Заболотину подошёл Кром, вон подпоручик, штабной, куда-то умчался, а Заболотин со своим другом отправились дальше вдвоём... Мальчишка сплюнул, огляделся и забрался в палатку. В окружающем мире чего-то не хватало, словно выцвело.

... У Заболотина настроение было не сильно лучше, хотя мир никуда не выцветал. Наоборот, в нём вечно что-то происходило, что требовало присутствия командира батальона, хоть разорвись на десяток отдельных экземпляров.

— Жор, ты какой-то нервный, — доверительным тоном сообщил капитану Кром.

— А у тебя, Кром, под началом не батальон, — сердито ответил Заболотин, — а всего одна рота.

— Вот именно, целая рота, где за каждым надо проследить, а у тебя — батальон, где смотреть приходится всего за несколькими офицерами, — не сдавался Вадим. — Что ты бегаешь за всеми, как курица-наседка? Вот ты мне скажи, — он вынул из кармана почти пустую пачку сигарет, протянул Заболотин, но тот отрицательно качнул головой, и Кром закурил сам, — было хоть раз такое, чтобы твой контроль был действительно жизненно необходим?

— Было, — Заболотин заколебался. — А что, скажешь, всё идёт совершенно гладко без моего участия, что ли?

— Вечно ты всё выворачиваешь наизнанку, — недовольно замотал головой Кром. — Твоё участие нужно, но надо же доверять людям! Если ты в одиночку выбиваешься из сил, то скинь ты хоть что-то на Аркилова!

— Он и так на связи с Центром.

— Ура, мы до этого дожили! Жора позволил начальнику штаба выполнять свои обязанности!

— Вадь, прекрати клоунаду! — хмуро попросил Заболотин. — И без тебя голова болит.

— Болит — значит, мозги есть и работают. Радуйся ты этому лучше, а не переживай за каждого бойца в батальоне. Они сами за себя испереживаются.

— Кром, прекрати!

— Прекратил. В общем, мой тебе совет: доверяй своим помощникам, ладно? Ты же не первый день с ними... А моя рота, если тебя так интересует, в полном порядке. Если что-то случится, я сам тебе доложу первым.

— Ладно-ладно, — Заболотин огляделся и убедился в справедливости слов бывшего однокурсника. — Через полчасика зайди ко мне, поговорить надо.

— О ком? Так, про батальон в целом мы поговорили, значит, переходим на личности... — Вадим на секунду задумался. — Дай-ка угадаю: тебя беспокоит или твой Индеец, или новый... новая.

Дальше можно было и не уточнять, "новая" в УБОНе была одна.

— Горечана, конечно, не самое приятное явление природы в батальоне, но она меня не беспокоит, — отрезал Заболотин, быть может, резче, чем следовало.

— Ой ли? А может, всё-таки беспокоит? У тебя жена есть?

— Нету, — чтобы поскорее отвязаться от любопытствующего Вадима, отрезал Заболотин.

— А невеста? Тоже нет? Это как? Ты ещё скажи, что и "просто девушки" у тебя нет!

— Нет.

— Ты же всегда по части слабого пола был весь из себя рыцарь с коронным взглядом, сражающим барышень наповал! — не поверил Вадим.

Заболотин взглянул на белёсое, словно выцветшее, небо на горизонте и глубоко вздохнул, не обращая внимания на табачный дымок. Природа вокруг притихла, испугавшись появления людей, только где-то далеко-далеко в лесу протяжно кричала ночная птица, тревожно и мрачно. Капитан поёжился, поскольку от покрытой росой земли уже тянуло холодком, и подумал, что караульные, небось, стоят на постах и глухо ругаются сквозь зубы, чтобы согреться, ни к кому особенному не обращаясь, так, сами себе.

— Нет, Вадим, и девушки у меня нет. С Соней мы расстались ещё до войны, — вздохнул Заболотин, вспоминая хохотушку-украинку, учащуюся в МГУ на биофаке.

— Так вот почему ты рапорт подал...

— Ничего не поэтому! К чему тебе всё это знать?

