Отдельной строкой стоит изготовление оружия — его каждый делает сам для себя и у соседей, за редким исключением, не покупает. Почему — не знаю, здесь имеется явно выраженное влияние местных религиозных предрассудков. Якобы изготовленное своими руками оружие никогда тебя не подведёт, в отличие от чужого, способного в самый ответственный момент предать своего хозяина. Подозреваю, что аборигены вообще одушевляют своё оружие, наделяя его чертами полноценной разумной личности, что, по моему мнению, абсолютный ненаучный бред. И если с магией я за время, прожитое в деревне, уже как-то смирился — сложно отрицать очевидное, к тому же сама магия есть, по моему разумению, не что иное, как особая форма энергии, которой местные жители научились управлять, то души — это уже мистика. Поверить в то, что у оружия может быть душа, так же сложно, как поверить в богов...
* * *
Всё время, пока я жил в деревне и изучал её быт, Ирума готовилась к нашему походу в столицу. Или делала вид, что готовилась. Я ей не мешал, помня данное ею обещание и наблюдая видимые результаты процесса подготовки. Хитрость девушки я обнаружил лишь спустя достаточно продолжительное время, когда все мыслимые и немыслимые сроки давно уже прошли, а мы так никуда и не выдвинулись. Более того — наступила осень, проявившаяся в данной местности наступлением сезона дождей. На мой прямой вопрос о конкретной дате выхода девушка ответила:
— Наступил сезон дождей. В дождь идти нельзя.
— А почему тогда мы не вышли раньше?
— Раньше я была не готова к походу. И ты не был готов. Дальний поход требует серьёзной подготовки. Оружие, одежда, обувь, запасы в дорогу.
— Сейчас готова?
— Сейчас — да, но в дождь идти нельзя.
— Почему?
— Лес плохой, — как непонятливому ребёнку объяснила мне девушка, — всё промокло, негде спать, зверь пугливый и охота плохая. В дождь идти нельзя, надо сидеть дома и дожидаться весны.
— А весной идти можно?
— Весной — можно.
— Тогда готовься к походу. Как только наступит весна и прекратятся дожди — мы выходим. Или ты забыла о своём обещании?
— Я помню о своём обещании, Кейт, и доведу тебя до столицы...
Так я остался в посёлке до весны.
* * *
Отступление шестое. Окаана, резиденция клана Торуга...
— Госпожа, аудиенции с вами пыталась добиться незнакомая девушка, представившаяся Линнеей. Принадлежность к клану она озвучить отказалась.
— Она была записана на приём? — бесстрастный голос женщины с безукоризненно красивым и одновременно мраморно-холодным властным лицом, расположившейся в высоком кожаном кресле матриарха правящего имперского лана, был обращён к почтительно склонившей голову секретарше, каменным изваянием замершей на проходе.
— Нет, госпожа, и я не рискнула записывать её без вашего указания, — голос секретарши буквально сочился почтением.
— И где она сейчас?
— Она ушла, госпожа. Прождала в приёмной почти двадцать нун, после чего поднялась, развернулась и ушла.
— Так просто ушла? — бровь матриарха приподнялась, выражая лёгкое недоумение. — Ничего не сказав?
— Она сказала... — секретарша помялась с ответом, но всё же продолжила:
— Она сказала, что пришла напомнить клану Торуга о долге перед ней. Ещё она сказала, что за прошедшее время этот долг значительно вырос. И ещё... Ещё она сказала, что на первый раз она прощает клану Торуга такое пренебрежение фактом её прихода, но в следующий раз она не будет столь великодушна, и если её не примут немедленно, то кому-то из нашего клана придётся заплатить за подобное оскорбление жизнью.
— Она посмела угрожать правящему клану? — удивление всё же пробило маску невозмутимости на лице матриарха.
— Я не вправе судить, госпожа, — секретарша непроизвольно вздрогнула под направленным на неё суровым взглядом сидящей в кресле женщины, — но мне показалось, что эта Линнея не угрожала, а просто констатировала факт. Информировала нас о том, что если в следующий раз её не примут, то в клане Торуга кто-то умрёт.
— И всё же это прямая угроза, — задумчиво пробормотала матриарх, — куда ушла эта Линнея, проследили?