— Да нет, ни к чему. Просто странно: никого у тебя нет, ты вольная птица, и уверяешь, что и в мыслях Горечаны не держишь, хотя полбатальона слышало, как ты тёплую компанию в медпункте разогнал.

— Не было ничего! Я просто зашёл её расспросить. Всё, закрыли эту тему, — отрезал Заболотин. И в кои-то веки Кром послушался.

Некоторое время оба офицера молчали, вглядываясь еле видную в сумраке наступающей ночи реку. Ведка текла стремительно, шумно вздыхая и накатываясь на берег. Ей не нравилось бежать внизу, в узком проходе между двумя холмами.

Потом Заболотин спохватился и, кивнув Вадиму, торопливо пошёл прочь. Где-то за горизонтом громыхала артиллерия, словно ворочала набрякшими тучами гроза. Офицеру вдруг вспомнилась любимая поговорка старого его учителя, Нестора Сергеевича Щавеля, который часто, прищурившись, говорил какому-нибудь ляпнувшему не то курсанту: "Против пехоты кто нужен? Танки. А против танков? Самолёты. А против самолётов — ПВО, но как раз их-то вам и придётся брать пехотой, да..."

Заболотин не знал, как там насчёт простой пехоты, но вот в своём батальоне не сомневался. А после разговора с Вадимом даже готов был перестать контролировать все полтысячи бойцов и офицеров поголовно... Ну, попытаться перестать. Как только пристроит Сивку так, чтобы свои нервы сберечь в целости и сохранности.

Вспомнив про Сивку, капитан сразу вспомнил и о своём обещании. Идиотизм ситуации заключался в том, что сам Заболотин не любил "воспитательный процесс" больше Сивки, который всё переносил стоически. Но иного способа привести сознание пацана в какой-то порядок просто не было. Слова Индеец игнорировал, считая нотации чем-то несерьёзным, и в большинстве случаев был удивительно убеждён в своей безнаказанности... Выяснив, что офицерский ремень применяется не только для ношения, мальчишка, конечно, проникся, но так и не научился задумываться о последствиях.

Зато хотя бы научился эти последствия принимать и пользоваться полученным опытом в будущем. Повторения никогда не требовалось — за исключением тех треклятых "пяти попыток" в самом начале их знакомства, но о том периоде речи и не шло...

Проблема была одна. В новой ситуации, не имеющей в прошлом аналогов, всё начиналось по новой.

... Сивку искать долго не пришлось. Он сидел у входа в палатку, тоскливый и вялый, и, запрокинув голову, разглядывал тёмно-сизое небо.

— Пошли, — позвал капитан, заходя внутрь, и, подождав, пока мальчишка заберётся следом, со вздохом спросил: — Ну что, Сивка-бурка, больше при женщине выражаться не будешь?

Мальчик медленно перевёл взгляд на офицера, пару раз сморгнул и с запинкой, равнодушно отозвался:

— Это она была неправа. Чего вообще с этими именами полезла...

— Так мы уже не о причинах. Мы о фактах, — напомнил Заболотин, которому было непросто спокойно разговаривать с таким Сивкой — когда того "ломало" по ПС. Словно перегорел мальчишка после недавней выходки... — Ну?

Мальчишка опустил голову и не сказал ничего.

... — Ну что, Индеец? До медпункта дойдёшь или завтра? — спросил Заболотин, когда со всеми воспитательными мерами было покончено, и с удивлением наткнулся на гораздо более осмысленный взгляд, чем ждал. Кажется, случившееся отогнало очередной пик ломки.

Сивка шмыгнул носом и нехотя буркнул:

— Дойду, — потом ещё раз шмыгнул носом, поправил свою любимую бандану и вылез из палатки, на пороге столкнувшись с Кромом.

— Это он куда? — удивлённо проводил пацана взглядом офицер.

— В медпункт к Горечане.

— Ну-ну, — многозначительно ухмыльнулся Кром.

— Очень смешно, — с досадой отозвался Заболотин.

— Да я ещё ничего не сказал!