— Нет, госпожа, — ещё ниже склонив голову, покаялась секретарша, — выйдя за дверь приёмной, она как будто исчезла. Из здания резиденции она не выходила, в самом здании её тоже нет, а все видеокамеры на подходах к вашему кабинету неожиданно вышли из строя.
— Значит, наша таинственная посетительница хорошо подготовилась к своему походу, — уверенно прокомментировала услышанное матриарх. — Передайте службе безопасности, чтобы собрали на эту Линнею как можно более полное досье и представили его мне... Скажем, послезавтра. Хотя нет, никому ничего не говорите, я сама дам указание кому нужно.
— А что делать мне, госпожа? — переспросила секретарша. — Ведь эта девушка обещала прийти ещё раз, и вряд ли она надолго отложит дату следующего визита.
— Как только появится — немедленно вызывайте службу охраны, пусть она разбирается с этой наглой незнакомкой! Никто не имеет права угрожать правящему клану империи!
* * *
Весной выяснилась одно очень интересное последствие моего проживания в доме Ирумы. Впрочем, будь я умнее, я мог бы об этом последствии и догадаться — оно возникает всегда после близкого общения между мужчиной и женщиной. Короче, и Ири, и её сестра оказались беременны. Так как у обеих женщин кроме меня никакого другого мужчины не было, вопрос об отцовстве даже не стоял.
Узнал я о последствиях приятно проведённых ночей по естественному спутнику беременности — токсикозу. В неявной форме страдали им обе моих женщины — и Ирума, и Лания, причём им почти удалось скрыть от меня внешние проявления своего интересного положения. Токсикоз проявлялся у дам лишь в лёгкой форме, причём исключительно по утрам, когда я сплю, а всё остальное время они демонстрировали обычную активность и абсолютно не страдали отсутствием аппетита. И всё бы ничего, подобное состояние у женщин, как правило, в скором времени проходит само собой... Но тут как раз закончился период дождей и я стал усиленно готовиться к походу, выдвигаясь на пробные короткие двух — трёхдневные переходы по лесу для того, чтобы привыкнуть к грузу вещей за моими плечами, уложенному в специально изготовленный к походу крепкий кожаный рюкзак, и притереться к сшитой по моим меркам новенькой одежде и, что самое главное, к новой, прочной, рассчитанной на продолжительные переходы обуви. В эти краткосрочные, но от этого не менее напряжённые вылазки с непременными ночёвками в лесу мы отправлялись вдвоём с Ирумой, и женщина оказалась вынуждена находиться перед моими глазами круглые сутки, она даже спала со мной в обнимку. Разумеется, в первый же наш выход утреннюю тошноту Ируме скрыть не удалось, но по первому разу я не придал ей значения — мало ли что съела женщина на ночь, да и темп накануне я задал приличный, причём поддерживал его на протяжении всего пути. Тошнота, повторившаяся на следующее утро, уже вызвала подозрения, а после третьего раза подряд Ирума была вынуждена признаться. Да, давно я так не ругался. И если бы не клятвенные заверения женщины, что беременность совсем не мешает ей ходить, а добраться до столицы мы успеем задолго до того, как наступит срок рожать, я бы не знаю, что с ней сотворил. Прибить бы, конечно, не прибил, но нашёл бы иной нелетальный способ объяснить, как она неправа. Выяснив, что, задав хороший темп с самого старта, мы сможем добраться до столицы месяца за четыре, в крайнем случае — пять, успев до начала следующего сезона дождей, я назначил конкретную дату нашего выхода — через месяц. Тем более что сейчас, когда основной период дождей уже прошёл, но небо периодически продолжало хмуриться и неприятно моросить, по лесу передвигаться оказалось действительно тяжеловато — не просохшая после продолжительных дождей почва, устланная толстым слоем промокшей палой листвы, пружинила под ногами, и сил на каждый шаг приходилось затрачивать значительно больше. Зато в этом месяце у нас выдалась неплохая возможность потренироваться на выносливость, что я и высказал Ируме. Она молча, склонив голову, согласилась с моим предложением, признавая мою правоту.