— А я ничего и не ответил. Пошли наружу. Ты Кондрата видел? Ну, прапора Кондратьева, из разведроты... — Заболотин не договорил, поскольку в палатку просунулась смуглая горбоносая голова.

— Я здесь, ваше высокоблагородие, — сипло произнесла она, и горбоносый ужом проскользнул в палатку. Он был брит налысо, так что затылок глянцево поблёскивал в свете фонаря, широкоплеч, а нос гостя не просто обладал орлиной горбинкой, но и слегка был свёрнут набок. Пошевелив мощными челюстями, словно что-то пережёвывая, Кондрат нехотя поднял руку для приветствия, ничуть не смущаясь отсутствием головного убора.

— Вольно, вечер добрый... Тогда пойдёмте на улицу, — поднялся с места Заболотин. — Потолковать надо. Можно даже сказать — посоветоваться... Особенно пока Сивка не вернулся.

Не успевший далеко отойти — налетел впотьмах на разведчика, был взят за шкирку и аккуратно отставлен в сторону — пацан удивлённо остановился, потом припустил в два раза быстрее. Извинится, куда денется...

Интересно, зачем командиру этот лысый Кондрат понадобился?

8 мая 2013 года. Забол, Горье

Алёна грустила и обиженно молчала вплоть до того момента, как они подошли к машине. Милиционеры переглянулись, старший по званию козырнул, и они ушли. Врач выказал желание осмотреть рану, но Сиф забрался в микроавтобус и оттуда уже буркнул:

— Просто оцарапало.

— Рану надо обработать, — непреклонно ответил доктор, забираясь следом. У двери маячила Алёна, не решаясь лезть обоим под руку.

— Залить перекисью — и готово, — не сдавался Сиф, которому больше всего на свете сейчас хотелось отрубиться и не чувствовать раны.

— А так же вколоть обезболивающее и перевязать. Снимите рубашку, сдарий... фельдфебель, да?

— Фельдфебель.

— Здесь есть аптечка, — наконец неуверенно подала голос Алёна и, не дожидаясь согласия, полезла за чемоданчиком. Врач не стал возражать, решив, видимо, как можно меньше спорить — быстрее сможет обработать рану.

— Сдарий фельдфебель, рубашка, — только напомнил он терпеливо.

Сиф буркнул что-то, смутно похожее на согласие, аккуратно сел на край сиденья, тронул рубашку и замер, мужественно грызя губу. Смертельно хотелось рыдать в голос.

— Ой, Господи... — потрясённо воскликнула Алёна, когда Сиф, сжав зубы, оторвал от "царапины" вспоротую выстрелом ткань.

— Хорош? — севшим голосом поинтересовался мальчик, с каким-то мстительным удовольствием наблюдая, как прирождённый цыганский загар с Алёны сходит. Она не побледнела, а посерела.

— Х-хорош, — сглотнув, девушка отвернулась.

— Комплименты будете расточать сдарию фельдфебелю потом, — прервал их врач. Сиф его только сейчас соблаговолил разглядеть: невысокий, с аккуратной седой бородкой мужчина, улыбка мягкая, но взгляд — непреклонный. Такого не переупрямишь...

— Да вот вам моя спина, — офицерик повернулся так, чтобы было удобнее осматривать рану. Он очень старался говорить и выглядеть бодро, но всё равно чувствовал, что выглядит не лучше Алёны. Наверняка бледный, как болотное молоко, с искусанными губами... красавец, одним словом. Ещё и руки, кажется, дрожат. Главное, чтобы у врача не дрожали.

Но опасения Сифа не оправдались. Руки у мужчины были твёрдые и аккуратные. На фоне боли их прикосновение почти не чувствовалось.

— Так, а теперь не дёргайтесь, раз, два... — на лёгком выдохе "три" шприц впился в многострадальную спину чуть ниже, и Сифу очень-очень захотелось в голос завыть на воображаемую луну. Но он сдержался, напоминая себе, что давным-давно пообещал командиру при девушках не выражаться, и, не дыша, принялся беззвучно считать до десяти, сорвавшись на четвёрке и судорожно выдохнув:

— На-авкино молоко!

— Потерпите, — невозмутимо отозвался врач, вынимая шприц. — Э-э... будьте добры, откройте перекись, — повернулся он к Алёне.

Раздался смачный "чпок", и Алёна жалобно спросила:

— Может, лучше в какой-нибудь травмпункт, а?

— Лей! — зверским голосом приказал Сиф. — Потом... поговорим... Н-на-авкаже блато! — от незабываемого ощущения шипучки на ране, он перешёл на забольский. — Кагдеж безбальне подея, навкаже малько погочури тева!

— Э-э... Сиф, что ты сказал? — уточнила ошарашенная Алёна. Сиф, до этого момента бледный, покраснел пятнами:

— Это... я про обезболивающее...

— А "навкаже малько" как-то там дальше? — любознательно спросила девушка, радуясь, что Сиф отвлёкся от боли.

Мальчик сглотнул, и красные пятна на лице стали ещё ярче:

— Это непереводимый оборот... совсем непереводимый... только командиру не говори, что я так, э-э... выражался при тебе. И вообще не повторяй эту фразу.

— Ну а примерно хотя бы что значит? — не отступалась Алёна, всегда интересующаяся иностранными языками. Врач закашлялся, и в кашле Сиф расслышал с трудом сдерживаемый смех, отчего лицо ещё больше налилось жаром.

Но упёртая Алёна не отставал, и нехотя офицерик ответил:

— Ну, "навакаже малько" — это "навкино молоко"... — на этом он замялся и дальше переводить отказался наотрез. — Давай уж лучше ссадины на коленях залью, — забрал он у Алёны перекись. — Хорош я, навкино молоко. Колени в болото, спина в болото, а уж про одежду вообще молчу...

— Сначала надо перевязать. Колени обработаете сами? — отвлёк их врач.

— Да, — Сиф кивнул, и от этого непродуманного движения из горла вырвался короткое поскуливание.

Врач, не обращая на лишние звуки внимания, принялся туго бинтовать рану. Поскуливание не повторялось, но в тихом, почти неслышном шипении Алёне почудились уже знакомые слова: "навкаже", "погочури"...

Когда с медицинскими процедурами было покончено, врач попрощался и ушёл, а Сиф прислушался к себе, глубоко вздохнул и с наслаждением произнёс:

— Не прошло и года... Поехали в гостиницу? До чего приятно не чувствовать спины и шеи, ты бы знала!

— А может, всё-таки в больницу? — Алёна послушно перебралась на водительское место.

— Мне, Алёна Алексевна, его высочество дал приказ, — вспомнил отчество Алёны Сиф. — И было прямым текстом сказано: в гостиницу. Там и врача вызовем, если... что, — мальчик почему-то отвернулся, будто подозревал своё тело в чём-то, но голос остался всё таким же жизнерадостным: — Пуля-то не засела, так что всё... отлично.

Последнее слово Сиф постарался произнести не слишком саркастично.

— Как скажете, Иосиф Кто-вы-тамович, — церемонно отозвалась Алёна, заводя мотор.

"Поэтому вы, Иосиф Константинович, отправляетесь к Алёне Алексеевне в машину. И это — не обсуждается..."

Вспомнив слова князя, Сиф несколько озадаченно повторил вслух:

— Иосиф Константинович...

— Надо будет запомнить, — решила Алёна, потом спохватилась: — Подожди, это откуда у тебя такие познания о своём имени?

— Меня так князь назвал недавно. Константинович... — Сиф задумался. — Это получается, имя в честь Великого князя, отчество в честь самого Государя... Одна фамилия не царская, — он даже рассмеялся, немного искусственно. — Впрочем, оно и ясно: фамилию придумывал полковник. А имя сам Великий князь давал. Ну, как недавно выяснилось.

— А ты что, раньше не знал, кто тебя назвал? И... причём тут Иосиф Кириллович?

В голосе девушки проскользнули нотки... ревности?

— Хватит тарахтеть на месте, поехали уже, — довольно прямо сменил тему Сиф, но цыганское упрямство не дало Алёне так просто успокоиться.