Теперь на ближайший месяц наш распорядок выглядел примерно так — мы набирали продуктов на четыре-пять дней пути, брали оружие, запасную одежду, плащи, и выдвигались в поход в сторону... Да в любую сторону, лишь бы на нашем пути ничего, кроме густого девственного леса, не встречалось. Двое-трое суток тяжёлого марш-броска по лесистой, местами пересечённой местности, и мы, развернувшись, топали обратно параллельным курсом. Придя в посёлок — обычно это событие происходило ближе к вечеру, — мы отмывались от многодневного пота и грязи, неизбежных в дальнем походе, чинили одежду, приводили в порядок оружие, спали на нормальных кроватях и спозаранку, легко позавтракав и закинув в рюкзаки очередную порцию еды, отправлялись по другому маршруту. Ирума против подобного режима не возражала, да и тошнить по утрам её перестало. Вообще девушка оказалась намного выносливее меня. Когда мы после очередного дневного марш-броска останавливались на ночёвку в выбранном Ирумой по известным одной лишь ей критериям месте, я едва находил в себе силы соорудить хотя бы что-то отдалённо похожее на спальное место, после чего, падая на тонкую подстилку свеженарезанной травы, сразу же засыпал... В отличие от моей спутницы — у неё всегда находились и время, и силы для приведения своей и без того идеальной внешности в порядок, да и охотиться во время наших переходов она, в отличие от меня, не забывала. Конечно, лук, сделанный специально под мою руку Ирумой, постоянно болтался за моей спиной так же, как и тул с тремя десятками стрел, вот только ни одного выстрела по живым мишеням я из него так и не сделал — их я, в отличие от своей спутницы, просто не замечал. Для меня окружающий лес выглядел пустым и необитаемым, а то, что в нём на самом деле кипела жизнь, я узнавал только со слов Ирумы и виду вываливавшихся к моим ногам из густых ветвей ближайших деревьев простреленных насквозь жирных разноцветных птиц, мясо которых, особенно запечённое в углях, обладало восхитительным вкусом и, будучи правильно приготовленным, просто таяло во рту. Так что, помимо имеющихся в рюкзаках запасов продуктов, наш рацион периодически обогащался жареным мясом.
До назначенной мною даты выхода оставалось шесть дней — мы, в очередной раз вернувшись в посёлок и затарившись припасами, успевали совершить ещё один совместный тренировочный марш-бросок. Я, уже одетый и экипированный, собрался выдвигаться на последний перед путешествием тренировочный маршрут... И тут мои планы в очередной раз потерпели крах — ко мне, виновато смотря под ноги, подошла Ири. Без рюкзака и без лука, с которыми она в последнее время не расставалась.
— Ты что-то хотела? — спросил я её, забрасывая свой рюкзак за спину и проверяя, как закреплён лук и стрелы.
— Я хотела попросить, — опустив глаза, пискнула женщина.
— Так говори, не мнись, как девочка, — буркнул я, поглядывая на небо и прикидывая, на сколько мы уже задержались с выходом. — А ещё лучше, если мы поговорим в дороге. Кстати, а где твои вещи?
В последний тренировочный поход я хотел попробовать пройти в связке с Ирумой небольшое ущелье, которое мы недавно обнаружили в двух днях хорошего хода от деревни, для чего положил в рюкзак два мотка длинной и прочной верёвки, а также минимальный набор альпинистского снаряжения, сделанный братом Ирумы по моим рисункам. Горы на этой планете, как я уже выяснил из разговоров с аборигенами, тоже имелись — далеко не всю территорию материка занимали леса, с несколькими достаточно крупными и протяжёнными горными хребтами мы должны были пересечься по пути в столицу. Прямой дороги от посёлка до Тсаны не существовало — местным жителям она просто не требовалась, все караваны передвигались от посёлка к посёлку, накручивая лишние километры, изрядно удлиняя путь и не позволяя нам, избери мы движение по существующим маршрутам, уложиться в намеченный срок. К тому же имеющиеся дороги тоже проходили через горы, используя для их преодоления удобные, но сильно удалённые к северу и югу от кратчайшего маршрута перевалы. Путешествуя же напрямую, нам с Ирумой придётся самим прокладывать путь, а шанс с первого раза найти в незнакомых горах удобный перевал невелик.
— Если мы продолжим наши тренировки в прежнем темпе, я могу потерять ребёнка, — чуть не плача, прошептала Ирума. — Я не могу сейчас ходить так быстро и так много...
Вот так известие... А как хорошо всё начиналось! За этот месяц я набрал хорошую форму, и в день, даже по лесу, мы с напарницей проходили, по моим прикидкам, не менее пяти ши, или, используя местные меры расстояния, пятидесяти километров. Я уже выяснил, посмотрев на нарисованную Ирумой карту, что по прямой до столицы Эдема примерно четыреста с небольшим ши, которые такими темпами мы одолеем менее чем за три месяца. Поэтому я задал девушке вполне логичный вопрос:
— А как же наш поход в столицу? Ты обещала!
— Я не ожидала, что ты окажешься настолько вынослив, — добавила, опустив голову, девушка, — прости... Когда я только тебя встретила, ты двигался значительно медленнее и быстро уставал.
— Тогда, как ты помнишь, я ослаб после болезни. Или акклиматизации, как ты говорила.
— Да, теперь я это понимаю... Но я рассчитывала, что наш поход станет проходить примерно с такой же скоростью, как и тогда. Такие нагрузки я бы выдержала без вреда...
— Если мы пойдём медленнее — можем не успеть до следующего сезона дождей, — резко перебил её я. — А рожать ты, наверное, в дороге собираешься? Но, я вижу, у тебя уже готово другое предложение?
Немного помявшись, женщина тихо сказала:
Если прикажешь — выйдём в любое время, пусть даже сегодня. Пойдём так, как ты скажешь — я дойду, я сильная. Но если ты позволишь.... Позволь мне...
— Что я должен позволить? — я едва сдерживал раздражение.
— Позволь мне родить здесь, в моём посёлке! Лания воспитает моего сына вместе со своей дочерью, а мы отправимся в столицу на следующий год. Всего лишь год отсрочки, прошу...
— Моего сына! И мою дочь!! — раздражение всё же выплеснулось наружу, и я впервые накричал на свою женщину.
— Да... Господин... Твоего сына и твою дочь...
И Ирума, ещё ниже склонив голову, опустилась передо мной на колени. Создатель, что же я творю...
Бросившись к стоящей на коленях женщине, я подхватил её с земли и прижал, зарыдавшую, к своей груди. В этом году ни в какую столицу, разумеется, мы не пошли.
* * *
Год отсрочки я использовал по максимуму. Я научился сносно даже по меркам аборигенов обращаться с луком и стал считать окрестный лес своим вторым домом — ежедневные походы научили меня неплохо ориентироваться среди закрывающих небосвод деревьев и замечать то, на что раньше я не обращал внимания. Научился находить стороны света не только в ясную безоблачную погоду, но и по ночам, устремляя взгляд в усыпанное необыкновенно яркими звёздами иссиня-чёрное небо, и даже в пасмурный дождливый день по едва заметным признакам, которыми изобилует настоящий дикий лес. Я научился читать следы — пусть не так, как люди леса, но вполне достаточно для того, чтобы определить, что за зверь их оставил и в какую сторону ушёл. Научился находить воду и съедобные орехи, ягоды и травы. Научился правильно устраивать ночёвки и правильно разводить костры — тоже достаточно непростая наука. Научился прислушиваться к лесу — он больше не казался мне пустым и безжизненным, и даже стал иногда возвращаться из своих походов с добычей. Я стал настоящим лесным жителем, совсем как мои односельчане. Вот, я даже посёлок, в котором живу, начал подсознательно называть своим домом. Мои женщины единогласно утверждали, что рады за меня и гордятся моими успехами. Подозреваю, что они мне льстят — любой подросток из посёлка и сильнее, и опытнее меня. Они же здесь все маги! Правда, проверить реальное мастерство аборигенов не представляется возможным — благодаря навешенному на меня ярлыку жреца богини смерти меня все сторонятся и стараются не попадаться на глаза. Не очень-то было и нужно... Тем более, что лицезреть меня им приходится преимущественно во время немногочисленных праздников и в особых случаях, требующих обязательного присутствия жреца. На этих мероприятиях я, состроив торжественную физиономию, устремляю глаза в небо и пересказываю то, что мне шёпотом говорит на ухо местный староста. Жалоб на мои действия от богини пока не поступало...
